Майская ночь. Утопленников не предвидится (СИ) - Шульгина Анна (читать книги без .TXT) 📗

Шульгина Анна

Майская ночь. Утопленников не предвидится

Моей подруге, замечательной девушке и просто прекрасному человечку Стасе посвящается.

   Праздник медленно, но верно приобретал размах стихийного бедствия, распространяясь на соседние дачные участки, владельцы которых исчезали во все разрастающейся нарядной толпе. Причем, нарядной настолько, что то тут, то там можно было увидеть джинсы-"варенки", в которых я сама ходила, будучи ученицей начальной школы, а то и вовсе плотные резиновые перчатки жуткого розового цвета, в которых так удобно выдирать сорняки. Хотя, какие там прополочные работы в середине мая...

   Люд уже забыл, какова была первоначальная причина сего торжества. Причина, то есть я, сидела на лавочке под навесом, стиснутая с одной стороны собственной бабушкой, а с другой - неизвестной теткой, обладательницы пышной фигуры и удивительно пронзительного голоса, от которого именинница уже оглохла на одно ухо. Полусъеденный остов теперь уже неподдающейся опознанию птички скорбно воздел вверх обглоданные, а кое-где и погрызенные ножки, словно призывая небеса в свидетели этого бесчинства.

   Лениво ковыряясь в придвинутом заботливой бабушкой тазике с винегретом, я в который раз за сегодняшний день раскаялась в неосмотрительно данном согласии на празднование дня рождения расширенным составом родственников. Поскольку ни моя собственная, ни родительская квартира такой табун стремящихся поздравить "новорожденную" просто бы не вынесли, единственным приемлемым вариантом осталась дача.

   Крепкий дубовый сруб, простоявший уже четыре десятилетия и перенесший все экономические и природные катаклизмы с невозмутимостью истинного патриарха, оказался просторнее и вместительнее наших скворечников.

   На третьем десятке гостей (некоторых из них я видела вообще впервые), мама забеспокоилась - хватит ли на всех угощений. Тут вмешалась бабушка, которая уже двое суток шаманила на кухне и гоняла меня оттуда под предлогом хронической косорукости внучки, успокаивающе похлопала невестку по плечу, уверяя, мол, еды достаточно, главное, вовремя отсеивать совсем уж сомнительных личностей, слетевшихся со всего дачного поселка на дармовщину.

   И вот уже несколько часов весь этот кагал бурно праздновал моё двадцатипятилетие, периодически уточняя друг у друга - по какому, собственно, поводу все собрались? Я же представляла, как покину это общество и отправлюсь в какую-нибудь кафешку, посидеть по-девичьи с подругами.

   Не подумайте, я очень люблю свою родню, но все же, больше на расстоянии...

   - Майка, твое здоровье! - от раздавшегося над ухом зычного крика я поморщилась, но повернулась, улыбаясь.

   И не надо удивляться - тетка звала не предмет одежды, а меня. Видимо, родителям показалось мало произвести на свет в последний весенний месяц дочь, так они ещё и назвали меня Майей. Чтобы гарантированно маялась всю жизнь.

   Кто только что вспомнил мультик про пчелу?! Он отравлял мне существование все детство, но крайняя степень позора настигла лет в восемь, когда гостила в деревне у дальней родственницы.

   В тот момент я мышью сидела в малиннике, отбиваясь от кровожадных комаров и лакомясь спелыми ягодами. Делать это приходилось тихо, потому что малинник был соседским, и бабка-владелица почему-то весьма не радовалась, заставая там кого-то чужого. Своё отношение она выражала в попытках стегануть по голым, и так исцарапанным длинными плетями, ногам свежесорванной крапивой и призывами на наши бестолковые головы внимания чьей-то матери. За повторение этих возгласом в лоне семьи я получила по губам и приказ больше никогда так не выражаться.

   Так вот, бабка Тося пробивала мощным телом дорогу в зарослях лебеды и мокрицы, воя на все лады:

   - Майка, скотина такая, кудысь подевалася?!

