Змеев столб - Борисова Ариадна Валентиновна (книги онлайн полностью бесплатно TXT) 📗
О том, что ребенок остался в Каунасе, Мария из каких-то суеверных чувств скрыла от священника. Он не знал, не знал… Она поняла, что отец Алексий вынужден бежать: советская власть, едва освободив города и местечки, вновь начала гонения на церковь.
Письмо разбудило боль. Хаим увидел, как Мария сидит у камелька, неподвижно глядя в огонь, и ничего не спросил. Капли кипящего сургуча вытекали из печной дверцы, остывая на полу шоколадной лужицей…
Глава 24
Она существует
Несмотря на то что якутская рыбная промышленность получила союзное признание, надеждам Тугарина создать долговременное царство на мысе неожиданно пришел крах. По неизвестной причине власти решили закрыть его участок. Именно этот, остальные продолжали работать. Может быть, открылся промысел в других морях, и северный рыболовный план претерпел какие-то изменения. Так или иначе, ликвидацию поселка не стали откладывать в долгий ящик. Приехал фотограф и снял поселенцев для новых документов. Фельдшер Нина Алексеевна выдала всем справки о состоянии здоровья.
За неделю до отъезда комендант с офицерами собрали народ в конторе и начали вызывать по одному в Сталинский уголок.
– Ознакомьтесь, – сказал Марии один из офицеров и подвинул лист бумаги. – Если грамотны, заполните то, что в скобках, и подпишитесь.
Это была «Подписка о неразглашении «ни в устной, ни в письменной форме того, чему я, (Ф. И. О.), являлся (являлась) свидетелем со дня выезда из (название города, села) до дня выезда из (название места переселения)».
– В противном случае к вам будут применены санкции от пяти и более лет заключения в зависимости от характера разглашения, – уведомил офицер скучным казенным голосом. – Подписали? Теперь обмакните большой палец правой руки здесь, в губке с чернилами, и поставьте рядом с подписью оттиск.
– А вот – ваш документ, – подал комендант свидетельство спецпереселенца – простой бланк с маленькой фотографией. – Он выдан вам вместо паспорта.
Мария прочла: «Готлиб Мария Романовна была переселена в Булунский район ЯАССР, работала на рыболовецком участке № 7. Уволена в связи с закрытием участка по разрешению МВД». Внизу, как на прежней справке, вместе с печатью ТФТ стояла резолюция: «В выезде из ЯАССР Готлиб М. Р. отказано в виду политической неблагонадежности».
На прощание бывшие жильцы крайней юрты в начале лагуны присели на покрытые мешочными одеялами нары. Женщины заплакали, мужчины, включая Алоиса, оглядывали юрту с печалью, ведь здесь прошла часть их жизни. Все они не однажды вспомнят этот дом и пани Ядвигу.
Она занедужила, когда стало известно о закрытии участка. Лежала на нарах непривычно бездеятельная и чахла с каждым днем. Осмотрев ее, Нина Алексеевна вызвала Хаима за дверь и пожала плечами:
– Ничего не понимаю. Ваша бабушка совершенно здорова, даже удивительно для ее возраста с учетом того, что ей тут довелось пережить. Она, кажется, просто сама решила умереть.
– Не надо передавать мне, что сказала фельдшер, – пресекла дома Хаима пани Ядвига. – Я никогда не болела, а сейчас болею – старостью.
– Нет такой болезни.
Пани Ядвига улыбнулась увядшими глазами.
– Голод – есть такая болезнь? Нет. Однако от него умирают, если вовремя не излечиваются едой. От старости тоже умирают. Но старость неизлечима. Не смотри на меня слезливыми глазами, сядь, послушай. Помнишь свой «оперный» концерт в «Оранже»?
– Конечно.
– Я сказала тогда, что знала человека с голосом, похожим на твой.
– И это помню.
– Ты тоже его знаешь.
– Да… Это мой отец.
– Когда ты догадался?
– Когда Мефистофлюс назвал ваше имя.
– Вот как…
– Еще в детстве я видел у отца вашу фотографию и спросил, кто эта девочка.
– Что же он ответил?
– Ядзя.
– И ты смог узнать в старухе девочку с фотографии?
