Суер - Коваль Юрий Иосифович (читаем книги бесплатно TXT) 📗
- Сбросить верп полегче, чем закинуть на борт, - заметил Пахомыч, крайне недовольный боцманом. - Господин Чугайло, вы мне еще ответите за этот якорь.
- Господин старпом, обратно я заброшу его играючи.
По якорной цепи боцман ловко, как шимпанзе, спустился на остров и только хотел кинуть верп, как туземцы окружили его, схватили и стали, как говорится, бить боцмана в белы груди.
Боцман машинально отвечал им тем же: хватал туземцев и бил их в белы груди.
- Сэр! Сэр! - кричали мы капитану. - Они бьют друг друга в белы груди!
- В сущности, - отвечал Суер, - в сущности, некоторые из побиваемых грудей не так уж и белы. Но, конечно, надо выручать боцмана.
Вслед за капитаном и лоцманом и мы с Пахомычем поползли вниз по якорной цепи выручать верп и боцмана.
Как только мы ступили на сушу, туземцы кинулись на нас.
- Позвольте, - сказал Суер-Выер, - неужели на вас сверху ничего не кидали? Чего вы так разъярились?
- Кидали! Кидали! - орали туземцы. - Вечно нас забрасывают всякою дрянью!
- Верп - вещь порядочная, очень изящный якорек, - сказал Суер. - А кто тут у вас за старшого?
Вперед выступил невысокий туземец с подушкой в руках.
- Позвольте представиться, - поклонился ему капитан. - Суер-Выер.
Туземец протянул руку:
- Калий Оротат.
- Боже мой! - сказал Суер. - Неужели Калий? Калий Оротат? Гениальный поэт? Это так?
- Да здесь все поэты, - недовольно поморщился Калий Оротат. - Да вы что, разве не слыхали про нас? Это ведь остров пониженной гениальности. Нас сюда забросили катапультой. Из разных концов планеты. Но в большинстве пишут на русском. Даже вон тот парень, по национальности сервант, и тот пишет на русском. Эй, сервант, почитай что-нибудь достойным господам.
- Прямо не знаю, что и почитать, - сказал сервант. - У меня много философской лирики - циклы верлибров, ли-мерики, танки...
- Почитайте нам что-нибудь из философской лирики, - предложил лоцман Кацман, глотнув мадеры.
Сервант поклонился:
Остров есть на окияне,
А кругом - вода.
Пальмы стройными киями,
Тигры, овода.
Я хочу на остров дольный
Топоров послать,
Палем блеск пирамидальный
Дабы порубать.
Чтоб горели топорами
Яхонты селитр,
Открывая штопорами
Керосину литр.
Чтобы штопором топорить
Окаянный мир,
Чтобы штормом откупорить
Океанный жир!
- Ну, это же совсем неплохо! - воскликнул Суер, похлопывая серванта по плечу. - Какая рифма: "тигры - овода"! А как топоры горели?! Мне даже очень понравилось.
- А мне так про керосину литр, - встрял неожиданно Чугайло. - Только не пойму, почему керосину. Напишите лучше "самогону литр"!
- А мне так очень много философии послышалось в слове "селитра", сказал лоцман. - И в штопоре такая глубокая, я бы даже сказал, спиральная философия, ведь не только искусство, но и история человека развивается по спирали. Неплохо, очень неплохо.
- Может быть, и неплохо, - скептически прищурился Калий Оротат, - но разве гениально? Не очень гениально, не очень. А если и гениально, то как-то пониженно, вы чувствуете? В этом-то вся загвоздка. Все наши ребята пишут неплохо и даже порой гениально, но... но... как-то пониженно, вот что обидно.
- Перестаньте сокрушаться, Калий, - улыбнулся капитан. - Гениальность, даже и пониженная, все-таки гениальность. Радоваться надо. Почитайте теперь вы, а мы оценим вашу гениальность.
- Извольте слушать, - поклонился поэт.
Ты не бойся, но знай:
В этой грустной судьбе
На корявых обкусанных лапах
Приближаются сзади и сбоку к тебе
Зависть, Злоба, Запах.
Напряженное сердце держи и молчи,
Но готовься, посматривай в оба.
Зарождаются днем, дозревают в ночи
Зависть, Запах, Злоба.
Нержавеющий кольт между тем заряжай.
Но держи под подушкой покаместь.
Видишь Запах - по Злобе, не целясь, стреляй,
Попадешь обязательно в Зависть.
Не убьешь, но - стреляй!
Не удушишь - души!
Не горюй и под крышкою гроба.
Поползут по следам твоей грустной души
Зависть, Запах, Злоба.
- Бог мой! - сказал Суер, прижимая поэта к груди. - Калий! Это гениально!
- Вы думаете? - смутился Оротат.
- Чувствую! - воскликнул Суер. - Ведь всегда было "ЗЗЖ", а вы создали три "3". Потрясающе! "Зависть, Злоба, Жадность" - вот о чем писали великие гуманисты, а вы нашли самое емкое - "Запах"! Какие пласты мысли, образа, чувства!
- Да-да, - поддержал капитана лоцман Кацман. - Гениально!
- А не пониженно ли? - жалобно спрашивал поэт.
- Повышенно! - орал Чугайло. - Все хреновина! Повышенно, Колька! Молоток! Не бзди горохом!
- Эх, - вздыхал поэт, - я понимаю, вы - добрые люди, хотите меня поддержать, но я и сам чувствую... пониженно. Все-таки пониженно. Обидно ужасно. Обидно. А ничего поделать не могу. Что ни напишу - вроде бы гениально, а после чувствую: пониженно, пониженно. Ужасные муки, капитан.
Между прочим, пока Калий читал и жаловался, я заметил, что из толпы туземных поэтов все время то вычленялись, то вчленивались обратно какие-то пятнистые собакоиды, напоминающие гиенопардов.
- Это они, - прошептал вдруг Калий Оротат, хватая за рукав нашего капитана, - это они, три ужасные "Зэ", они постоянно овеществляются, верней, оживотновляются, становятся собакоидами и гиенопардами. Постоянно терзают меня. Вот почему я все время ношу подушку.
Тут первый собакоид - черный с красными и желтыми звездами на боках бросился к поэту, хотел схватить за горло, но Калий выхватил из-под подушки кольт и расстрелял монстра тремя выстрелами.
Другой псопард - желтый с черными и красными звездами - подкрался к нашему капитану, но боцман схватил верп и одним ударом размозжил плоскую балду с зубами.
Красный гиенопес - с черными и желтыми звездами - подскакал к Пахомычу и, как шприц, впился в чугунную ляжку старпома.
Она оказалась настолько тверда, что морда-игла обломилась, а старпом схватил поганую шавку за хвост и швырнул ее куда-то в полуподвалы.
- Беспокоюсь, сэр, - наклонился старпом к капитану, - как бы в этих местах наша собственная гениальность не понизилась. Не пора ли на "Лавра"?
- Прощайте, Калий! - сказал капитан, обнимая поэта. - И поверьте мне: гениальность, даже пониженная, всегда все-таки лучше повышенной бездарности.
