Том 5. Чудеса в решете - Аверченко Аркадий Тимофеевич (книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Экой вы чудак! А если я не женат?
— Гм! — промычал приказчик, усилием воли сгоняя с лица выражение отчаяния. — Вы, значит, хотели бы что-нибудь выбрать для себя лично?
— Ну да же! А вы что думали?
— Тогда возьмите кольцо.
— А оно сколько стоит?
— Смотря какое. Вот поглядите здесь: какое понравится.
— Вот это — почем? Голубенькое.
— Двести пятьдесят.
— Гадость. Мне тысяч на пятнадцать, на двадцать.
— Тогда бриллиантовые возьмите. Вот это — редкая вода: семь с половиной тысяч.
— А дороже нет?
— Нет. Да ведь вы можете три взять!
— И верно ведь. Заверните. Вы думаете, что они достаточно шикарны?
— О, помилуйте, мсье!
— Вы меня извините, но я в этом ничего не понимаю. Вот насчет бумаг я хорошо намастачился.
— Но ведь теперь, м-сье, биржа, кажется, не работает?
— Какая биржа? Я говорю о газетной бумаге, писчей, оберточной — все что угодно! Получите за кольца. Вы их пришлете ко мне с мальчишкой — не хочется таскаться с этой ерундой. Или лучше я их на пальцы надену. Экие здоровые каменищи. Не выпадут?
— О, помилуйте…
— А то выпадут — и пропало кольцо. Куда оно тогда? Наместо камня — дырка. Будто окно с выбитым стеклом. Прощайте.
В тот же день вечером я увидел его в мебельном магазине…
— Послушайте, — горячился он. — Поймите, если бы вы сказали мне: хочу иметь самую лучшую бумагу — я ответил бы: вот эта лучшая. А вы мне не говорите прямо, что хорошо, что нет. Вы говорите, что эта гостиная розового дерева, а эта — Людовика, ну? Какая же лучшая?
— Какая вам понравится…
— А которая дороже?
— Розового дерева. Три тысячи двести.
— Ну вот эту и заверните. Затем — какие еще комнаты есть у вас?
— Кабинет, спальня, столовая, передняя…
— А еще!
— Будуары еще есть.
— Ну, это всего шесть. А у меня десять. Чем же их заставлять прикажете?
— А кто у вас еще будет помещаться в квартире?
— Я один!
— Гм!.. Можно тогда библиотеку.
— Семь! А еще?
— Можно тогда какую-нибудь комнату в русском стиле. Потом, ну… сделайте второй кабинет. Один для работы, другой… так себе.
Оба глядели друг на друга бессмысленными от натуги глазами и мучительно думали.
— Это девять. А в десятую что я поставлю?
— А десятую… сдайте кому-нибудь. Ну, на что вам одному десять? Довольно и девяти. Сдадите — вам же веселее будет.
— Это идея. Мне бы хотелось, чтобы эта комната была стильная.
— В каком стиле, мсье?
— В хорошем. Ну, вы там сами подберите. Охо-хо… Теперь подсчитайте — сколько выйдет?
А на другой день я, к своему и его удивлению (он уже начал привыкать к моему лицу), встретил его на картинной выставке.
Он поместился сзади меня, поглядел из-за моего плеча на картину, перед которой я стоял, и спросил:
— Это хорошая?
— Картина? Ничего себе. Воздуху маловато.
— Ну! А я уже было хотел купить ее. Вижу, вы долго смотрите — значит, думаю, хорошая. Я уже три купил.
— Какие?
— Да вот те, около которых стоят. Я себе так и думаю: те картины, около которых стоят, значит, хорошие картины.
Я принял серьезный деловой вид.
— А сколько людей должно стоять перед картиной, чтобы вы ее купили?
— Десять, — так же серьезно ответил он. — Не меньше. Три, пять, шесть — уже не то.
— А вы сообразительный человек.
— Да, я только ничего не понимаю во многом. А природный ум у меня есть. Вы знаете, как ловко я купил себе автомобиль? Я ведь в них ничего не понимаю… Ну вот, прихожу в автомобильный магазин, расхаживаю себе, гуляю. Вижу, какой-то господин выбрал для себя машину… осмотрел он ее, похвалил, сторговался, а когда уж платил деньги, я и говорю: «Уступите ее мне, пятьсот отступного». Удивился, но уступил. Хороший такой господин.
