Призраки(Русская фантастическая проза второй половины XIX века) - Данилевский Григорий Петрович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
Особенностью сношений бесов с сими демоноподобниками приходится считать то, что они не появляются в своем чистом виде, а лишь в виде миниатюрных человечков, вследствие чего колдуны и колдуньи не имеют о бесах тех сведений, какие, например, даются ведьмакам и ведьмам. Они узнают своих сотрудников в подлинном виде только при конце постыдной жизни и за пределами смерти. Но колдунам не суждено узнавать и друг друга, по крайней мере, при первых встречах, что слишком непохоже на ведьмаков и ведьм, обыкновенно узнающих один другого при первом взгляде. Последствием сего бывают частные столкновения колдунов и колдуний, пока враждебными действиями не определятся личности врагов; руководители же бесы одинаково служат тому и другому и остановятся разве тогда, когда целям бесовства приносится ущерб. В общем понимании людей, как и самих колдунов, это значит, что нашла коса на камень или что слабейший сдался сильнейшему. Причинить существенный убыток, а тем более извести друг друга колдуны не могут: кончина их приходит естественным путем, если только колдун или колдунья не подверглись насильственной смерти или не покончили самоубийством. Естественная кончина их заслуживает внимания.
Когда колдун или колдунья дожили до предельного земного бытия, ослабели умственно и телесно и не могут дольше вести бесовских дел, бесы перестают давать свою обычную помощь и остаются при них только на страже души их и ради выполнения существенного условия колдовства — передать последнее кому-либо из близких к колдуну лиц. Чем скорее сделано это, тем скорее наступит и кончина колдуна, хотя предсмертные муки их и в сем случае бывают выше обыкновенных людских. Но передать колдовство нелегко, тем более что, видя зазорную жизнь близкого лица и зная источник ее, даже родные дети уклоняются от родительского предложения.
Лишение бесовской помощи, физические терзания бесов, при неустанном помине о передаче колдовства, и угрызения совести за злодеяния целой жизни уже сразу ставят болезнь колдуна невыразимо тяжкою. Но, по мере того, как длится болезнь, растет и тягость мук: больной мечется, старается уйти от страшных образов, неестественно стонет и ревет, просит доконать его; для утоления, например, нестерпимой жажды хватает и несет в рот горящую лучину, тогда как при очевидном холоде молит о подаче льда, воды из проруби. Что же касается предсмертных, по большей части диких речей колдуна, то они полны проклятий, грубой брани и цинизма.
По чувству человечности окружающие стараются оказать возможную помощь умирающему: помещают его на средине избяного пола, а на грудь кладут веревку, протягиваемую на двор чрез отворенную дверь, чтобы душе удобно было выйти из тела; открывают дымовые отдушины, просверливают в стенах и потолке дырья, чтобы туда прошла несомая чертями душа колдуна, если только двери и окна назнаменованы меловыми крестами; ввиду же того, что душа колдуна рогата и ей трудно выходить из тела, на печь привешивают хомут со шлеями, чтобы черти могли запрячься и общими усилиями извлечь «рогатую душу». Разумеется, последнее причиняет умирающему столь сильные муки, что для передачи повести о них на человеческом языке нет и слов.
По извлечении души из тела бесы скопом входят внутрь его, чтобы осквернить недавнее обиталище своей жертвы, иногда же — для того, чтобы подхватить тело и унести его на бесовский пир. Последнее, впрочем, не удается, потому что окружающие посыпают тело освященным маком или солью. Тогда бесовский скоп стайно носится над домом умершего в виде ворон и стайно же улетает вдаль, унося душу колдуна, после чего следует буря и ненастье в продолжение нескольких дней сряду. Люди стараются предупредить стихийные нестроения; в могилу погребаемого колдуна они кладут нарочито приготовленный крест, вытесанный из молодого (в рост человека) дерева, под гроб колдуна.
