Три версты с гаком - Козлов Вильям Федорович (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
— Что же делать, если я такая?
— Я тебя не поздравил с сыном... нашим сыном. Я даже об этом ничего не знал... — сказал он с горечью.
— Ты сам виноват.
— Да, да, виноват! Тысячу раз виноват!
— Сейчас ты это понял, а тогда... Помнишь, прибежал ко мне ночью и стал грохотать в окно, чуть все стекла не выбил? Тогда ты ничего еще не понял... А уехала я потому, что не хотела больше с тобой встречаться даже как с прохожим на улице. Там, в комнате, когда пришла эта... девушка с роскошной прической, ты был каким-то жалким и растерянным. Я таким тебя никогда не видела. Ты даже не мог посмотреть мне в глаза. И ей тоже. Ты был мне противен. Поэтому я и уехала.
— И ты знала, что у нас будет ребенок?
— Конечно.
— Почему же ты мне не сказала об этом раньше? Там, в Смехове?
— Я не была уверена, что ты обрадуешься, а я... Я очень хотела ребенка.
— Неужели теперь до конца жизни не простишь?
— Я уже простила, — сказала она и, помолчав, добавила: — И очень рада, что ты приехал.
Артему захотелось обнять ее, хотя бы на миг прижать к себе. Она по глазам догадалась о его намерении и покачала головой.
— Мне сейчас малышку кормить... А ты только что с дороги. Я слышала по радио, везде грипп свирепствует.
— Азиатский или африканский, — сказал Артем. — В Нью-Йорке, я в газете читал, тысяча человек погибли.
— Ну, вот видишь.
— Таня, — сказал он. — Я за тобой, то есть за вами приехал.
Дверь приоткрылась, и пожилая женщина в белой косынке, взглянув на Артема, сказала:
— Танечка, твоего крикуна уже принесли.
— Можно мне на собственного сына хоть взглянуть? — спросил Артем.
— Еще насмотритесь, — усмехнулась женщина.
5
Артем все еще не мог опомниться. Как говорится, не было ни гроша, да вдруг алтын. Добираясь сюда, к Тане, он все на свете передумал. Готов был поверить в любую страшную болезнь, но то, что у него здесь должен родиться сын, такого и в голову не приходило! Сейчас-то он вспоминает, что ведь на его глазах происходили с ней перемены. Когда на лбу и щеках появились светло-коричневые веснушки, он, помнится, смеясь, сказал:
— У всех людей веснушки весной, а у тебя осенью высыпали...
Она лишь долгим взглядом посмотрела на него и ничего не ответила. И потом часто он ловил ее задумчивый, отрешенный взгляд... Он даже помнит, как однажды она хотела с ним серьезно поговорить...
Это было в один из тех теплых осенних дней, когда они вместе ходили в школу. Таня молча шла рядом. К волосам ее прицепился маленький лист. Артем рассказывал что-то смешное, но она не слушала. И он, обиженный, замолчал.
— Артем, — немного погодя, спросила она. — У тебя никого-никого в Ленинграде нет?
— Ты, конечно, имеешь в виду девушек? — рассмеялся он.— У меня целый гарем... — И, заметив, что она нахмурилась, прибавил: — В этом гареме ты будешь царицей!
Он хотел обнять ее, но она оттолкнула его руку. И глаза у нее стали еще более отрешенными.
— И зачем ты только приехал сюда, Артем?.. — с грустью сказала она.
Она всегда ревновала его к Ленинграду. Стоило ему заикнуться про свою городскую жизнь, как Таня сразу настораживалась. И потом подолгу была неразговорчивой и задумчивой. Ему тогда и в голову не пришло, что эта глупая шутка могла больно ранить ее. А он, довольный, счастливый, шутил, острил и совсем не пытался разобраться, что творится у нее в душе... Если бы знал, что она ждет ребенка! Разве случилось бы подобное? Да он на руках бы носил ее. Но увы, мужчина узнает о своем будущем ребенке только от женщины...
