Призраки(Русская фантастическая проза второй половины XIX века) - Данилевский Григорий Петрович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Кроме сделанных раньше указаний на предмет распознавания нечистиков, принявших материальный вид, небесполезно иметь в виду и нижеследующие. Так, воплощенник никогда не подает милостыни, испрашиваемой ради Бога, в разговоре ни однажды не произнесет того же Имени, не упомянет ни об одном предмете христианского почитания, людские имена будет произносить в искаженном виде (Ванька, Мишка, Дашка); глаза его, все время отливающие фосфорическим блеском и часто подворачивающиеся под лоб, причем выступают страшные белки, бегают по сторонам, прочь от собеседника; злая улыбка не сходит с лица. Но такой нечистик ни разу не произнесет и чертовского имени, иначе первый попутный бес явится на зов и, пожалуй, перепутает начатое дело. Вообще же нечистик избегает слов с буквою р.
Звуки голоса отдельного нечистика гортанные, надсаженные, с металлическим отзвуком, причем собеседнику кажется, будто говорит не товарищ, а стоящий позади его, так как губы и рот говорящего остаются малоподвижными. У молодых чертят голос писклив и отчасти напоминает звуки аистовых выводков. Когда же нечистики оживленно разговаривают, спорят, слушатель улавливает смешение гортанных и пискливых звуков с шипеньем и урчаньем. Но подальше от сих звуков и мест! Если верно, что «один черт хитер, другой — хитрее его, а третий проведет всех», то и малочисленный бесовский скоп не замедлит приготовить жертве верную гибель.
Житейское положение удостоверяет, что «человек узнается в еде, в игре да в попутьи». Нечистика легко узнать по одной только еде: так, он жует обеими челюстями одновременно, причем редкие зубы с лязгом стучат один о другой. Так как у нечистика слюны вообще мало, то он больше прихлебывает жидкого кушанья, чем, примерно, откусывает хлеба, который беспрестанно выпадает у него изо рта. Кое-какая слюна нечистика обыкновенно мутная, клейкая, пенистая, зловонная жижа…
«Без чертей, однако, нельзя обойтись», — сказано где-то, и люди вступают в такие или иные сношения со своими врагами, отчасти подневольно, отчасти — самохотью. В последнем случае нет надобности становиться ведьмаком, а достаточно по адресу нечистика выразить желание войти с ним в связь, чтобы во славу пожить на земле: оставаясь обычным человеком, будущий эпикуреец должен сделать одно — запродать нечистику свою душу и в том дать расписку, написанную собственною кровью из разрезанного крестообразно мизинца правой руки, причем перо и бумагу доставит нечистик, потому что людские тут не годятся.
Пока расписка не подписана, нечистик только кажет ожидаемые блага — деньги, дорогие вещи, обстановку, — но дает их в пользование тогда, когда расписка очутится в его руках и отнесется к Люцыпыру. Правда, есть возможность возвратить расписку и нарушить обязательства; но для того необходимо заживо спуститься к Люцыпыру, застращать его освященными предметами и потом долгое время очищаться покаянными средствами. Как очевидно, подобный поворот труден, дается немногим; большинство принуждено катиться по наклонной плоскости и жить согласно предварительно выраженному желанию. Само собою разумеется, что, при нарушении условия, все блага сразу отнимаются от человека-отступника, и редко бывает, что последний уйдет от скоповой бесовской мести, которая покидает человека только пред монастырскими стенами…
Обычным местом для запродажного сговора, как и выдачи расписки, бывают «ростыньки». Необходимо помнить, что в последующее время нечистик будет поставлять только то, что обусловлено в сговоре, и не поступится лишним, а потому запродавший себя должен в подробностях и мелочах наметить требуемые предметы перед выдачею расписки. По первому зову, даже по одной мысли человека, нечистик исполнит оговоренные требования с неожиданною добросовестностью, причем все это будет делаться незримо, и жертва не видит своего властелина, пока тот не явится за ее грешною душою.
