Том 5. Чудеса в решете - Аверченко Аркадий Тимофеевич (книги онлайн полные версии .txt) 📗
— Плевать я хотел на дурасовский кодекс, когда мои перчатки стоят 28 тысяч!!
— Вот эти перчатки?! Полноте!
— Вы считаете меня лжецом?
— Я не считаю вас лжецом, но вас просто ограбили, содрали с вас. Я вам дюжину пар таких перчаток могу достать за 200 тысяч.
— Ей-богу? А гросс можете?
— Пожалуйста! Какие номера?
— Я вам сейчас запишу. Одну минутку.
Оба начинают записывать в записные книжки.
Жена, наблюдавшая с волнением начало этой сцены, вдруг начинает рыдать.
— Что такое? — оборачивается муж. — В чем дело? Постой, мы сейчас кончим.
— Ты сейчас кончишь?! О слизняк, для которого дюжина перчаток дороже чести жены. Я долго колебалась и сомневалась в твоем ничтожестве… Но теперь — увы! Сомнения нет. Ни одной минуты я не могу быть под одной крышей с такой торгово-промышленной слякотью, с такой куртажной мразью! Я ухожу от тебя.
— Опомнись, Катя, милая…
— Прочь с моего пути! Давай мне миллион, и я ухожу от тебя навсегда!
— Какой миллион! За что?
— Нужно же мне жить чем-нибудь?
— Прости, но я взял за тобой в приданное всего 12 тысяч…
— Да! Восемь лет тому назад! Когда наш золотой десятирублевик стоил 10 рублей. (Обращаясь к молодому человеку.) Эй, вы! Сколько бы теперь это стоило? Те 12 тысяч! Ну, скорее!
Молодой человек с готовностью выхватывает записную книжку.
— Сию минуту-с! Высчитаю.
Муж и жена усаживаются за разные столики, с нетерпением ждут конца вычислений.
— Ну что же вы? (нервничает жена).
— Скоро?
— Вот! По золотому курсу, это 183 миллиона 752 тысячи.
Жена энергично:
— Видишь, грабитель? Отдавай мне мои 183 миллиона!
— Постой… Ведь мы проживали вместе. Знаешь что? Возьми семьсот тысяч?
— Миллион!
Муж, вынимая из кармана деньги:
— Эх, всюду убытки.
Жена идет к выходу, потом возвращается.
— Да! Я и забыла: давай еще шестьсот тысяч.
— За что?
— Как за что? Ведь я от тебя завтра утром переезжаю!
— Ну, так что?
— Значит, освобождаю свою комнату. Ты ее сейчас же сдашь — я тебя знаю — и сдерешь за нее тысяч сто в месяц! Вот и давай мне за первый год половину.
Муж, хватаясь за голову:
— А я тебя так любил… Человек, счет!
Официант подбегает с бумажкой в руке.
— Что-о? — кричит муж, просматривая счет. — За бутылку этого гнусного вина вы дерете 15 тысяч?!
— Помилуйте, господин… Себе в покупке стоит 12 тысяч.
— Вот эта дрянь? Да я вам по девяти с половиной сколько угодно достану!
— Годится! Два ящика можете? Франко ресторан?
Оба садятся за столик, записывают сделку. В это время оставленный всеми молодой господин бочком подбирается к даме, шепчет что-то…
— Франко ваша квартира? — улыбаясь, спрашивает дама.
— Франко любая моя комната.
Оба смеются, он берет ее под руку. Уходят.
Муж, аккуратно записав в книжку новую сделку, поднимает голову:
— Человек! А где же жена?
— Она ушла с тем молодым человеком.
— О, боже! — со стоном вскрикивает муж, опуская голову на руки. — Какой ужас!
Тихо рыдает.
Растроганный лакей, склонившись над ним, ласково гладит его по плечу:
— Вы очень страдаете, господин?
— Еще бы! Гросс перчаток, дюжина по двести — и я не успел записать его адреса!
V. Демократия
Драма на море
Матросы одного океанского судна поймали акулу…
Вытащили ее крюком на палубу и распластали.
— А интересно, братцы, что у нее в желудке, — сказал судовой врач.
Бравый матрос одним ударом ножа вспорол акулий желудок, бесстрашно сунул туда руку и вытащил… человеческий череп и записную книжку в прочном коленкоровом переплете, только чуть-чуть разъеденную едким желудочным соком.
— Глянь, ребята, — сказал юнга. — Обезьяничий череп.
