Женщина на кресте - Мар Анна (бесплатные версии книг TXT) 📗
Шаря по углам, Алина натолкнулась на папку, распухшую от вырезанных картинок. Здесь оказалась целая коллекция знаменитых женщин – Мария Стюарт, Адриенна Лекуврер, Заира, Магдалина, Екатерина Медичи, Лавальер, Помпадур… Тут же она нашла ящичек с акварельными красками. Это восхитило Алину. Она любила раскрашивать, совсем неискусно, как девочка. Она достала стакан воды, выбрала пачку картинок, очистила местечко на столе среди толстых книг по живописи и архитектуре и принялась за работу. Очень прилежно она раскрашивала в лиловый цвет платье Марии Манчины и в темно-зеленый – драпировку за нею. Несколько раз, подымая голову и слушая ветер и дождь, она боялась разрыдаться.
Когда совсем стемнело, Алина отложила кисточку. Пальцы ее онемели, но остались чистыми. Она пожалела, что около нее нет Юлия или Христины. У нее не было ни сил, ни желания двинуться с места. Франуся пришла, зажгла лампу, говорила что-то, ушла, где-то шумела, спуская шторы, – Алина не слышала, Хлопнула входная дверь, вернулся Шемиот, прошел к себе переодеваться – Алина тоже не слышала. На веранде управляющий спорил с подрядчиком, а его собаки ожесточенно лаяли – и снова Алина ничего не слышала.
– Вы здесь, Алина?
Шемиот целовал ее пальчики, извиняясь. Проклятое хозяйство! Проклятая погода! Решительно, он болен из-за всех этих вечных историй с рабочими, поденщиками, управляющим. В конторе пахло дегтем, капустой и еще чем-то отвратительным. Он еле держится на ногах.
– А вы что делали, Алина?
– Я тосковала.
– О городе?
– О вас.
– И потом?
– Раскрашивала акварелью картинки.
– Какое ребячество.
Он рассмеялся, Она все еще не приходила в себя от волнения.
– Ваш сын уехал?
– Да.
– Почему?
– Две причины. Первая – он хочет сделать предложение Христине. Вторая – я сам отослал его. Он мешал мне. А вы недовольны, дорогая?
– О нет, если вы это нашли нужным.
– Вы знаете, я немного боялся за вас.
– Вы?
– Да, после вчерашнего вы могли заболеть.
Алина улыбнулась, опуская глаза:
– Я здорова.
– Тем лучше, пойдемте в столовую.
После обеда Алину ожидал сюрприз – затопили камин в кабинете Шемиота. Сюда им подали чай, торт, варенье, ром. Свет от камина зажигал разноцветные огоньки на стеклярусном тюнике Алины – ее плечи, прикрытые белым шифоном, нежно розовели.
Шемиот слегка подался вперед, чтобы лучше разглядеть выражение лица Алины, и она скорее угадала, чем заметила, его быстро скользнувшую улыбку.
– Я огорчу вас, дорогая.
– Вы не можете огорчить меня, Генрих, я всему подчиняюсь заранее.
– Вы меня радуете, я малодушно прячусь от вас целый день.
– Прячетесь?
– Да. Мне нужно сказать вам. Ах, как это трудно.
Шемиот, гремя щипцами, перебил головешку в камине, сгреб уголья и, любуясь на новое пламя, высокое и ровное, как дыхание, продолжал:
– Будьте мужественны, Алина, я твердо обдумал план нашего союза. Я не женюсь на вас, дорогая, я не женюсь на вас никогда, хотя бы вы умерли здесь, у моих ног, я не женюсь.
Она перевела дух. Казалось, вся жизнь ушла из ее глаз, и они стали тусклыми, неподвижными, чуть-чуть расширенными.
Она спросила шепотом:
– Вы не любите меня?
– Я люблю вас, Алина, больше всех женщин, которых я только знал. Чем мне поклясться?
Она сделала слабый жест, означающий – почему же вы бросаете меня?
Он повторил то, что она уже слышала. Он стар для нее. У него взрослый сын. Алина может быть счастлива с другим. Наконец, если она считает позорным быть его любовницей, она, значит, его не любит бескорыстно и полно. Все это он щедро пересыпал сожалениями и жалобами то на судьбу, то на женщин, то на самого себя.
