Последняя ночь у Извилистой реки - Ирвинг Джон (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Внешняя дверь столовой одинаково скверно открывалась и закрывалась. Если дул ветер, она еще и гремела. Вторая дверь – дверь-ширма, открывавшаяся вовнутрь, – всегда вызывала настороженность у Дэнни Бачагалупо. По чисто практическим соображениям лучше, когда дверь открывается наружу. В кухне и так бывало достаточно людно и тесно, а дверь съедала пространство. Как-то давно на кухню пожаловал медведь. Ночь стояла душная, и убогую внешнюю дверь повар оставил открытой нараспашку. Медведь легко пробил головой тонкие доски двери-ширмы и пролез внутрь.
Дэнни тогда был слишком мал и сам ничего не помнил. Потом он часто просил отца рассказать ему эту историю. Это произошло еще при жизни его матери. Она как раз уложила малыша спать и спустилась вниз, где они с мужем устроили себе поздний ужин. Вероятно, медведь был не прочь составить им компанию. Супруги ели грибной омлет, запивая его белым вином. Доминик объяснял сыну, что тогда у него была привычка выпивать и на ночь глядя его тянуло есть. (Теперь от этой привычки не осталось и следа.)
Увидев медведя, мать Дэнни закричала, отчего зверь встал на задние лапы и наклонил голову. Доминик к тому времени был уже достаточно пьян и не сразу сообразил, что к ним вломился медведь. Повар решил, будто какой-то пьяный косматый сплавщик посмел явиться на кухню и приставать к его прекрасной жене.
На плите стояла чугунная восьмидюймовая сковорода с длинной ручкой. Совсем недавно повар томил в ней грибы для омлета. Доминик схватил еще теплую сковороду и ударил зверя по морде. Удар пришелся прямо в переносицу. Медведь опрометью выскочил из кухни, размолотив дверь.
Рассказывая эту историю, повар всякий раз прибавлял:
– Конечно, дверь давно надо переделать. Она должна открываться наружу.
Если история рассказывалась сыну, Доминик произносил еще такую фразу:
– Я бы не решился ударить медведя чугунной сковородой. Я думал, то был человек.
– А что бы ты сделал с медведем? – допытывался Дэнни.
– Попытался бы договориться с ним по-хорошему. Это с людьми в подобной ситуации не договоришься.
Что скрывалось за словами «в подобной ситуации», Дэнни мог только гадать. Возможно, отец и впрямь вообразил, что защищает свою любимую жену от опасного человека?
После того случая сковорода заняла особое место в доме повара. На ней больше не жарили. Доминик отдраил сковороду и повесил на стенку у себя в комнате. Огнестрельного оружия у повара не было, и сковорода превратилась в холодное оружие на случай нового вторжения (звериного или человеческого) в кухню.
Доминик считал, что огнестрельное оружие ему ни к чему. Когда он был мальчишкой, его нью-гэмпширские сверстники сходили с ума по охоте на оленей. Доминик был лишен этого развлечения по двум причинам: во-первых, из-за покалеченной ноги, а во-вторых, поскольку рос без отца. Здесь кое-кто из сплавщиков и рабочих лесопилки охотился на оленей. Они приносили повару добычу, тот разделывал туши и часть мяса оставлял себе. Так что в столовой время от времени подавались блюда из оленины. Доминик не был противником охоты, просто сам он не любил ни мясо оленя, ни оружие. Повар видел повторяющийся сон. Он и Дэнни рассказал о нем. Доминику снилось, будто его убивают во время сна в собственной постели. Когда он просыпался, в ушах все еще звенел звук выстрела.
Итак, Доминик Бачагалупо держал у себя в комнате чугунную сковороду. На кухне хватало самых разнообразных сковородок, но восьмидюймовая лучше всего подходила для самообороны. Даже Дэнни, приложив некоторые усилия, мог замахнуться ею. Сковороды двенадцатидюймовые и в одиннадцать с четвертью дюймов все же больше годились для жарки, а в качестве оружия были слишком тяжелы. Наверное, и Кетчуму было бы трудновато отбиваться ими от медведя или нахрапистого сплавщика.
В ночь после гибели Эйнджела Поупа под бревнами Дэнни Бачагалупо лежал у себя в комнате. Его комната находилась как раз над расхлябанной входной дверью. Она опять гремела на ветру. Помимо лязганья двери до ушей мальчишки долетал шум реки. Здание столовой стояло слишком близко к Извилистой, и голос реки звучал постоянно, если только она не была скована льдом. Скорее всего, Дэнни, как и отец, заснул слишком быстро и не услышал фырчания мотора. И свет фар не полоснул по окнам. Тот, кто сидел за рулем, умел ездить в кромешной тьме, ибо луна едва пробивалась сквозь облака. А может, водитель был просто пьян и забыл включить фары.