— Ничего подобного, — возразил доктор. — Судя по форме — это череп первобытного дикаря. Первая ступень развития.
— Не думаю, чтоб «первая ступень», — засмеялся младший офицер. — Не думаю, чтобы первобытный дикарь, ибо при черепе есть записная книжка. Несомненно — обладатель черепа и книжки — одно и то же лицо. А ну, поглядим… Ба! Написано по-русски. Значит, компатриот! Угораздило беднягу. Послушайте-ка!
«Сыя записная книжка принадлежит члену „Профсогреба“ Веденею Дрыкину.
Воскресение. Ужас, ужас и еще раз ужас. Наша старая рыбачья шхуна „Амфитрита“ пошла ко дну ко всем чертям. Спасся только начальник и мы, шестеро… Плывем в лодке — куда неведомо! Хорошо еще, что начальник захватил компас и карту… Говорит, что берег в 80 милях и если хорошо грести, то в шесть дней догребем до берега. Навались, ребята!
Понедельник. Гребем. Подсчитывали рационы. Если по два сухаря и куску солонины в день, то на 5–6 дней хватит. Гребем день и ночь.
Вторник. Гребли, гребли, вдруг встает товарищ Алеша Гайкин и говорит этот Алеша Гайкин:
— А что, говорит, товарищи, — ведь тяжелая штука эта гребля.
— Очень, говорим, тяжелая.
— Это, говорит, труд, а всякий труд должен быть организован! Поэтому, говорит, предлагаю немедленно основать профессиональный союз гребцов для защиты наших пролетарских гребцовских интересов!
Начальнику это не особо чтобы понравилось:
— Что вы, говорит, ребята! Какие там союзы? Гребите себе, и конец! Доберемся до берега — тогда что хотите делайте.
— Нет, — говорит Алеша, — это ты врешь! Тогда уже поздно будет, на берегу-то. Мы должны организоваться сейчас. Выбирай, товарищи, председателя!
Вот оно, что значит: сознательный! Сразу сказал — что к чему! Мозговитая башка.
Побросали мы весла — стали выбирать. Ну, понятное дело — Алешу и выбрали.
— В таком разе, — кричит Алеша (радостный такой), — раз вы меня выбрали, то требую восьмичасового рабочего дня, и никаких гвоздей!
А начальник — смех на него смотреть — прямо что только не плачет:
— Да с ума вы, говорит, посходили! Где же это, кричит, видано, чтобы публика чуть ко дну не идет, а сама восьмичасового дня требует?! Да я сам, своими руками, буду хоть 15 часов грести… Одумайтесь, ребята.
— Думали, — говорит Алеша, — достаточно… И раз у нас проснулось классовое самосознание, то никаких ваших разговоров не должно быть. Правильно, товарищи? Голосуйте вставанием…
Проголосовали вставанием — чуть лодку не опрокинули.
А меня секретарем выбрали. Вот-то здорово! И сам не ожидал.
Среда. Решили грести так: четыре часа до обеда, четыре — после обеда. А так как обед был не особо чтобы какой, то Алеша потребовал увеличения пайка под угрозою забастовки.
Прямо плакал наш буржуй-начальник:
— Для вас же, чертей, берегу рационы… Ведь с голоду подохнете.
— Это, — говорит Алеша, — все трефовый разговор… А раз, что пролетариат работает — он должен и сносно питаться. Иначе минимум производительности!
Четверг. Вынул нынче Алеша из кармана книжечку-календарчик, глянул в него да как крикнет — таково радостно:
— Братцы-товарищи! А ведь нынче престольный праздник! Никто не имеет такого права, чтобы заставить нас у праздник работать. Бросай весла!
Ай и голова же! Прямо сил нет.
Пятница. Нынче у нас первый день забастовки. Вся штука вышла из-за того, что Алеша предъявил начальнику от имени профсоюза требование о больничной кассе и обеспечении на случай потери трудоспособности.
Получили отказ — забастовали.
Алеша называет это: „конфликт с предпринимателем“.
Вот мозух! Где-нибудь в Англии или еще где — министром был бы, а у нас так, зря околачивается.
Суббота. Забастовка протекает — нормально.
До берега 68 миль.
Рационы — только на завтра. Если потом начальник перестанет кормить — поломаем весла.
Алеша так это и называет: „Порча орудий производства“.
Появились акулы.
Этой сволочи еще чего надо?
Воскресенье. Рационы прикончили. Надо же питаться трудящему человеку.