— У вас, очевидно, большие средства?
— Ах, и не говорите. Намучился я с ними… Вы уже уходите? Пойдем, я вас подвезу на своей машине… Прогуляться хотите? Ну, пойдем пешком…
Взяв меня под руку, он зашагал подле, заискивающе глядя мне в глаза и согнувшись в своей великолепной шубе…
— Я был раньше такой бедный, что ужас: служил конторщиком, получал 40 рублей в месяц, но скопил сто рублей. Пришел один товарищ, говорит: «Давай купим пятнадцать стоп бумаги, а через неделю продадим». — «Давай». Купили по десяти рублей — через неделю продали по четырнадцати. Подождал он. — «Давай, — говорит, — купим по пятнадцати, продадим по двадцати». Опять купили, опять продали. Понимаете? Делать ничего не надо, а только покупать, подождать, а потом продавать. Понял я, в чем штука, стал один работать. Даже дело проще пошло: приезжаю на бумажную фабрику: почем эта бумага? По восемнадцать! Делайте тысячу стоп. Вот задаток. Дашь задаток и ждешь. Через две недели — письмо: «эта бумага уже стоит по двадцать четыре. Предлагаем пять тысяч отступного». Беру отступное, заказываю новую. Понимаете, удобно? Ни брать бумаги не нужно, ни возить ее, ни продавать… Ты себе гуляешь, а она себе растет. Очень спокойное дело. Ну, а теперь я решил зажить по-человечески… Скажите, лошадь иметь — шикарно?
— Очень.
— Надо бы купить. Знаете что? Я в лошадях ничего не понимаю. Вы купите лошадь с этой самой… с повозкой! А потом продайте мне с надбавкой. Заработаете — и мне спокойнее.
— Нет, я этими делами не занимаюсь.
— Жалко. На кого это вы так посмотрели?
— Дама одна прошла. Красивая.
— Серьезно красивая?
— Да, очень. Эффектная.
— Слушайте, а что, если ее взять на содержание?
— Почему непременно ее?!
— Я в этом, видите ли, ничего не понимаю, а вы говорите — красивая. Возьму ее на содержание, а?
— Позвольте! А вдруг это порядочная женщина?
— Ну, извинюсь. Большая беда. Сколько ей предложить, как вы думаете?
— Ей-Богу, затрудняюсь.
— Предложу три тысячи в месяц, черт с ним… Он догнал даму, пошел с ней рядом… Заговорил… На лице ее последовательно выразилось: возмущение, удивление, смущение, недоверчивость, колебание и, наконец, радость, розовым светом залившая ее красивое лицо.
Покупатель бумаги нашел самое нужное в своей пустой жизни…
И подумал я:
«Теперь ты научишься и бриллианты покупать с толком, и обстановку выбирать в настоящем стиле, и лошадь у тебя будет не одна, а двадцать одна, и картины появятся такие, перед которыми будут останавливаться не десятки, а сотни, и во всем поймешь ты смысл и толк… и когда поймешь ты все это, как следует, — не будет у тебя ни картин, ни бриллиантов, ибо есть справедливость на земле, ибо сказано: из земли взят, в землю и вернешься.
Да будет впоследствии тебе твое сорокарублевое жалованье пухом!»
Калифорния без золота
Когда первые золотоискатели наткнулись на Калифорнию — они буквально купались в золоте. Вторая волна золотоискателей — более многочисленная — ходила уже только по колена в золотых струях, третья — могла еле омочить пятки, а четвертая, пятая, шестая как нахлынула на сухой облезший, когда-то столь густо позолоченный берег — так ни с чем и отхлынула: редкому счастливцу после долгих поисков попадался золотой слиток, довольно ясно видимый под микроскопом.
Кто, какой пионер, какой первый золотоискатель открыл Выборг — этот золотой прииск, где можно купить любую вещь дешевле грибов — неизвестно. Может быть, оно раньше так и было — мне о том неведомо. Но вслед за первым золотоискателем из Петрограда хлынул целый поток золотоискателей — вот теперь они и бродят по унылым опустевшим магазинам Выборга — с видом усталых рудокопов, изрывших целые десятины, намывших целые горы земли и извлекших из ее недр одну только пару, подозрительного вида, чулков за десять марок.
Компания измученных петроградцев с остолбенелым видом останавливается перед витриной крохотной выборгской лавчонки и испускает ряд отрывистых восклицаний: