Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
— Нет, — сказала она.
Артем раскрыл альбом и, взглянув на чистый лист, сказал:
— Я вас уже написал...
Таня захлопнула крышку и, нырнув под барабан с тросом, очутилась на участке Артема.
— Покажите! — потребовала она, видя, что он прикрыл рукой альбом. — Наверное, уродка? Да?
— Наоборот, красивая...
Таня подошла еще ближе и, глядя ему в глаза, попросила:
— Ну, пожалуйста!
Артем раскрыл альбом: там ничего не было.
— Я не люблю, когда меня обманывают, — сказала она и, резко повернувшись, тем же образом перелезла через колодец.
— Вы любите сами обманывать, — поддел Артем.
Сердито загремев ведром, Таня прицепила его к тросу и, придерживая весело закрутившуюся, отполированную вертушку, опустила в колодец. Послышался
всплеск — это ведро ушло на дно. Артем хотел было помочь, но она отрицательно покачала головой.
— Далеко вам за водой ходить, — сказал Артем, причем без всякого умысла.
Она мельком с усмешкой взглянула на него и взяла ведро за дужку. Покачиваясь, понесла к детсадовской кухне.
— Здесь сестра моя работает, — не оборачиваясь, сказала она. — Я ей иногда помогаю... А вы подумали, что я пришла на вас посмотреть?
— Приходите еше, ладно?
— Зачем, интересно?
— За водой, конечно, — сказал Артем.
Она через плечо бросила на него насмешливый взгляд и, ничего не ответив, скрылась в дверях кухни.
Глухо и грозно заворчал гром. Солнце наполовину скрылось за сизыми, с поволокой облаками — гонцами грозы. Стрижи спустились с небес и не так уж рьяно кружили над самым куполом башни. Туча наглухо закрыла полнеба. Она была какая-то необычная: надвигалась из-за бора, клубилась, заворачивалась внутрь, втягивая туда зазевавшиеся облака, поминутно меняла оттенки. Но пока ни одна молния не отпечаталась на ее рыхлом боку.
Поселок притих перед большой грозой.
Обычно гроза обходит Смехово стороной. Засинеет вокруг, молнии то тут, то там полосуют, раздирают небо, грохочет, сотрясая землю, гром, а дождя нет. В каких-нибудь полутора километрах под косыми струями дождя полегла высокая трава, пляшут фонтанчики на шоссе, глядишь — уже побежали по канавам да тропинкам ручьи, а в селе сухо. Не хочет почему-то дождь проливаться над Смеховом.
Может быть, старухи у бога вымолили дождь или колдуньи наколдовали, но на этот раз туча остановилась как раз над Смеховом.
Капли яростно застучали по крышам домов, свертываясь в пыли, дробно упали на дорогу. Красная крыша водонапорной башни загудела, как колокол. Голубоватый яркий грозовой разряд один, второй и третий раз будто играючи соприкоснулся с растопыренной лапой громоотвода. Треск, ослепительная зеленая вспышка — и враз присмиревшая молния огненной змеей утекла по витому проводу в землю.
Артем стоял под навесом и смотрел на башню, дожидаясь еще одного разряда. Ударило где-то рядом, за старым клубом. С застрехи вразнобой брызгали струи. Дождь плясал на потемневших бревнах, лопотал в лопухах, звучно долдонил в дно перевернутого у колодца ведра. Какая-то глупая курица, застигнутая врасплох, спрятала голову под большую щепку. Дождь молотил по перьям, хвост вздрагивал, но курица терпеливо стояла на полусогнутых скрюченных ногах и не двигалась.
Майская щедрая туча зараз рассчиталась за все долги.
3
Дом протекал. Тяжелые капли срывались с потолка и шлепались на крашеный пол. В сенях капли со звоном разбивались о стол, жестянку с керосином, умывальник. Артем сидел на крыльце, отгороженный от мира стеной дождя.
Артема переполняло чувство радости. Неожиданно для себя во все горло затянул; «Ревела буря-а, гром греме-эл...» И умолк, взглянув в сторону детского сада. Во дворе никого не было. Детишки со своими воспитательницами сидели в комнатах и, слушая шум дождя, разучивали новую песенку. А покинутые деревянные лошадки сиротливо мокли на детской площадке.