Обо всем этом думает Артем, шагая по улице из роддома рядом с притихшей Таней и неразговорчивой и строгой Зоей. Стоит мартовская оттепель. И сюда, через Уральский хребет, добралась весна. Солнце растопило на улице слежавшийся наст, повсюду звенит, дробится капель, ноздреватый снег разъезжается под ногами. Руки Артема бережно прижимают к груди тугой синий сверток с кружевной пелеринкой. Сверток посередине перевязан пушистым шарфом. Сверток негромко посапывает. Артем косит глаза на свою драгоценную ношу, и губы расползаются в улыбке. В этом свертке его сын. Только мельком он увидел сморщенное, с открытым ротиком и плотно зажмуренными глазами существо, но уже переполнился к нему нежностью. Двумя пальцами он потихоньку приподнимает угол одеяла, но, поймав укоризненный Танин взгляд, со вздохом опускает.
Таня идет как-то неуверенно, будто боится поскользнуться и упасть. На лице еще сохранилась печать того непостижимого для мужчин таинства, которое накладывает на женщину материнство.
А Зоя в своих очках с черной оправой такая же невозмутимая и уверенная. Она как бы воплощает в себе все присущие учительницам черты. Так и кажется, что вот сейчас сурово взглянет и ровным спокойным голосом сделает замечание: «Артем, как вы несете ребенка? Сейчас же приподнимите головку, а ножки немного опустите. Вот так. Ставлю вам за это тройку». И все равно она симпатичная, эта Зоя. И умная. Мало того, что сообразила письмо написать, так еще и гостиницу заказала.
Неделю Артем был как в угаре. Носился по магазинам, покупая на . свою учительскую зарплату детское приданое. Консультировала его дежурная из гостиницы. Это она надоумила преподнести букет живых цветов нянечке, которая ухаживает за роженицами. Почему нянечке, Артем так и не понял. Впрочем, и Таня не поняла. Когда Артем неловко сунул пожилой женщине букет фиалок, с таким трудом раздобытых в Серьге, глаза у Тани стали изумленными.
Нога Артема заскользила по талой жиже, и он покачнулся, в ту же секунду в плечо вцепилась Таня.
— Отдай мне! — испуганно воскликнула она. — Вдруг уронишь?!
— Я с ним и по воде, как Христос, пройду, и ничего не будет, — улыбнулся Артем.
Таня взяла его под руку и больше не отпускала.
— Как вы назовете свое чадо? — спросила Зоя. — Сейчас снова в моде простые русские имена. Например, Иван, Николай, Юрий, Владимир...
— .Мы назовем парня Андреем, — сказал Артем. Таня удивленно посмотрела на него:
— Почему Андрей?
— Тебе не нравится?
— Андрей — это тоже неплохо, — заметила Зоя. — Но я на вашем месте назвала бы Юрием. Это имя более благозвучное.
— Он будет Андреем, — твердо сказал Артем. — Андреем Артемовичем.
— Я вам не навязываю свое мнение, — пожала плечами Зоя.
— Ты бы все-таки объяснил, почему Андрей? — спросила Таня. — Можно подумать, что ты это давно решил. Еще неделю назад ты и не подозревал, что у тебя будет сын.
— Давай сразу договоримся: всем нашим сыновьям я буду имена придумывать, а дочерям — ты.
Зоя, вдруг утратив всю свою педагогическую серьезность, совсем по-девчоночьи хихикнула. Внутри свертка раздался писк.
— Слышишь? — расплылся в улыбке Артем. — Он тоже подает голос за Андрея!
Глава двадцатая
1
— Ты разве не видишь, у него уши в воде?
Артем приподнимает мокрую розовую головку с редкими черными волосами. В белой эмалированной ванне притих младенец. Лежит себе в воде и таращит мутные глаза. Видно, понравилось. Таня осторожно трет его зеленой намыленной губкой. Рукава шерстяной кофты высоко засучены, волосы, чтобы не падали на глаза, стянуты белой косынкой. Лицо сосредоточенное, будто не младенца купает, а совершает религиозный обряд. Артем в одной майке, на лбу от старания выступил пот, ломит поясницу. Оказывается, держать голову ребенка не такое уж простое дело. Мягкая и скользкая от мыльной пены, эта маленькая со слипшимися волосами головенка того и гляди выскользнет из рук. А тут еще нужно следить за ушами...
Таня ловко переворачивает малыша на спинку и отрывисто командует:
— Теплую воду!
Артем бросается к горячей печке и снимает с плиты большую эмалированную кастрюлю. Он уже готов окатить ребенка, но Таня останавливает:
— Боже мой! Так можно ошпарить... Ты попробовал? Артем сует палец в кастрюлю: вроде бы нормально.