Тезей - Проталин Валентин (книги читать бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
И все дружно рассмеялись вместе с нею, представив, что из этого получилось бы.
Легко, привыкнув, повторять: "Во имя!"
Мечта прекрасна, как небесный свод.
И он не только дышит - он живет
Меж звезд... Мы тоже выросли под ними.
Почувствовать их отзвуки родными
И сделаться чужим клочку земли.
Дни дальше в русле жизни потекли,
А ты застыл в дурацкой пантомиме.
Ты, словно некий царь, лишенный власти.
Всем явленной и столь высокой страсти,
Такой понятной снова не понять.
Кто гасит эти звезды в нас, ревнуя?..
Здесь свой, я принимаю жизнь земную,
Но надо же и голову поднять.
Уйдя к себе, Тезей уносил с собою и облик Герофилы, и голос ее. Не столько даже необычные речи пророчицы, сколько певучий их груз, который и не снимешь, и нести все-таки странно. В словах этой женщины о силе было столько правды. Однако такой правды, с которой не знаешь, что делать. Правда никуда не годилась. Ею никак нельзя было воспользоваться. Эта правда вообще была какая-то не мирская. И все-таки существовала. Иногда даже в людских обликах виделась. Тезей понимал это. И уж точно она существовала в облике Герофилы. И тогда, когда на одухотворенном лице пророчицы в моменты сосредоточенности проступала мягкая вертикальная складка на лбу, отзывающаяся и в переносице, и углублением на подбородке. И в том, что все это совпадало с ложбинкой над верхней губой, поднимающейся к переносице... И в меняющемся свете глаз. И в тонком росчерке профиля с горбинкой носа.
Образ этой женщины стоял перед Тезеем, словно сновидение, от которого пропадает всякое желание спать. Тезей вышел на открытую площадку под легкой крышей на столбах. И оставался тут, дыша глубоко и неслышно, пока спиной не почувствовал света. Вернулся в комнату и увидел Герофилу с факелом в руках.
- Лаодика прекрасна,- сказала гостья, - и я пришла освободить тебя от нее.
Тезей взял факел из рук женщины.
- Зажги все светильники, какие у тебя есть, - произнесла Герофила.
Тезей зажег несколько светильников, какие нашлись в его комнате, и хотел было устроить факел в подставке на стене.
- Нет, - остановила его женщина, - у ложа, в изголовье.
Он исполнил и это ее желание.
- Теперь отнеси на ложе меня, - сказала Герофила.
Тезей взял ее на руки, и она, свернувшись, устроилась в его объятьях, словно давно знала, какие у него руки. И ноша стала уже частью самого Тезея.
- Какие у тебя сильные руки! - выдохнула Герофила, когда он опустил ее на ложе.
Она сбросила с плеч своих плащ и осталась обнажена. Свет от светильников играл на ее гладкой коже. Тезей склонился к женщине, но она слегка отстранила его.
- Смотри на меня, - сказала Герофила.
- Я смотрю на тебя, - ответил Тезей.
- Нет, ты смотри на мое лицо так, чтобы я видела твои глаза. В глаза мои смотри.
Глаза Тезея встретились с ее глазами.
- Мы с тобой одни во всем этом мире, никого больше нет, - шептала Герофила, не отрываясь от него. - Мы и космос. Твое лицо неповторимо. Больше никто не увидит его таким, каким вижу его я. Смотри на меня, пока мы не станем всем на свете. Открой мне свою тайну, как я открываю тебе свою. Любовь выше нас с тобой, она не может быть неразделенной... Иди ко мне.
Тезей приник к Герофиле.
- Смотри на меня, смотри на меня, - шепча, повторяла Герофила.
И Тезей, погружаясь в нее, видел только ее светящиеся глаза. Видел, пока не слились, не смешались их взоры и не обратились эти двое, мужчина и женщина, в единое.
Потом они долго лежали, откинувшись друг от друга. Наконец, Герофила приподнялась на локте:
- И впрямь Афродита Небесная превыше всего.
- Ты же жрица Аполлона, - заметил Тезей.
- Аполлон, как Афродита Народная, для всех, и я его жрица, поскольку живу среди мира. Но сама для себя я чту Афродиту Небесную. Это богиня каждого, а не всех. Это личная богиня. Она лично чувственна и духовна. Она избирательна. Она всегда - свободный выбор. Мы выбираем друг друга, и ты был мне богом, у тебя было лицо Аполлона.
