Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (книга регистрации txt) 📗
Варвара проснулась, и сердито спросила:
— Что ты орешь, Ардальон Борисыч? спать не даешь.
— Пиковая краля все ко мне лезет, в тиковом капоте, — пробормотал Передонов.
Варвара встала и, ворча и чертыхаясь, принялась отпаивать Передонова какими-то каплями.
В воскресенье, когда Передонов и Варвара завтракали, в переднюю вошел кто-то. Варвара, крадучись по привычке, подошла к двери, и заглянула в нее. Так же тихонько вернувшись к столу, она прошептала:
— Почтальон, надо ему водки дать, — опять письмо принес.
Передонов молча кивнул головой, — что ж, ему не жалко рюмки водки. Варвара крикнула:
— Почтальон, иди сюда.
Письмоносец вошел в горницу. Он рылся в сумке, и притворялся, что ищет письмо. Варвара налила в большую рюмку водки, и отрезала кусок пирога. Письмоносец посматривал на ее действия с вожделением. Меж тем Передонов все думал, на кого похож почтарь. Наконец он вспомнил, — это же ведь тот же рыжий, прыщавый хлап, что недавно подвел его под такой крупный ремиз.
— Опять, пожалуй, подведет, — тоскливо подумал Передонов, и показал — письмоносцу кукиш в кармане.
Рыжий хлап подал письмо Варваре.
— Вам-с, — почтительно сказал он, поблагодарил за водку, выпил, крякнул, захватил пирог, и вышел.
Варвара повертела в руках письмо и, не распечатывая, протянула его Передонову:
— На, прочти; кажется, опять от княгини, — сказала она, ухмыляясь, — расписалась, а толку мало. Чем писать, дала бы место.
У Передонова задрожали руки. Он разорвал оболочку, и быстро прочел письмо. Потом вскочил с места, замахал письмом, и завопил:
— Ура! три инспекторских места, любое можно выбирать. Ура, Варвара, наша взяла!
Он заплясал и закружился по горнице. С неподвижно-красным лицом и тупыми глазами он казался странно-большою, заведенною в пляс куклою. Варвара ухмылялась, и радостно глядела на него. Он крикнул:
— Ну, теперь решено, Варвара, — венчаемся!
Он схватил Варвару за плечи, и принялся вертеть ее вокруг стола, топоча ногами.
— Русскую, Варвара! — закричал он.
Варвара подбоченилась, и поплыла. Передонов плясал перед нею вприсядку. Вошел Володин, и радостно заблеял:
— Будущий инспектор трепака откалывает!
— Пляши, Павлушка] — закричал Передонов.
Клавдия выглядывала из-за двери. Володин крикнул ей, хохоча и ломаясь:
— Пляши, Клавдюша, и ты. Все вместе! Распотешим будущего инспектора!
Клавдия завизжала, и поплыла, пошевеливая плечьми. Володин лихо завертелся перед нею, — приседал, повертывался, подскакивал, хлопал в ладоши. Особенно лихо выходило у него, когда он подымал колено, и под коленом ударял в ладоши. Пол ходенем ходил под их каблуками. Клавдия радовалась тому, что у нее такой ловкий молодец.
Устали, сели за стол, а Клавдия убежала с веселым хохотом в кухню. Выпили водки, пива, побили бутылки и стаканы, кричали, хохотали, махали руками, обнимались и целовались. Потом Передонов и Володин побежали в Летний сад, — Передонов спешил похвастаться письмом.
В биллиардной застали обычную компанию. Передонов показал приятелям письмо. Оно произвело большое впечатление. Все доверчиво осматривали его. Рутилов бледнел и, бормоча что-то, брызгался слюною.
Из Летнего сада Передонов стремительно пошел к Вершиной. Он шел быстро и ровно, однообразно махал руками, бормотал что-то; на лице его, казалось, не было никакого выражения, — как у заведенной куклы было оно неподвижно, — и только какой-то жадный огонь мертво мерцал в глазах.
День выдался ясный, жаркий. Марта сидела в беседке. Она вязала чулок. Мысли ее были смутны и набожны. Сначала она думала о грехах, потом направила мысли свои к более приятному, и стала размышлять о добродетелях. Думы ее начали обволакиваться дремой, и стали образны, и по мере того, как уничтожилась их выражаемая словами вразумительность, увеличивалась ясность их мечтательных очертаний. Доброжелатели предстали перед нею, как большие и красивые куклы в белых платьях, сияющие и благоуханные. Они обещали ей награды, — в руках их звенели ключи, на них развевались венчальные покрывала.