Алина была ошеломлена. Понятие «любовница» для нее являлось чем-то омерзительным, страшным и, главное, нечистоплотным. Конечно, она глубоко унизилась перед Шемиотом, он наказывал ее и говорил ей «ты», но ведь она смотрела на него как на мужа. Он был для нее Единственным и Избранным. Она убеждена, что не могла бы любить другого так, как Генриха. Все застыло в ней от горя, и она не ощущала больше никаких желаний.
Она подумала:
«Судьба моя решается, но мне безразлично. Я готова встать и уйти куда-то. Все равно куда, не оглядываясь. Так вот чего хочет от меня Генрих? Заменить ему Клару, о, это слишком».
Шемиот знал ее мысли. Он взял себя в руки. Он не женится, если даже Алина потеряна для него, он не женится, Это смешно.
И он поднялся, как бы прощаясь:
– Я в отчаянии, Алина, сознаюсь, я думал встретить в вас больше любви. Она зарыдала:
– Неправда, неправда, я была вашей с первой встречи, а вчера? О, как вы жестоки ко мне.
Звук ее голоса растрогал Шемиота. Он обнял ее, вытирая ее слезы, целуя глаза и губы:
– Не плачь, все устроится, будь послушна. Ты – моя, и ты очаровательна.
Теперь, когда они отбросили вопрос о браке, в Шемиоте поднялся исключительный интерес к Алине. Он был счастлив и снова влюблен. Он смотрел на ее яркий, свежий рот и терзался между желанием обладать ею сегодня и желанием довести ее еще до большего любовного исступления. Прибегая к наказанию, он знал, что делал. Собираясь обладать ею – он шел наугад. Ему было важно заставить Алину всего и всего просить.
Они не заметили, как дрова догорели.
Теперь пылали только угли. Стало жарко.
– Уже полночь, Алина. Вам пора ложиться.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Она поспешно простилась.
Глубокое разочарование охватило Алину. Как, значит, он не хочет оставаться с ней? Она ничего более не понимала. Ведь истинная любовь проста. А любовь Шемиота представлялась ей иероглифами. Добиться у нее согласия на все, потребовать всего, довести ее до бесстыдства и потом даже не желать ее? Что ей делать? Уехать? О, если бы она решилась на это. Остаться? Для чего? А если он просто скучает с ней, ищет предлога отделаться?
После бурных слез ее настроение изменилось:
– Разве я думала встретить в Генрихе азиата? Он слишком умен и деликатен. Он приближается ко мне не без колебания. Правда, я не буду его законной женой, но тем более любовница обязана стать совершенством, я поняла это сегодня.
И она уснула, продолжая плакать, но уже без горечи и оскорбления, оправдав его во всем сама перед собою.
Шемиот же разговаривал с лакеем. Викентий доложил ему, что Франуся не остается служить. Она все время скучает по городу.
– Хорошо, Викентий. Почему не все рабочие пришли за получкой?
– Дорога очень плоха.
– Если они придут завтра, мне не докладывайте.
И Шемиот думал, покуда Викентий растирал его одеколоном: «Все в доме считают Алину моей любовницей. Тот же Викентий, и управляющий, и повар, все, а я теряю время и не должен быть преувеличенного мнения о собственной персоне. Я могу наскучить Алине, внушить ей раздражение, показаться смешным, Витольд Оскерко женится на ней, не задумываясь, я убежден, от горя Алина способна сделать эту глупость, она выйдет за ничтожество и возьмет в придачу Христину, я не прощу себе тогда до смерти. Желаю я Алину? Сегодня – безусловно. Раньше я думал об этом лениво. Завтра? Завтра я могу стать холодным как лед. И все-таки сегодня уже потеряно. Какая жалость. Что делает Алина? Она плачет, считает себя погибшей и уязвленной в своем женском самолюбии. Она думает, что не нравится мне физически. Скоро она устанет думать, плакать и будет только страдать. Как хлопотно с этими женщинами!»
– Спокойной ночи, барин.
Викентий ушел.
Последней мыслью Шемиота было: «Алина сама виновата. Если она любит меня, почему она не осталась со мной? Из чувства стыдливости? Послушания? Ну вот, подобные женщины только развращают нас».
Утром Алина сказала плачущей Франусе:
– Успокойтесь, если вы не хотите оставаться у господина Шемиота, я вас возьму к себе в город. Вы – хорошая девушка.
Франуся снова заплакала, но уже от радости. Алина совсем смягчилась. Ей было приятно тешить эту девушку, очень ловкую и услужливую, догадавшуюся о многом и все же не фамильярную.