Пользуясь благами земного положения, возбуждая окрестную зависть, запродавший себя человек все же не испытывает полного удовлетворения, тоскует по поводу не оговоренных, но вдруг набежавших требований, а пресытившись наличностью, сводит счеты с земною жизнью: большинство таких алчников кончает самоубийством. В то же время и самые земные блага алчника представляются дутыми, бесплодными для него лично, гибельными для благ, приобретенных трудовым путем, но пришедших в соприкосновение с бесовскими. Правда, в немногих случаях запродавший свою душу может передать греховное добро по наследству, может благотворить им при жизни; но и в наследственном владении, как и при благотворениях, оно изводит получателей, разрушает трудовое их добро. Только раздача добра бедным да вклады его в церкви и монастыри, в пользу причта и монахов, остаются плодотворными, даже для дателей, которым тем легче бывает нарушить учиненное обязательство.
«Бес добра не делает, черт не помнит его», — утверждает людская молва. При всем этом некоторые недальновидники хотят видеть в иных бесовских деяниях выражение чувства признательности за оказанную помощь. Бесспорно, нечистик дает иногда человеку вещественные доказательства благодарности — деньги, вещи, хозяйственный достаток; но если человек не вышел из забвения, творит святые людские дела, то при первом же соприкосновении бесовского добра с предметами обиходности такого человека оно обращается в непотребные, даже срамные предметы: черт всегда и везде остается чертом…
Глава бесовской силы, распорядитель злых деяний в мире есть известный Люцыпыр (он же — «Анчипыр», «Сатóн дьявольский») — первый отпавший ангел, удаленный от Света Правды и вместе с сонмом подвластных ему духов низринутый с первозданной высоты. Все типичные особенности бесов, обрисованные предыдущею повестью, совместились в нем, как лучи в фокусе; он — бесовский идеал. По внешнему облику Люцыпыр — сатанинский исполин, с крупными формами и выразительностью, которой страшатся даже подвластные ему бесы, весит столько, сколько все нечистики, взятые вместе. Как и следует ожидать, Люцыпыр имеет видимые отличия своего достоинства — железную корону, прибитую к черепу проходящими насквозь гвоздями, и нечто вроде железных вил в правой, с мощными когтями, лапе: осязательной боли от прибитой короны он не испытывает, но она не дает Люцыпыру возможности остановиться на светлой мысли; не тяжелы вилы, но он не может ни на минуту расстаться с ними, потому что не может раскрыть своей лапы… При каждом дыхании Люцыпыр выпускает из ноздрей и пасти длинные пуки огненных лучей, которые на далекое расстояние жгут встречные предметы.
Со времени своего падения Люцыпыр вольно пребывал в мире, и тогда много терпел человек от него и слуг его. Но вот уже несколько веков этот первый человеконенавистник заперт в мрачном аду, за двенадцатью дверями, за двенадцатью замками, прикован двенадцатью железными цепями. Ни вопли, ни проклятия не могли доселе изменить его положения, которое так и продлится до скончания мира, с чем вместе погибнет Люцыпыр со своими клевретами. Правда, по особому попущению от его неистовых метаний и порывов ежемесячно разрушается одна дверь, разрывается один замок и перегрызенная цепь; еще немного — и Люцыпыр готов уничтожить последние преграды, сорваться с места и очутиться на вольном свете, который он уж злобно созерцает. Но в это именно время раздается полночный (Пасхальный) звон — и разрушенные двери, замки и цепи снова принимают целостный вид, мрачный ад становится еще мрачнее. Тогда, в изнеможении от бессильной злобы, гордый властелин зла падает ничком и остается неподвижным вплоть до Вознесения, после чего он снова принимается за свою вековую работу — грызет, мечется, вопит.
Томительная неволя отделяет Люцыпыра от людей, которых он давно не видит и о которых знает по сообщениям подчиненных бесов да по давним непосредственным сношениям с людьми. Но и сами бесы сносятся со своим властелином заочно, чрез двери, и только немногим из них удается видеть Люцыпыра, когда готова разрушиться последняя дверь, порваться последняя цепь. Бесстрашные повсюду, бесы никогда не забывают обаяния страха от скоротечного созерцания своего повелителя. Быть может, это обстоятельство, или же особое на то попущение не позволяет бесам подступиться к Люцыпыру с помощью для освобождения от неволи. При всем том без воли и указаний Люцыпыра не творится ни одно бесовское дело, начиная от распорядка напастей на людей и кончая распорядком в бесовских расправах. То же и в отношении адских мук грешных душ, воплем и стоном которых Люцыпыр обыкновенно отчасти услаждает свою томительную неволю. В нужных случаях Люцыпыр сзывает бесов особым стуком в дверь, ревом и свистом, или (по солдатскому сообщению) барабанным боем.
