Том 1. Тяжёлые сны - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (е книги .txt) 📗

— Пойдем, что ли, — сказал он, — пора.

Коля, неловко цепляясь белыми маленькими руками за подоконник, вылез из окна. Ваня помог ему, — поддержал.

— Обулся бы, холодно, — сказал Ваня.

— А ты-то как же? — возразил Коля.

— Я-то ничего. Я не боюсь, — сказал Ваня и усмехнулся невесело.

— Ну и я тоже, — тихо сказал Коля.

Мальчики вышли из сада и пошли в поле узкою межою к темневшему невдали лесу. Ваня шептал:

— Видишь, луна какая ясная. Там тоже люди были, да все умерли. Еще когда земля солнцем была. На луне тепло было, и воздух, и вода, дни и ночи сменялись, трава росла, а по траве-то, по росе бегали веселые, босые мальчики. Ау, брат, все умерли, застыли, — кто их пожалеет!

Коля повернул к Ване лицо с кисленькой, — грустной, — улыбкой и шепнул:

— Вот и мы умрем.

— Только ты не кисни, — хмуро сказал Ваня. — Еще заплачешь. Тебе холодно?

— Ничего, — тихо ответил Коля. — Скоро придем? — спросил он.

— Сейчас.

Мальчики сошли к реке. Здесь она теснилась между берегами: там — стена обрыва, этот берег опускался к воде крутым склоном. Несколько больших камней лежали на берегу и в воде у берега. Было тихо. Луна, ясная и холодная, висела над обрывом, смотрела пристально и ждала. Вода казалась неподвижною и темною. Деревья и кусты застыли в молчании. В траве виднелись мелкие некрасивые цветы, зловещие и белые.

Ваня пошарил около одного из береговых камней и достал два сачка с обломанными ручками. Он привязал к их краям по бечевочке — вышло, как две сумочки — и положил в них по камню.

— Две торбочки, — тихо сказал он.

На широком и низком прибрежном камне, похожем на могильную плиту, стояли рядом два мальчика, и оба с равным страхом глядели на темную воду. Завороженные, стояли они, и уже не было им дороги назад. И у каждого на груди, надавливая бечевкой шею, висело по сумочке с камнем.

— Иди, — сказал Ваня, — сначала ты, потом я.

— Лучше вместе, — робко-звенящим голосом ответил Коля.

— Вместе так вместе, — решительно сказал Ваня и усмехнулся.

Ванино лицо разом осунулось и потемнело. Холодное предсмертное безволие отяготело над ним…

Коля хотел перекреститься. Ваня схватил его руку.

— Что ты, нельзя, — сердито сказал он. — Ты все еще веришь? Ну, вот если Он тебя спасти хочет, пусть эти камни в торбочке сделаются хлебом.

Коля поднял глаза к небу. Мертвая луна тупо глядела на него. В бессильной душе не было молитвы. Камень остался камнем…

Коля заметил над собою тонкую ветку с маленькими листочками. Она выделялась на синем небе черным, очень изящным рисунком.

«Красиво», — подумал Коля.

Кто-то шепотом позвал сзади, — словно мамин голос:

— Коля!

Но уже некогда было. Уже тело его наклонялось к воде, все быстрее падало.

Коля упал. Раздался тяжелый плеск. Брызги, холодные и тяжелые, осыпали Ванино лицо.

Коля утонул разом. Холодная тоска охватила Ваню. Неодолимо потянуло его вперед, за Колею. Лицо его исказилось жалкими гримасами. Странные судороги пробежали вдруг по его телу. Он весь изогнулся, словно вырываясь от кого-то, кто держал его и толкал вперед. И вдруг он вытянул руки, жалобно крикнул и упал в воду. Вода раздалась и плеснула, брызги взлетали, темные круги пробежали по воде, умирая. И стало снова тихо.

Мертвая луна, ясная и холодная, висела над темным обрывом.

В плену

Пака сидел в высокой беседке у забора своей дачи и смотрел в поле. Случилось, что он остался один. А случалось это не часто. У Паки была гувернантка, был студент, который учил его кое-чему первоначальному; да и Пакина мама хотя и не пребывала в его детской неотлучно, — у нее же ведь было так много этих несносных светских обязанностей, отношений, — но все же очень заботилась о Паке, — был бы Пака весел, мил, любезен, не подходил к опасностям и к чужим нехорошим мальчикам и знался только с детьми семей из их круга. И потому Пака почти постоянно был под надзором. Уже и привык к этому, и не делал попыток освободиться. Да еще он был так мал: ему шел только восьмой год.

Иногда утром или днем, когда еще мама спала или уже не было ее дома, гувернантка и студент находили вдруг какие-то неотложные темы для разговора наедине. Вот в такие-то минуты Пака и оставался один. Был такой тихий и послушный, что совсем не опасались оставлять его одного: никуда же не уйдет и уже ничего недолжного не сделает. Сядет и займется чем-нибудь. Очень удобный мальчик.

Пака, не развлекаемый своими наставниками, стал задумываться и сравнивать. Бес сравнения — бес очень мелкий, но один из самых опасных. Не вяжется к сильным, — там ему не будет поживы, — а маленьких любит соблазнять. И соблазны его для маленьких и слабых неотразимы.

Сегодня, в знойный летний день, Пака почувствовал новую для него досаду. Новые желания томили его. Знал, что эти желания неисполнимы. Чувствовал себя несчастным и обиженным.

Хотелось уйти из этого чинного дома в широкое вольное поле и там играть с ребятишками. Быть на реке, войти в воду.

Вон там, внизу, у речки, какие-то мальчики, — ловят рыбу, кричат что-то радостное. Право, лучше им живется, чем Паке. И почему доля его столь отлична от доли этих вольных и веселых детей? Неужели милая мама хочет, чтобы он здесь тосковал и печалился? Не может этого быть.

Горячее солнце обдавало его зноем и туманило мысли. Странные мечты роились в Пакиной голове…

Милая мама далеко, далеко, в иной стороне. Пака в плену. Он — принц, лишенный наследства. Злой волшебник отнял его корону, воцарился в его королевстве, а Паку заточил под надзор чародейки. И злая фея приняла образ его милой мамочки.

Странно, как Пака раньше не догадался и не понял, что это не мама, а злая фея. Разве такая была его милая мама прежде, в счастливые годы, когда жили они в замке гордых предков?

Далеко, далеко!

Грустные Пакины глаза тоскливо смотрели на дорогу.

Мимо проходили мальчики. Их было трое. Те самые, что были сейчас на речке. Один был в белой блузе, другие два — в синих матросках и в коротких панталонах. За плечами у них виднелись теперь луки и колчаны с стрелами.

«Счастливые мальчики! — подумал Пака. — Сильные, смелые. Ноги у них босые, загорелые. Должно быть, они простые мальчики. Но все-таки счастливые. Уж лучше быть простым мальчиком на воле, чем принцем в плену».

Но вот Пака увидел у старшого на фуражке гимназический значок и удивился.

Мальчики проходили близко. Пака робко сказал им:

— Здравствуйте.

Мальчики подняли на него глаза и засмеялись чему-то. Старший из них, тот, который был со значком и в белой блузе, сказал:

— Здравствуй, комар, как поживаешь?

Пака улыбнулся легонько и сказал:

— Я не комар.

— А кто же ты? — спросил гимназист.

— Я — пленный принц, — доверчиво признался Пака.

Мальчуганы с удивлением уставились на Паку.

— Зачем вы так вооружены? — спросил Пака.

— Мы — вольные охотники, — с гордостью сказал второй из мальчиков.

— Краснокожие? — спросил Пака.

— А ты откуда это узнал? — с удивлением спросил самый маленький из босых мальчуганов.

Пака улыбнулся.

— Да уж так, — сказал он. — У вас и отец — краснокожий?

— Нет, у нас отец — капитан, — ответил старший.

— Плохие же вы краснокожие. А как вас зовут? — продолжал спрашивать Пака с любезностью благовоспитанного мальчика, привыкшего поддерживать разговор.

— Я — Левка, — сказал гимназист, — а это — мои братья: Антошка и Лешка.

— А я — Пака, — сказал пленник и протянул братьям вниз руку, маленькую и беленькую.

Они пожали его руку и опять засмеялись.

— Вы что же все смеетесь? — спросил Пака.

— А то разве плакать? — ответил вопросом Антошка.

— А что это значит — Пака? что за имя? — спросил маленький Лешка.

— Я — принц, — повторил Пака, — если бы я был простой мальчик, то меня звали бы Павлом.

— Вот оно что! — протянул Лешка.