Том 5. Чудеса в решете - Аверченко Аркадий Тимофеевич (книги онлайн полные версии .txt) 📗
Но нельзя. Нужно учиться.
Неожиданно среди общей творческой работы Кругликову Капитону приходит в голову сокрушительный вопрос:
— А зачем, в сущности, учиться? Действительно ли это нужно?
Кругликов Капитон — человек смелый и за словом в карман не лезет.
— А зачем мы учимся? — спрашивает он, в упор глядя на прохаживающуюся по классу учительницу.
Глаза его округлились, выпуклились, отчасти от любопытства, отчасти от ужаса, что он осмелился задать такой жуткий вопрос.
— Чудак, ей-Богу, ты человек, — усмехается учительница проводя мягкой ладонью по его голове против шерсти. — Как зачем? Чтобы быть умными, образованными, чтобы отдавать себе отчет в окружающем.
— А если не учиться?
— Тогда и культуры никакой не будет.
— Это какой еще культуры?
— Ну… так тебе трудно сказать. Я лучше всего объясню на примере. Если бы кто-нибудь из вас был в Нью-Йорке…
— Я была, — раздается тонкий писк у самой стены.
Все изумленно оборачиваются на эту отважную путешественницу. Что такое? Откуда?
Очевидно, в школах водится особый школьный бесенок, который вертится между партами, толкает под руку и выкидывает, вообще, всякие кренделя, которые потом сваливает на ни в чем не повинных учеников… Очевидно, это он дернул Наталью Пашкову за жиденькую косичку, подтолкнул в бок, — шепнул: «Скажи, что была, скажи!».
Она и сказала.
— Стыдно врать, Наталья Пашкова. Ну, когда ты была в Нью-Йорке? С кем?
Наталья рада бы сквозь землю провалиться: действительно — чёрт ее дернул сказать это, но слово, что воробей: вылетит, не поймаешь.
— Была… Ей-Богу, была… Позавчера… с папой.
Ложь, сплошная ложь: и папы у нее нет, и позавчера она была, как и сегодня, в школе, и до Нью-Йорка три недели езды.
Наталья Пашкова легко, без усилий, разоблачается всем классом и, плачущая, растерянная, окруженная общим молчаливым презрением, — погружается в ничтожество.
— Так вот, дети, если бы кто-нибудь из вас был бы в Нью-Йорке, он бы увидел огромные многоэтажные дома, сотни несущихся вагонов трамвая, электричество, подъемные машины, и все это — благодаря культуре. Благодаря тому, что пришли образованные люди. А знаете, сколько лет этому городу? Лет сто-полтораста — не больше!!
— А что было раньше там? — спросил Рюхин Андрей, выгибая натруженную работой спину так, что она громко затрещала: будто орехи кто-нибудь просыпал.
— Раньше? А вот вы сравните, что было раньше: раньше был непроходимый лес, перепутанный лианами. В лесу разное дикое зверье, пантеры, волки; лес переходил в дикие луга, по которым бродили огромные олени, бизоны, дикие лошади… А кроме того, в лесах и на лугах бродили индейцы, которые были страшнее диких зверей — убивали друг друга и белых и снимали с них скальп. Вот вы теперь и сравните, что лучше: дикие поля и леса со зверьем, индейцами, без домов и электричества или — широкие улицы, трамваи, электричество и полное отсутствие диких индейцев?!
Учительница одним духом выпалила эту тираду и победоносно оглядела всю свою команду: что, мол, съели?
— Вот видите, господа… И разберите сами: что лучше — культура или такое житье? Ну, вот ты, Кругликов Капитон… Скажи ты: когда, значит, лучше жилось: тогда или теперь?
Кругликов Капитон встал и, после минутного колебания, пробубнил, как майский жук:
— Тогда лучше.
— Что?! Да ты сам посуди, чудак: раньше было плохо, никаких удобств, всюду звери, индейцы, а теперь дома, трамваи, подъемные машины… Ну? Когда же лучше — тогда или теперь?
— Тогда.
— Ах ты, Господи… Ну, вот ты, Полторацкий, — скажи ты; когда было лучше: раньше или теперь?
Полторацкий недоверчиво, исподлобья глянул на учительницу (а вдруг единицу вкатит) и уверенно сказал:
— Раньше лучше было.
— О, Бог мой!! Слизняков, Гавриил!
— Лучше было. Ранынее.
