Без жалости - Исхаков Валерий (читать книги без сокращений .TXT) 📗
- Заткнись! - грубо приказала Марина Яковлевна сыну. - И ты тоже
заткнись! - прикрикнула она на Лару. - Попались бы вы мне в прежние времена, на фронте... Ничего твоему фамильному сокровищу не сделалось. Завтра вызову краснодеревщика, будет как новое. А ты! - обернулась она к Фурманову. - Ты не ной, а лучше оружие разбери и почисти. Предъявишь мне потом для досмотра. А патрон... Это был мой патрон. Я по случаю на рынке купила. Так что отчитаешься...
Ляля, не обращая на ругань взрослых внимания, бегала по комнате, изображая стрельбу из пистолета.
- Пах!.. Пах!.. Пах...
- Держи!
Марина Яковлевна бросила сыну пистолет, повернулась и демонстративно ушла из комнаты. Фурманов сел за столик, но не стал сразу разбирать пистолет, а долго смотрел на Лару, на Лялю, на Карла. Ляля уселась на свое место за пианино и заиграла какую-то песенку. Лара начала петь, и Ляля вдруг тоже стала петь вместе с ней, четко, по-взрослому выговаривая слова. Оставшийся в одиночестве Фурманов поднял пистолет и стал наводить его на сидящих за пианино, переводя мушку с одного на другого.
8
И опять шли дни, и каждый день звучала та же мелодия, только не пел никто, одна Ляля упорно перебирала клавиши. И однажды сыграла она совсем чисто, без единой ошибки. Но никто этого не заметил, никто Лялю не похвалил. Лара и Фурманов на службе, бабушка дремлет у себя в комнате, а Карл... Карл застыл в кресле у журнального столика, над шахматной доской с незаконченной партией. Посторонний решил бы, что он обдумывает продолжение, но любому из домашних сразу стало бы ясно, что ничего не обдумывает, опять ушел в себя, отрешился от действительности.
Вошла Марина Яковлевна - похожая и не похожая на себя. Поверх гражданского платья китель со множеством наград, в руке - большая бутылка водки и пара стопок. Видно, что изрядно уже нагрузилась.
- Слышь, ты, глухонемой! - пьяно заговорила Марина Яковлевна. - Выпить хочешь? Не хочешь? Врешь! Вот на что хочешь могу с тобой поспорить, что выпить ты не дурак. - Брякнула стопки на столик рядом с шахматной доской. Открыла бутылку, ткнула прямо в нос Карлу. - Ха! Попался! У тебя кончик носа шевелится, когда ты запах водки чуешь. Нет, правда, шевелится. Аутист, блин, твою мать! Мог бы стул даме предложить. - Крикнула громко: - Лялька! Сию минуту подай бабке стул!
Ляля послушно встала из-за пианино, подтащила стул, который в одном шаге от бабушки, та уселась важно, притянула к себе Ляльку, чмокнула, потом оттолкнула. Налила водки в две стопки. Одну протянула Ляле.
- Выпей со мной.
Ляля отрицательно покачала головой.
- Ляле нельзя! Мама не велит!
- А я говорю: выпей! Бабушка разрешает. Что за дела такие, в конце концов! Ты же взрослая лошадь, не девочка уже. Два аборта за плечами. Да я в твоем возрасте... Выпей, говорю! Приказываю: пей!
Ляля, как взрослая, махом опрокинула стопку, Марина Яковлевна поднесла ей конфетку.
- Закуси, детка. Умница! Я же знаю, что папаша наливает тебе втихаря, чтобы в одиночку не пить. Я все про тебя знаю. - Перевела тяжелый взгляд на Карла. - И про тебя, фашист проклятый, все знаю. И про Ларку. Я про всех знаю. - Вдруг улыбнулась Ляле. -Ну иди, детка, иди, играй дальше.
Ляля, довольная, тут же уселась за пианино, начала играть. Марина Яковлевна выпила свою стопку, снова наполнила обе.
- Может, выпьешь все-таки, а, Карл? День у меня, понимаешь, особенный, вроде как поминки. Не могу я в такой день одна пить. Не с Лялькой же, в самом деле. Она не поймет. Ты тоже, конечно, не шибко понятливый, но все же мужик. Был бы нормальный - до майора бы дослужился. А то и до полковника. Вон у тебя плечи-то какие - так и просятся погоны с двумя просветами, не меньше...
Карл сидел молча. Марина Яковлевна выпила, снова наполнила стопку. Потом машинально двинула на доске коня. Карл точно очнулся сразу, сделал ответный ход, застыл в ожидании. Марина Яковлевна задумалась на минуту. Потом взяла стопку с водкой и поставила на пустую клетку шахматной доски.