Давно Артем не чувствовал себя так хорошо. В городе его последнее время одолевали совсем другие чувства: усталость, опустошенность, утрата веры в себя. В такие дни хотелось напиться или уехать куда-нибудь. А куда-нибудь — это снова город, приятели, мимолетные знакомства. А потом и оттуда хотелось поскорее уехать... Иногда, валяясь на неубранной гостиничной койке, далеко-далеко от дома, он думал, что жизнь сыграла с ним злую шутку: почему до сих пор он не встретил девушку, на которой смог бы жениться? Бывая в гостях у женатых приятелей, Артем с горечью ловил себя на мысли, что он завидует их семейной жизни, пускай даже мещанскому, уюту. Как это, наверное, здорово, когда кто-то заботится о тебе, ждет... И даже жалобы приятелей на жен, которые не дают им как следует выпить, пилят за это, казались ему детскими.
Дождь кончился, но еще долго слышалось шуршание капель в сенях, на чердаке. Артем перегнулся через перила крыльца и увидел себя, будто в зеркале, в большой деревянной, переполненной водой бочке. Широколобый, чернобородый, в серых глазах живой блеск. Довольно живописная личность. Подмигнув своему изображению, он бросил в бочку подвернувшийся под руку камень: вода заволновалась, и изображение исчезло.
Бороду Артем отпустил два года назад, когда был с ихтиологами в длительной экспедиции в Хибинских горах. Тогда все мужчины, кроме начальника экспедиции, отпустили бороды. Портреты этих озерных бродяг, написанные Артемом, были опубликованы в журнале «Смена». Кто-то сказал, что борода идет Артему, но он не потому оставил ее.
Во-первых, не нужно каждый день бриться, во-вторых, если раньше, над чем-нибудь задумываясь, он терзал свой многострадальный нос (как-то в детстве его перебили палкой в неравной драке), то теперь накручивал на палец бороду, пощипывал усы.
За девушками он ухаживать не умел, тем не менее нравился многим, хотя сам искренне удивлялся этому. От него — рослого, крепко сколоченного — веяло силой. А в серых глазах, особенно когда он задумывался, появлялась несвойственная его мужественному облику нежность.
С крыши все реже срываются тяжелые капли. На край бочки приземлился воробей и, озорно поглядывая на Артема, стал пить, смешно приседая на ногах-спичках. В огороде заквохтали куры. Отворилась дверь детсада, и высокая русоволосая воспитательница оглядела притихший, искрящийся дождевыми каплями двор, раздумывая: выводить на мокрую площадку свой выводок или подождать, когда солнышко выглянет?..
Когда Артем заколачивал окна, он думал, что ночует здесь последнюю ночь, а утром вот взял и оторвал доски напрочь. Друзья его уже в Паланге, а что ему делать летом в Ленинграде? Можно пожить и в деревне, а там видно будет... Во всяком случае, дом продавать не стоит. Не так уж и далеко Смехово от Ленинграда — за полдня можно добраться. Поживет он здесь, попишет иа пленэре...
Да что и говорить, утром, выскакивая на росистую лужайку и видя солнце, слыша щебетанье птиц, пчелиный гул, он чувствует себя счастливым. Каждый день приносит отличное настроение. Что еще человеку надо?
Решено, дом нужно ремонтировать. Жить в нем нельзя. Дом, как говорится, дошел до ручки.
Артем посоветовался с Кошкиным; тот долго чесал макушку, потом сказал, что подумает.
Плотники приходили, подолгу смотрели на старый дом, будто видели его впервые, справлялись о цене и, попросив закурить, уходили. Артем понемногу набавлял цену. И теперь плотники не сразу уходили: садились на бревна, курили, толковали о международном положении, но окончательно договариваться не торопились. Все они в один голос заявляли, что работы предстоит много. По сути дела, нужно строить новый дом. На всякий случай Артем набросал на ватмане внушительный чертеж. Кроме двух комнат и кухни, запланировал наверху мастерскую.
В конце концов Артем договорился о ремонте дома с разбитным мужиком по фамилии Паровозников. Тот пообещал привести бригаду плотников, и они в два счета соорудят ему избу. После молчаливых, осторожных мужиков, не спешащих дать своего согласия, Паровозников произвел самое наилучшее впечатление. Сойдясь в цене, ударили по рукам, и Паровозников удалился, пообещав в пятницу привести бригаду.