Дэнни показалось, что хлопнула наружная дверца. Земля, раскисавшая на дневном солнце, к ночи смерзалась и становилось твердой. А тут еще и снежок выпал. Дэнни засомневался: действительно ли он слышал звук хлопнувшей дверцы. Возможно, это ему приснилось. Но шаги снаружи дома были настоящими. Осторожными, крадущимися. «Наверное, медведь», – подумалось Дэнни.
У повара на дворе стоял мясной ларь. Крышка закрывалась на крепкий замок. Внутри хранилось молотое мясо для рагу, бекон и все остальное, что не влезало в холодильник. Вдруг медведь учуял мясо?
– Отец! – позвал мальчик.
Никакого ответа.
Медведю, как и людям, было трудновато открыть входную дверь. Дэнни слышал, как зверь царапает лапой и урчит.
– Отец! – снова крикнул Дэнни.
Повар тоже проснулся и сдернул со стены чугунную сковороду. Мальчишка выпрыгнул из постели. Как и отец, он спал в теплых кальсонах и носках. Но пол на втором этаже был очень холодным, и ноги зябли даже в носках. Повар и сын быстро спустились в кухню, едва освещенную запальниками газовой плиты. Доминик обеими руками сжимал ручку сковороды. Медведь (если это был медведь) к тому времени открыл входную дверь и всей грудью навалился на дверь-ширму. Пошатываясь, медведь вломился в кухню. В сумраке поблескивали его зубы.
– Угомонись, Стряпун. Это я, а не медведь, – сказал Кетчум.
Белая вспышка, которую Дэнни принял за блеск медвежьих зубов, оказалась новенькой гипсовой повязкой на правой руке сплавщика. Повязка была внушительной: от середины ладони почти до локтя.
– Простите, что напугал вас, парни, – добавил Кетчум.
– Закрой входную дверь, а то ты мне всю кухню выстудишь, – проворчал повар.
Сковороду он положил на нижнюю ступеньку лестницы. Кетчум не без труда пытался закрыть дверь левой рукой.
– Да ты еще и пьян, – поморщился Доминик.
– У меня только одна рука, Стряпун, и я, между прочим, не левша, – сказал на это Кетчум.
– Ты так и не протрезвел, – укоризненно покачал головой Доминик Бачагалупо.
– Думаю, ты помнишь, каково… после такого, – буркнул Кетчум.
Дэн помог ему закрыть входную дверь.
– Ты наверняка голоден, – сказал мальчик.
Рослый Кетчум левой рукой взъерошил ему волосы.
– Обойдусь без еды, – ответил сплавщик.
– Надо поесть. Это поможет тебе протрезветь, – возразил Доминик.
Повар открыл холодильник.
– У меня тут мясной рулет. Он и холодным идет неплохо. Могу полить яблочным соусом.
– Обойдусь без еды, – повторил сплавщик. – Стряпун, мне нужно, чтобы ты поехал со мной.
– Поехать? Куда? – спросил Доминик, но даже Дэн своим разумом двенадцатилетнего мальчишки понял, что отец лукавит, прекрасно зная, о чем идет речь.
– Ты знаешь куда, – коротко ответил Кетчум. – Я вот только не очень помню точное место.
– Пить надо было меньше, оттого и не помнишь.
Кетчум опустил голову, качнулся. Дэнни показалось, что сплавщик вот-вот рухнет на пол. Но он устоял. Потом Кетчум с отцом стали о чем-то вполголоса переговариваться. До мальчика долетали лишь обрывки фраз. Взрослые говорили скупо, взвешивая каждое слово. Сплавщик не знал, что именно известно Дэнни о смерти матери. Доминик опасался, как бы у Кетчума не вырвалось словцо или замечание, которое сыну слышать незачем.
– И все-таки, Кетчум, ты бы попробовал мясной хлеб, – снова предложил повар.
– С яблочным соусом – пальчики оближешь, – добавил его сын.
Сплавщик плюхнулся на табурет. Руку в гипсе он осторожно опустил на разделочный стол. Трудно было представить что-либо более несовместимое, чем резкий, состоящий из сплошных острых кромок Кетчум и эта хрупкая стерильная гипсовая повязка. Она смотрелась столь же нелепо, как протез руки. (Потеряй Кетчум руку, он предпочел бы пользоваться культей, орудуя ею, как палкой.)