   Я рухнула прямо в малинник, передавив хрупким детским телом недоеденные остатки ягод и менее изворотливых из комаров, и затаилась, стараясь вообще не дышать. Бабка приближала, душа медленно, но верно отступала в район нижних конечностей, а попа заранее начала гореть и чесаться, предвкушая тесное знакомство со сжимаемой в руках женщины связкой прутьев.

   - Вот ты где, зараза рогатая!

   Я даже привстала от удивления, ибо факта наличия у себя рогов не помнила. Судорожно потрогав нечесаный сноп с посторонними включениями в виде большого, гневно застрекотавшего жука и тремя репьями, убедилась в ошибочности бабкиного утверждения, но помня о вероятности быть выпоротой, вылезать из своего тайника не спешила.

   - Иди сюда, хватит свекольную ботву жрать. И не прячь голову, я тебя вижу. Ой, доведешь, пущу под нож!

   Тот факт, что ела я совсем не сочные зеленые листья, а красные ягоды, как-то не отразился на охватившем меня ужасе ребенка, воспитанного на русских народных сказках. Тут же припомнился случай попытки каннибализма, когда Баба Яга пыталась зажарить в печи маленького мальчика. Это придало мне ускорение, но почему-то включился задний ход, вдобавок подол сарафанчика зацепился за один из кустов. Вместо того, чтобы, пригнув голову, шмыгнуть мимо растопырившейся прямо по курсу бабки, я поползла ещё глубже в кусты, но тут внесли коррективы насекомые. Ошалевшие от моей наглости комары слаженным клином пошли в атаку, избрав в качестве цели мою тощую попу, прикрытую белыми в красный горох трусиками фабрики "Ударница". Причем, похоже, метили они как раз в одну из горошин...

   Заорали мы с бабкой примерно одинаково, только я от испуга и боли, а она - от ужаса, когда из кустов на неё с завидной прытью и скоростью выскочило что-то мелкое, но голосистое.

   Пробежав несколько сотен метров, продолжая завывать на одной ноте, уже возле родного плетня я оглянулась на чуть не сожравшую меня старуху. За её спиной стояла мирно жующая рогатая морда рябой коровы, перешедшей со свеклы на растущие рядом кабачки. Как потом выяснилась, мы со жвачным были тезками...

   Пока я предавалась мыслям, кто-то из гостей затянул "Ой, то не вечер" и был с энтузиазмом поддержан всеми окрестными собаками. И в этот самый момент я поняла - пора тикать. Все равно отсутствие виновницы торжества никто не заметит, да и время ещё раннее, всего восемь вечера. Солнышко как раз расцветило воду пруда, на который открывался замечательный вид с нашего участка, в багрово-золостые тона, ветерок ласково шевелил свежие побеги камыша, словно сгибая их в поклоне перед уходящим до утра светилом, а всякие сверчки и цикады, дремавшие весь день по углам и щелям, готовились устроить свой концерт.

   До города полчаса езды, как раз успею привести себя в божеский вид перед встречей с подругами. С этими мыслями я и постаралась с максимально независимым видом просочиться между гостями в направлении моей припаркованной под старой корявой вишней "Шкоды". Побег почти удался, но тут возникло непреодолимое препятствие. Моя родная бабулечка Таня, вставшая посреди дорожки, уперев руки в бока.

   - Уже удираешь, егоза?

   - Ага, - поняв, что лучше признаться сразу, я виновато втянула голову в плечи, приготовившись давить на жалость. - Тут же моего возраста никого нет...

   - Ладно, принимается. Только сначала отнеси к Маше на участок вот это, - мне сунули в руки внушительный пакет с выпирающим из него мослом. - У неё за сараем дворняжка ощенилась, выгонять жалко, они совсем маленькие...

   - Конечно! - если кормлением приблудного животного можно отделаться от обязаловки на празднике жизни, то я исключительно "За". Выхватив из рук бабушки кулек и кивнув заинтересованно поглядывающей в нашу сторону теть Маше, я рысцой припустила вниз по улице. От нашего домика участок бабулиной подруги был метрах в пятистах, поэтому я решила немного растрясти съеденное и послушать щебет пташек, резво прыгающих в зарослях девичьего винограда, выполнявшего здесь функцию живой изгороди.