- А если так?
Карл все так же машинально, словно продолжая играть, взял стопку, выпил, поставил стопку на доску. Марина Яковлевна с видом экспериментатора наполнила стопку снова. Карл - тем же механическим движением - взял, выпил, поставил.
- Ай молодец! - обрадовалась Марина Яковлевна. - Вот это по-нашему, Карлуша. Это по-русски! Погоди, не спеши, вместе выпьем!
Налила себе, потом Карлу, но прикрыла его стопку рукой.
- Не гони лошадей. Успеешь. Дай слово сказать. Я хочу помянуть самого близкого и самого родного мне человека, который умер в этот же самый день много-много лет тому назад. Я хочу помянуть меня - Ольгу Николаевну Королеву, которая в тот день умерла, разбилась насмерть, прыгая с парашютом. А вместо нее на свет появилась я. Да, представь себе, Карл: я умерла и родилась снова. В этот вот самый день одна тысяча девятьсот тридцать девятого года. И до сих пор не знаю, какую годовщину отмечаю: годовщину смерти или рождения. Выпьем, во всяком случае, не чокаясь, за бедную Олю Королеву.
Марина Яковлевна убрала руку. Карл механически взял стопку, выпил, поставил. И дальше они уже пили без всяких тостов, покуда Марина Яковлевна вела свой рассказ.
...Оля Королева, которая умерла много лет тому назад, по словам Марины Яковлевны, родилась в 1920 году в семье известного военачальника, из дворян, впоследствии репрессированного. И росла себе в дружной, счастливой и прекрасно обеспеченной семье. Куда более обеспеченной, чем у подавляющего большинства ее ровесниц. О чем она, счастливая дура, даже не догадывалась. Уверена была, что за стенами их роскошной пятикомнатной квартиры и за забором дачи в правительственном поселке люди живут так же весело, легко и сыто, как и она сама. И так бы глупая Оля и пребывала в неведении, если бы в 1939 году ее отца не арестовали и не расстреляли, обвинив в шпионаже в пользу Швеции.
Когда Марина Яковлевна кому-нибудь рассказывала об этом - не всем, только самым надежным, проверенным друзьям, - ее всегда спрашивали: почему Швеция? Всем это казалось так странно... так глупо... даже почти смешно. Но на самом деле в абсурдном обвинении была по крайней мере одна капля здравого смысла: отцовский род, как она потом уже узнала, вел свое происхождение из Швеции и у него там тогда еще были довольно близкие родственники. Более того, как Марина Яковлевна впоследствии узнала из самых достоверных источников, Олин отец тайно поддерживал с ними отношения, вел секретную переписку через посольство, подумывал даже порой об эмиграции. Никаким шпионом он, конечно, не был, просто положено было в те времена, чтобы непременно был шпион, но все же и нельзя было сказать, что его в отличие от многих совсем зря осудили.
Маму Оли, Глафиру Павловну, тоже арестовали и расстреляли вместе с мужем. Не спасло и то, что происходила она в отличие от мужа не из дворян, а из самого что ни на есть коренного российского крестьянства и была приголублена дворянским сынком, приехавшим в родную деревню в отпуск по ранению с германского фронта, исключительно за красоту.
Отец Оли и сам был хорош необычайно, только не русской, а такой суховатой и холодной северной красотой. А Оля взяла все самое лучшее от отца и от матери, и это спасло Олю от участи родителей. Хотя она тогда думала, что не спасло, а погубило. Фурманов - хотя тогда его звали по-другому, но это не важно, их всех когда-то звали иначе, Фурманов, который тогда еще не был Фурмановым, вел дело Олиного отца, влюбился в дочку врага народа и решил воспользоваться служебным положением, спасти ее от тюрьмы и неминуемой гибели. Но даже он при всей его власти не мог спасти ее открыто и вынужден был инсценировать гибель Ольги во время прыжков с парашютом (она была активисткой Осоавиахима).
Понятно, что никто не допустил бы Ольгу к прыжкам после ареста родителей. И Фурманов сделал очень хитрый ход: он сначала "убил" Ольгу, а уж потом арестовал ее безутешных родителей. Сделал он это очень просто. Однажды таким же вот пасмурным осенним утром Ольга, как обычно, поднялась с подружками в самолет. А там вместо знакомого тренера их ждал молодой симпатичный человек в летной кожанке и с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Само собой, красивый орденоносец не мог вызвать у девушек никаких подозрений, и они легко поверили, что тренер заболел, а его, тренера команды мастеров, попросили подменить больного, а заодно и присмотреться, нет ли среди них перспективных спортсменок.