— Прежде всего — не ранынее. а раньше. Да что вы, господа, — затмение у вас в голове, что ли? Тут вам и дома, и электричество…
— А на что дома? — цинично спросил толстый Фитюков.
— Как на что? А где же спать?
— А у костра? Завернулся в одеяло и спи сколько влезет. Или в повозку залезь! Повозки такие были. А то подумаешь: дома!
И он поглядел на учительницу не менее победоносно, чем до этого смотрела она.
— Но ведь электричества нет, темно, страшно…
Семен Заволдаев снисходительно поглядел на разгорячившуюся учительницу…
— Темно? А костер вам на что? Лесу много — жги сколько влезет. А днем и так себе светло.
— А вдруг зверь подберется.
— Часового с ружьем нужно выставлять, вот и не подберется. Дело известное.
— А индейцы подберутся сзади, схватят часового да на вас…
— С индейцами можно подружиться, есть хорошие племена, приличные…
— Делаварское племя есть, — поддержал кто-то сзади. — Они белых любят. В крайнем случае можно на мустанге ускакать.
Стриженые головы сдвинулись ближе, будто чем-то объединенные, — и голоса затрещали, как сотня воробьев на ветках акации.
— А у городе у вашем одного швейцара на лифте раздавило… Вот вам и город.
— А у городе мальчик недавно под трамвай попал!
— Да просто у городе у вашем скучно — вот и все, — отрубил Слизняков Гавриил.
— Скверные вы мальчишки — просто вам не приходилось быть в лесу среди диких зверей — вот и все.
— А я была, — пискнула Наталья Пашкова, которую не оставлял в покое школьный бес.
— Врет она, — загудели ревнивые голоса. — Что ты все врешь да врешь. Ну, если ты была — почему тебя звери не съели, ну, говори?
— Станут они всякую заваль лопать, — язвительно пробормотал Кругликов Капитон.
— Кругликов!
— А чего же она… Вы же сами говорили, что врать — грех. Врет, ей-Богу, все время.
— Не врать, а лгать. Однако послушайте: вы, очевидно, меня не поняли… Ну, как же можно говорить, что раньше было лучше, когда теперь есть и хлеб, и масло, и сахар, и пирожное, а раньше этого ничего не было.
— Пирожное!!
Удар был очень силен и меток, но Кругликов Капитон быстро от него оправился.
— А плоды разные: финики, бананы — вы не считаете… И покупать не нужно — ешь сколько влезет. Хлебное Дерево тоже есть — сами же говорили… сахарный тростник, Убил себе бизона, навялил мяса и гуляй себе, как барин.
— Речки там тоже есть, — поддержал сбоку опытный рыболов. — Загни булавку да лови рыбу сколько твоей душеньке угодно.
Учительница прижимала обе руки к груди, бегала от одного к другому, кричала, волновалась, описывала все прелести городской безопасной жизни, но все ее слова отбрасывались упруго и ловко, как мячик. Оба лагеря совершенно не понимали друг друга. Культура явно трещала по всем швам, энергично осажденная, атакованная индейцами, кострами, пантерами и баобабами…
— Просто вы все скверные мальчишки, — пробормотала уничтоженная учительница, лишний раз щегольнув нелогичностью, столь свойственной ее слабому полу. — Просто вам нравятся дикие игры, стреляние из ружья — вот и все. Вот мы спросим девочек… Клавдия Кошкина — что ты нам скажешь? Когда лучше было — тогда или теперь?
Ответ был ударом грома при ясном небе.
— Тогда, — качнув огрызком косички сказала веснушчатая бледнолицая Кошкина.
— Ну, почему? Ну, скажи ты мне — почему, почему?..
— Травка тогда была… я люблю… Цветы были. И обернулась к Кругликову — признанному специалисту по дикой, первобытной жизни:
— Цветы-то были?
— Сколько влезет было цветов, — оживился специалист, — огромадные были — тропические. Здоровенные, пахнут тебе — рви сколько влезет.
— А в городе черта пухлого найдешь ты цветы. Паршивенькая роза рубль стоит.
Посрамленная, уничтоженная учительница заметалась в последнем предсмертном усилии:
— Ну, вот пусть нам Катя Иваненко скажет… Катя! Когда было лучше?
— Тогда.
— Почему?!!
— Бизончики были, — нежно проворковала крохотная девочка, умильно склонив светлую головенку набок.
— Какие бизончики?.. Да ты их когда-нибудь видела?