Если колдуну или колдунье приходится кончать свою жизнь так жестоко, зато предшествующая их жизнь может почесться красною, завидливою, — что, кроме озлобления на людей и мести им, всегда манит к колдовству. Без колдуна не обходится выдающееся семейное празднество, где ему предоставляется почетное место и уход, к нему обращаются за советами и помощью при людских и скотских болезнях, просят разрушить чары и заклинания, причиненные ненавистником, просят помощи для наказания врага. За все труды колдун получает безотговорное вознаграждение — деньгами, хлебом, скотом, одеждою, скопляет весьма часто значительное состояние.
Сила колдовства велика. Так, лишь словом заклинания колдун может навести заочную кару не на отдельное только лицо, а на семью, целую деревню, погубить доброе предприятие; еще сильнее действие заклинания над питейными и съестными предметами, лишь бы они были потреблены жертвою; с лекарственными же снадобьями колдуна не справиться и медицинской науке. Колдуны обыкновенно не выдают тайн своего лечения, и, если не передали близкому лицу колдовства, уносят эти тайны в могилу. Однако, наблюдая исподтишка, люди узнали, какие камни и земли варят колдуны, чье сердце и другие внутренности добывают они для порошков, из каких трав и кореньев они делают настой для внутреннего и наружного употребления, чем, наконец, поят и кормят себя, когда хотят призвать черта для содействия. Между прочим, колдуны натираются мазью из состава следующих предметов, кстати, весьма наркотических: а) аконит, или борец, б) черемица (белладонна), в) белена, г) красавица, д) багун, е) ведьмина трава — и другие. Когда они хотят околдовать стороннее лицо, то дают эту мазь и ему: человек начинает быстро перемещаться на разных предметах — на палке, на бревне, на кочерге или ухвате, летает по воздуху, танцует, веселится в обществе молодежи и тут же принимает участие или созерцает возмутительные бесовские деяния, коими пародируются религиозные и вообще все деяния земножителей. Придя в обычное положение, такой человек испытывает органическое изнеможение и упреки совести за виденное и учиненное им во время зачарования, и это состояние изменяется чрез долгие сроки, после очищения обетными подвигами. Отдельные лица, однако, на всю жизнь остаются то с органическими, то с душевными ограничениями: получают трясучесть тела, сведение рук, ног, кривизну лица, глухоту или теряют память, приобретают рассеянность и прочее. Во всяком случае замечено, что побывавший в переворотнях по собственной воле, но под воздействием колдуна или колдуньи, станет избегать вторичного превращения; подневольный же переворотень не выдерживает вторичного превращения.
Под воздействием нечистой силы, как непосредственным, так и чрез демоноподобников, человек может быть обращен в различные предметы — одушевленные и неодушевленные. Если это произошло от стороннего наведения, получается переворотень, от личного, по собственному произволу — оборотень. В последнем смысле оборотнями могут быть почти все не чистики и преимущественно — ведьмаки, ведьмы, колдуны и колдуньи, как имеющие частую нужду укрывать свой человеческий вид. Так, замечается иногда, что видимый издали человек вдруг побежал волком, зайцем, покатился камнем, остановился пнем: ясно, что это один из демоноподобников обратился в новый предмет, чтобы привлечь на себя внимание. Нет такой надобности или не дается она — демоноподобник становится оборотнем, чтобы просто поглумиться над людьми, фальшивою приметою ввести в обман, и чаще всего это проделывают ведьмы да колдуньи. Всем жильцам данного дома видно, например, как сорока бесстрашно припала к окну снаружи дома, или на ворота, на стреху, слышно, что она стрекочет о каких-то неблагоприятнейших вестях; но пусть только кто-нибудь доверится этому стрекотанью и станет ожидать благих исполнений — случится наоборот: тут стрекотал оборотень — ведьма или колдунья.
Бесовские надобности создают отдельных оборотней, которые ради корыстных или вредоносных целей из обыкновенных мирных людей преобразуются в разные предметы и демоническую деятельность проявляют только в таком именно перерождении. Посему оборотня гораздо труднее узнать, чем ведьмакующего или колдующего: его выдает разве усталый вид да ироническая улыбка, полунамеки, свидетельствующие о том, что он что-то такое знает, что-то такое сделал своему собеседнику или обоим им известному лицу.