Между ними одна была странная и непохожая на них. Она ничего не обещала, и глядела укоризненно, и губы ее двигались с беззвучною угрозою; казалось, что если она скажет слово, то станет страшно. Марта догадалась, что это совесть. Она была вся в черном, эта странная и жуткая посетительница, с черными глазами, с черными волосами, — и вот она заговорила о чем-то, быстро, часто, отчетливо.
Она стала совсем похожа на Вершину. Марта встрепенулась, ответила что-то на ее вопрос, ответила почти бессознательно, — и опять дрема одолела Марту.
Совесть ли, Вершина ли сидела против нее, и говорила что-то скоро и отчетливо, но непонятно, и курила чем-то чужепахучим, — решительная, тихая, требующая, чтобы все было, как она хочет. Марта хотела посмотреть прямо в глаза этой докучной посетительнице, но почему-то не могла, — та странно улыбалась, ворчала, и глаза ее убегали куда-то, и останавливались на далеких, неведомых предметах, на которые Марте страшно было глядеть…
Громкий разговор разбудил Марту.
В беседке стоял Передонов, и громко говорил, здороваясь с Вершиной. Марта испуганно озиралась. Сердце у нее стучало, а глаза еще слипались, и мысли еще путались. Где же совесть? Или ее и не было? И не следовало ей здесь быть?
— А вы дрыхнули тут, — сказал ей Передонов, — храпели во все носовые завертки. Теперь вы сосна.
Марта не поняла его каламбура, и улыбнулась, догадываясь по улыбке на губах у Вершиной, что говорится что-то, что надо принимать за смешное.
— Вас бы надо было Софьей назвать, — продолжал Передонов.
— Почему же? — спросила Марта.
— А потому, что вы — соня, а не Марфа.
Передонов сел на скамейку рядом с Мартой, и сказал:
— А у меня новость, очень важная.
— Какая же у вас новость, поделитесь с нами, — сказала Вершина, и Марта тотчас позавидовала ей, что она таким большим количеством слов сумела выразить простой вопрос: какая новость?
— Угадайте, — угрюмо-торжественно сказал Передонов.
— Где ж мне угадать, какая у вас новость, — ответила Вершина, — вы так скажите, вот и мы будем знать вашу новость.
Передонову было неприятно, что не хотят разгадывать его новость. Он замолчал, и сидел неподвижно, неловко сгорбившись, тупой и тяжелый, и неподвижно смотрел перед собою. Вершина курила, и криво улыбалась, показывая свои темно-желтые зубы.
— Чем так-то угадывать ваши новости, — сказала она, помолчав немного, — давайте я вам на картах погадаю. Марта, принесите из комнаты карты.
Марта встала, но Передонов сердито остановил ее:
— Сидите, не надо, я не хочу. Гадайте сами себе, а меня оставьте. Уж вы меня теперь на свой копыл не перегадаете. Вот я вам покажу штуку, так вы рты разинете.
Передонов проворно вынул из кармана бумажник, достал из него письмо в оболочке, и показал Вершиной, не выпуская из рук.
— Видите, — сказал он, — конверт. А вот и письмо.
Он вынул письмо, и прочитал его, медленно, с тупым выражением удовольствованной злости в глазах. Вершина опешила. Она до последней минуты не верили в княгиню, но теперь она поняла, что дело с Мартой окончательно проиграно. Досадливо, криво усмехнулась она, и сказала:
— Ну что ж, ваше счастье.
Марта сидела с удивленным и напуганным лицом, и растерянно улыбалась.
— Что, взяли? — сказал Передонов злорадно. — Вы меня дураком считали, а я-то поумнее вас выхожу. Вот про конверт говорили, — а вот вам и конверт. Нет, уж мое дело верное.
Он стукнул кулаком по столу, несильно и негромко, — и движение его, и звук его слов оставались как-то странно равнодушными, словно он был чужой и далекий своим делам.
Вершина и Марта переглянулись с брезгливо недоумевающим видом.
— Что переглядываетесь! — грубо сказал Передонов, — нечего переглядываться: теперь уж, конечно, женюсь на Варваре. Многие тут барышеньки меня ловили.
