Лунные дороги - Аринбасарова Наталья (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
Долго ехали в автобусе. Наконец, вошли в двухэтажное здание: «Это теперь ваш новый дом!». Дети испуганной стайкой жались друг к другу. Крепко держали чемоданчики. Вдруг появилась хорошенькая девочка в белых гольфах, красиво одетая. Наташе ужасно понравились ее косички, середина косы была перевязана изящным бантиком, а хвостики крутились в тугих локонах. «Меня зовут Ван-Мэй. Я из Китая. Как хорошо, что вы приехать, а то я было скучно одна!» — поломала она русский язык: «Вы помогать я говорить по-русски?». В первый раз в жизни Наташа видела иностранку.
На следующий день проверяли данные. Ребята были в одних трусиках, Наталью вызвали пятой. Начали осматривать ручки, ножки — педагог бесцеремонно взял Наташину ногу и стал вертеть ею в разные стороны: «Ну, надо же, как циркуль!». У Натальи от природы был большущий шаг, и она была очень гибкой, не прошли даром ее спортивные усилия в Туркмении. Из двенадцати присланных детей оставили учиться десять, двоих отправили обратно в Казахстан.
Началась новая жизнь. Московское хореографическое училище Большого театра находилось на Пушечной улице. В училище преподавали все специальные и общеобразовательные дисциплины, приезжие учащиеся жили в интернате. Всех девочек поселили на втором этаже, мальчиков — на первом. Когда с Пушечной улицы входишь в подворотню — попадаешь в гулкий дворик, закрытый со всех сторон, с правой стороны двухэтажное здание Щепкинского училища, слева интернат. Первый год в интернате жило всего человек тридцать — группы из Таджикистана, Казахстана и Молдавии. Дети были на полном государственном обеспечении, за обучение платили республики. Окончив училище, Наташа должна была вернуться в Алма-Ату, танцевать в театре оперы и балета имени Абая.
Ребятишек кормили в столовой четыре раза в день, еда казалась очень вкусной. Особенно Наташу радовал бледный кисель. (Будучи взрослой, Наталья Утевлевна частенько заходила в столовую «Мосфильма», чтобы угоститься ностальгическим кисельком.) В интернате выдали все необходимое для жизни одежду, белье, форму, тетрадки и даже пеньковые мочалки.
Наташу и Ван-Мэй поселили в одну комнату. Китаянка быстро выучила русский язык. Девочки подружились. Наташа узнала, что родители Ван-Мэйки китайцы, но живут в Индонезии. В хореографическое училище ее устроила знаменитая в то время певица и танцовщица — Тамара Ханум. Будучи на гастролях в Индонезии, она познакомилась с родителями Ван-Мэй. Тамара Ханум сказала, что девочка очень способна к танцу, порекомендовала отдать в училище Большого театра.
Мария Константиновна больше всего волновалась, как дочь будет мыть волосы. Мама дала Наташе массу ценнейших указаний, которые дочка силилась запомнить. Когда Наталья увидела девочек из Таджикистана в тюбетеечках, из-под которых свисало великое множество косичек — она успокоилась, со своими двумя она уж как-нибудь справится.
В интернате не было горячей воды, раз в неделю в выходной день учащихся водили мыться в Центральные бани. В очередной банный день Наталья и Ван-Мэйка заболели, не пошли в баню. Когда вернулись чистые девочки, Наташа и Ван-Мэй обомлели. Мытые головы походили на неаккуратные шерстяные помпончики, волосы были коротко острижены и от густоты смешно торчали в разные стороны. Оказывается, у кого-то из девочек обнаружили вши, и воспитатели, не затрудняя себя истреблением насекомых, остригли всех. С косичками остались только Наташа и китайская подруга Ван-Мэй.
Наташа так испугалась вшей, что, несмотря на температуру, помчалась в умывальную комнату. Схватила с окошка трехлитровую банку с раствором хлорки и вылила себе на голову. Эта банка всегда стояла в умывальной для дезинфекции раковин и туалета. Башку начало страшно щипать. Девочка решила немножко потерпеть, жаждая полного уничтожения предполагаемых тварей. Когда стало печь нестерпимо, Наталья засунула голову под холодную воду. И тут прибежала воспитательница. От возбуждения она подпрыгивала на месте: «Наташа, идем, там с Дюськой что-то случилось!».