- А как же другие? - спросил Тезей.
- Другие... - помолчала Герофила. - Что же делать, милый, если такая любовь единственна. Она противоположна порядку, который заведен на земле силой.
- Ты говоришь похоже на то, как говорит Поликарпик, - заметил Тезей.
- А что говорил Поликарпик? - оживилась Герофила.
- Он говорил, что человек не только единственен, но и отличается от самого себя по прошествии дней. Я ему возражал: а как же быть с отношением ко всем остальным? А он отвечает: остальные - это тоже наше - и тогда, и теперь.
- Умница Поликарпик, - одобрила Герофила. - Остальные все - они у нас и так есть. На всех мы и так направлены. Мы ведь не злые. А любовь - выбор. Она не может быть направлена на всех. Я не могу относиться ко всем так, как отношусь к тебе.
- Значит, в данном случае ты одновременно и к себе не так относишься.
- Значит. Но и не просто к себе. Через это мы с тобой соединяемся с тем, что неизмеримо больше нас. Мы прорываемся к неизмеримому и становимся ему равными.
- Чему?
- Не знаю... Любви, конечно... Я постигаю тебя в себе, а, значит, через тебя выхожу к чему-то, что больше меня и тебя. Я вообще побаиваюсь общего, столпотворения людей, - вдруг добавила Герофила.
- Боишься, а сама путешествуешь по чужим землям, где столько опасностей, особенно для женщины, - улыбнулся Тезей.
- Я все-таки Герофила, - возразила пророчица, - ко мне относятся по крайней мере как к таинственному, необычному. От необычного люди становятся другими - как оживают. И я перестаю их бояться.
- Я как раз хочу сделать необычное для всех.
- Ты имеешь в виду народовластие.
- Да.
- Я пришла сюда посмотреть на это, а увидела тебя, - улыбнулась Герофила.
- И что скажешь?
- Про тебя?
- Нет, про народовластие.
Герофила помолчала.
- Ты знаешь, - ответила она, наконец, - мне не подходит. Это та же власть силы, только иначе устроенная. Сила никогда не будет хороша, а я не хочу подчиняться несовершенному.
- Ну вот, обрадовала, - огорчился Тезей. - А как же мне устраивать жизнь Афин?
- Устраивай жизнь, хозяйство, демократию, но не делайся рабом какого-либо устройства.
- Разве в доме не нужен порядок?
- Нужен... Однако любовь Афродиты Небесной - враг порядка.
- Ты говоришь о богах.
- Значит, надо людям быть богами, и тогда порядок не будет порабощать.
Они опять помолчали.
- Расскажи о себе, - попросил Тезей.
- Была замужем, - призналась Герофила. - Один самосец увез меня из Марписсы на свой остров... Я ведь не сразу стала сама собой - и поэтом, и пророчицей. Правда, еще в Марписсе вещала. С Самоса уехала в Клар со вторым мужем... На Делосе появилась уже одна... И теперь одна возвращаюсь из Дельф.
- А теперь куда?
- Сначала на Самос... На Самосе у меня дочка. На Самосе я бываю часто... Потом в Азию.
- Первый муж не отдает тебе дочку?
- В этом мире все принадлежит мужчинам... Все, кроме свободы.
- Я недавно узнал, что у меня тоже есть сын... Так что не все принадлежит мужчинам.
- Бедненький, - вздохнула Герофила, - от Ариадны?
- Да... Видно, и сыну моему, как и мне, богами даруется безотцовщина. Такова судьба.
И чувство тоски знакомо вернулось к Тезею. Он пытался представить своего маленького сына и снова увидел себя, тоже ребенком, которым, казалось, и не переставал быть. Как всегда, вспомнилась и огромная коза, подхватившая его рогами за ногу и перевернувшая в воздухе, когда небо не видящему земли открылось все вдруг, и - удар о землю. Огромная коза, давно ставшая для него символом самой жизни.
- Не думай сейчас об этом, - произнесла Герофила.
- Странно, - сказал Тезей, - я любил Ариадну больше самого себя... Появилась ты и сделала меня сегодня счастливым...