Тарас Бульба (иллюстрации Кукрыниксов) - Гоголь Николай Васильевич (мир бесплатных книг TXT) 📗
них кольчуги и свиты, и далеко чернели и червонели черные, червонноверхие
бараньи их шапки.
Два козака выехало вперед из запорожских рядов. Один еще совсем молодой,
другой постарее, оба зубастые на слова, на деле тоже не плохие козаки:
Охрим Наш и Мыкыта Голокопытенко. Следом за ними выехал и Демид
Попович, коренастый козак, уже давно маячивший на Сечи, бывший под
Адрианополем и много натерпевшийся на веку своем: горел в огне и
прибежал на Сечь с обсмаленною, почерневшею головою и выгоревшими
усами. Но раздобрел вновь Попович, пустил за ухо оселедец, вырастил усы,
густые и черные как смоль. И крепок был на едкое слово Попович.
– А, красные жупаны на всем войске, да хотел бы я знать, красная ли сила у
войска?
– Вот я вас! – кричал сверху дюжий полковник, – всех перевяжу! Отдавайте,
холопы, ружья и коней. Видели, как перевязал я ваших? Выведите им на вал
запорожцев!
И вывели на вал скрученных веревками запорожцев. Впереди их был
куренной атаман Хлиб, без шаровар и верхнего убранства, – так, как схватили
его хмельного. И потупил в землю голову атаман, стыдясь наготы своей перед
своими же козаками и того, что попал в плен, как собака, сонный. В одну
ночь поседела крепкая голова его.
– Не печалься, Хлиб! Выручим! – кричали ему снизу козаки.
– Не печалься, друзьяка! – отозвался куренной атаман Бородатый. – В том нет
вины твоей, что схватили тебя нагого. Беда может быть со всяким человеком;
но стыдно им, что выставили тебя на позор, не прикрывши прилично наготы
твоей.
– Вы, видно, на сонных людей храброе войско! – говорил, поглядывая на вал,
Голокопытенко.
– Вот, погодите, обрежем мы вам чубы! – кричали им сверху.
– А хотел бы я поглядеть, как они нам обрежут чубы! – говорил Попович,
поворотившись перед ними на коне. Потом, поглядевши на своих, сказал: – А
что ж? Может быть, ляхи и правду говорят. Коли выведет их вон тот пузатый,
им всем будет добрая защита.
– Отчего ж, ты думаешь, будет им добрая защита? – сказали козаки, зная, что
Попович, верно, уже готовился что-нибудь отпустить.
– А оттого, что позади его упрячется все войско, и уж черта с два из-за его
пуза достанешь которого-нибудь копьем!
Все засмеялись козаки. И долго многие из них еще покачивали головою,
говоря: «Ну уж Попович! Уж коли кому закрутит слово, так только ну…» Да
уж и не сказали козаки, что такое «ну».
– Отступайте, отступайте скорей от стен! – закричал кошевой. Ибо ляхи,
казалось, не выдержали едкого слова, и полковник махнул рукой.
Едва только посторонились козаки, как грянули с валу картечью. На валу
засуетились, показался сам седой воевода на коне. Ворота отворились, и
выступило войско. Впереди выехали ровным конным строем шитые гусары.
За ними кольчужники, потом латники с копьями, потом все в медных шапках,
потом ехали особняком лучшие шляхтичи, каждый одетый по-своему. Не
хотели гордые шляхтичи смешаться в ряды с другими, и у которого не было
команды, тот ехал один с своими слугами. Потом опять ряды, и за ними
выехал хорунжий; за ним опять ряды, и выехал дюжий полковник; а позади
всего уже войска выехал последним низенький полковник.
– Не давать им, не давать им строиться и становиться в ряды! – кричал
кошевой. – Разом напирайте на них все курени! Оставляйте прочие ворота!
Тытаревский курень, нападай сбоку! Дядькивский курень, нападай с другого!
Напирайте на тыл, Кукубенко и Палывода! Мешайте, мешайте и розните их!
И ударили со всех сторон козаки, сбили и смешали их, и сами смешались. Не
дали даже и стрельбы произвести; пошло дело на мечи да на копья. Все
сбились в кучу, и каждому привел случай показать себя. Демид Попович трех
заколол простых и двух лучших шляхтичей сбил с коней, говоря: «Вот
добрые кони! Таких коней я давно хотел достать!» И выгнал коней далеко в
поле, крича стоявшим козакам перенять их. Потом вновь пробился в кучу,
напал опять на сбитых с коней шляхтичей, одного убил, а другому накинул
аркан на шею, привязал к седлу и поволок его по всему полю, снявши с него
саблю с дорогою рукоятью и отвязавши от пояса целый черенок[[32]] с
червонцами. Кобита, добрый козак и молодой еще, схватился тоже с одним из
храбрейших в польском войске, и долго бились они. Сошлись уже в
рукопашный. Одолел было уже козак и, сломивши, ударил вострым турецким
ножом в грудь, но не уберегся сам. Тут же в висок хлопнула его горячая пуля.
Свалил его знатнее из панов, красивейший и древнего княжеского роду
рыцарь. Как стройный тополь, носился он на булатом коне своем. И много
уже показал боярской богатырской удали: двух запорожцев разрубил надвое;
Федора Коржа, доброго козака, опрокинул вместе с конем, выстрелил по
коню и козака достал из-за коня копьем; многим отнес головы и руки и
повалил козака Кобиту, вогнавши ему пулю в висок.
– Вот с кем бы я хотел попробовать силы! – закричал незамайковский
куренной атаман Кукубенко. Припустив коня, налетел прямо ему в тыл и
сильно вскрикнул, так что вздрогнули все близ стоявшие от нечеловеческого
крика. Хотел было поворотить вдруг своего коня лях и стать ему в лицо; но не
послушался конь: испуганный страшным криком, метнулся на сторону, и
достал его ружейною пулею Кукубенко. Вошла в спинные лопатки ему
горячая пуля, и свалился он с коня. Но и тут не поддался лях, все еще силился
нанести врагу удар, но ослабела упавшая вместе с саблею рука. А Кукубенко,
взяв в обе руки свой тяжелый палаш, вогнал его ему в самые побледневшие
уста. Вышиб два сахарные зуба палаш, рассек надвое язык, разбил горловой
позвонок и вошел далеко в землю. Так и пригвоздил он его там навеки к
сырой земле. Ключом хлынула вверх алая, как надречная калина, высокая
дворянская кровь и выкрасила весь обшитый золотом желтый кафтан его. А
Кукубенко уже кинул его и пробился с своими незамайковцами в другую
кучу.
– Эх, оставил неприбранным такое дорогое убранство! – сказал уманский
куренной Бородатый, отъехавши от своих к месту, где лежал убитый
Кукубенком шляхтич. – Я семерых убил шляхтичей своею рукою, а такого
убранства еще не видел ни на ком.
И польстился корыстью Бородатый: нагнулся, чтобы снять с него дорогие
доспехи, вынул уже турецкий нож в оправе из самоцветных каменьев, отвязал
от пояса черенок с червонцами, снял с груди сумку с тонким бельем, дорогим
серебром и девическою кудрею, сохранно сберегавшеюся на память. И не
услышал Бородатый, как налетел на него сзади красноносый хорунжий, уже
раз сбитый им с седла и получивший добрую зазубрину на память.
Размахнулся он со всего плеча и ударил его саблей по нагнувшейся шее. Не к
добру повела корысть козака: отскочила могучая голова, и упал
обезглавленный труп, далеко вокруг оросивши землю. Понеслась к вышинам
суровая козацкая душа, хмурясь и негодуя, и вместе с тем дивуясь, что так
рано вылетела из такого крепкого тела. Не успел хорунжий ухватить за чуб
атаманскую голову, чтобы привязать ее к седлу, а уж был тут суровый
мститель.
Как плавающий в небе ястреб, давши много кругов сильными крылами, вдруг
останавливается распластанный на одном месте и бьет оттуда стрелой на
раскричавшегося у самой дороги самца-перепела, – так Тарасов сын, Остап,
налетел вдруг на хорунжего и сразу накинул ему на шею веревку.
Побагровело еще сильнее красное лицо хорунжего, когда затянула ему горло
жестокая петля; схватился он было за пистолет, но судорожно сведенная рука
не могла направить выстрела, и даром полетела в поле пуля. Остап тут же, у