Дюсенбек Накипов — маленький мальчик из казахской группы, увидев остриженный строй девочек, заперся в туалете. Дюсенбек горько плакал, отказываясь выходить. Перепуганные воспитатели никак не могли дознаться причины плаксивого буйства. Оказывается, он рыдал, боясь увидеть изуродованную голову Наташи Аринбасаровой, в которую был страстно влюблен. В знак протеста он просидел в туалете всю ночь, нечеловеческими звуками будоража весь интернат. Слезы мальчика спасли волосы Наташи и Ван-Мэй. Его возлюбленную не постригли, но от нее несколько дней безбожно пахло хлоркой.
Дюся был очень умным мальчиком, много читал, писал стихи, глубокомысленно философствовал. Впрочем, самозабвенная влюбленность Дюсенбека не мешала ему драться с объектом своего обожания. Дни шли. Ребята росли. Ничто не вечно под луной — постепенно его любовь прошла, переродившись в нежную дружбу. Дюсенбека и Наташу готовили как танцевальную пару.
С раннего детства приученная мамой к аккуратности, Наталья впервые в жизни затеяла стирку своего нехитрого бельишка. Она старательно выстирала трусики, маечки, ленточки, но ей показалось, что она не окончательно разгромила полчища грязи, тогда вспомнив, что мама всегда кипятит белье, Наташа нашла в умывальной облупленный чайник и электрическую плитку. Хорошенько намылив бельишко, засунула в чайник, налила водички и поставила кипятиться. Безмерно счастливая девочка ожидала полной победы над микробами.
Но тут Наташин воинственный пыл был охлажден вошедшей уборщицей. Она, театрально взмахнув шваброй, вскрикнула: «Ах, ты разбойница! Мы из этого чайника чай пьем, а ты в нем…». Ну, само собой разумеется, она ей понавешала много разных, порой незнакомых слов. Долго потом Наталья старалась не попадаться на глаза этой темпераментной даме.
Но как-то девочки показывали друг другу свои семейные фотографии. Только Наташа достала фото своей мамы — вошла уборщица.
Девочка, опасливо съежилась. Страж порядка, подойдя поближе, увидела Марию Константиновну. Уборщица опять взмахнула шваброй, но на сей раз восхищенно вскричала: «Ах, какая красавица! Это твоя мама? Это она тебя приучила быть такой аккуратницей?». И Наталья поняла, что она на нее не сердится.
В первые годы учебы выходить с территории интерната учащимся строго запрещалось, играли только во дворе. Иногда детей выводили на прогулку воспитатели. Картина была незабываемой — стайка деток в грубых пальто на вырост, в шапках-ушанках и суконных ботинках, больше походивших на ортопедическую обувь, парами разгуливала по Москве. Многие из них имели косую азиатскую наружность. По-разному относились к ребятам люди. Одни шипели вслед: «Детдомовские, инкубаторские». Казалось, что может быть умильнее, чем двадцать пар смешных ребятишек, гуляющих по улице! Но, к сожалению, люди предвзяты, часто подвержены каким-то предрассудкам.
И все же чаще прохожие относились к детям ласково. Вокруг них витал ореол одаренности — они учились в элитарной школе, считались маленькими талантами. Им улыбались вслед.
Наступило очередное седьмое ноября. С улицы гремит праздничная музыка, песни, крики — «Ура!». Дети играли в интернатском дворике. Но разве может человек устоять перед соблазном, от которого его отделяют чугунные ворота? Дети робко выглянули из подворотни. По солнечной Неглинной шли демонстранты с большими плакатами, красными цветами, воздушными шарами. Сами того не замечая, ребята втянулись в яркую толпу. Их было всего человек двенадцать, дисциплинированная Ван-Мэйка тоже была с ними. Люди ласково обращались к детям, спрашивали: «Откуда вы?». Узнав, что из балетной школы, что недавно в Москве, восторженные граждане заявили, что движутся к Красной площади, заверили, что это совсем недалеко и что обязательно нужно полюбоваться ее красотой. Маленькие танцовщики, недолго думая, решили идти с ними. Какая радость маршировать среди праздничной толпы, горлопанить песни, знакомиться с людьми! Демонстранты были единым, шумным организмом. Интернатовцам дарили цветы, угощали конфетами, печеньем, мороженым!