– Я не узнал. Я почему-то понял.
– Мы с твоим отцом жили в Мемеле на одной улице.
– Он любил вас?..
– Если бы он любил, – усмехнулась пани Ядвига. – Нет, деньги перевесили Ядзю. Я его любила. Исаак и детство – лучшее, что у меня было в жизни, как ни странно слышать это от старухи. Потом я ненавидела его очень сильно. И не только его, многих, многих… Но все шло по плану, и все идет. Я должна была встретить дитя Исаака, чтобы понять, каким он не был, и – простить.
– А каким он… не был?
– Счастливым человеком.
– Вы считаете меня счастливым?
– В тебе редкий дар: ты умеешь чувствовать счастье вопреки всему.
Хаим кивнул на Марию, о чем-то весело беседующую с женщинами.
– В ней мое счастье.
– Да, оно в вас двоих, и это сильный огонь. Ты не задумывался о том, что наша юрта – единственная на всем мысе, которая до сих пор не знала смерти?
– Благодаря вам, пани Ядвига…
– Нет, – покачала она головой. – Это сделал ваш огонь, Хаим. Я согрелась. Если б не он, не стала бы и стараться. А теперь я уйду из жизни без ненависти к кому бы то ни было, с сознанием выполненного долга, как должен уходить старый человек. Бог примет – Он меня тоже простил.
…Пароход дал гудок отплытия, развернулся, и перед глазами переселенцев предстали знакомые берега и залив с брошенным поселком на пологой горе. Медленно проплыли мимо баня, пекарня, цех засолки, школа, площадь со Змеевым столбом и трибуной…
Двигатель судна набирал обороты, замелькали ряды землянок с плоскими крышами, крохотная издали юрта у холма. Пани Ядвигу неделю назад похоронили на самой его вершине, чтобы могилу не тронули море и весеннее половодье с лагуны. Женщины опять всплакнули, провожая глазами высокий памятник с вырезанным Хаимом деревянным солнцем. А скоро затерянный в море мыс исчез за горизонтом.
Мария стояла на палубе, прижавшись к мужу, Юозас держал на руках братишку, Витауте обняла мать и Нийоле. Взволнованные и воодушевленные, они смотрели на волны и чувствовали себя на зыбкой грани между двумя жизнями – той, от которой оторвались, и неизвестной, полной надежд. Казалось, время залечит кровоточащую в душах боль.
Они не знали, что им еще долго предстоит носить на себе невидимое позорное клеймо, которое отделит их от других. Не знали, что боль – возвращается. Рана, гнездящаяся в сердце Марии, не зарубцуется никогда. Гедре разведется с мужем, встретив совсем не того человека, каким он был до лагеря. Нийоле проживет со своим Гринюсом восемь благополучных лет, и десять лет станет ухаживать за ним, парализованным после инсульта. Овдовев, она перейдет жить к Юозасу и его жене Витауте. Вместе они в День Победы ежегодно станут посещать Девятый форт и класть цветы к подножию одного и того же старого дерева, куда Юозас, вернувшись в Каунас, по наитию положит букет в первый раз.
В начале следующего века на научном симпозиуме в Санкт-Петербурге, после блестящего доклада известного ученого-физика, к нему обратится молодой журналист и задаст вопрос не по теме доклада:
– Я читал, что ребенком вы были репрессированы. Скажите, пожалуйста, как вы думаете: сталинский режим действительно погубил миллионы людей, или это не так? Ведь говорят, что и еврейский Холокост на самом деле выдуман…
– Когда я был ребенком, мне не верилось, что пирожные действительно существуют, но мне испек их брат, – резко ответил пожилой ученый и начал спускаться по лестнице.
– Извините, а как насчет моего вопроса?
– Так и пишите.
– О пирожных? – растерялся журналист.
Ученый остановился и посмотрел на него без всякой иронии.
– Да, можете еще написать, что любовь тоже действительно существует. Я видел. Я был тогда маленьким репрессированным ребенком, но запомнил ее очень хорошо.
…Все это будет с ними потом. А пока они стояли на палубе парохода, плывущего в будущее, и были счастливы.
Апрель-август 2011 г.
