КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК - Орлов Владимир Викторович (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
– Ну и помалкивайте себе, Прокопьев Сергей! И уж кому-кому, но не вам лезть в мои дела!
Она поднялась, почти вскочила и быстро двинулась к двери. Линии ее тела нельзя было признать безоговорочно дурными, но Прокопьев тотчас забыл о них, он повторял про себя: «Срезала она меня, срезала…» В этом ее «не вам!», окруженном рвами пауз и произнесенном чуть ли не при сжатых в презрении губах, вызвучилась оценка его, Прокопьева, как неспособного помочь кому-то и уж тем более участвовать в каких-то скорее всего опасных делах.
– Полно, Прокопьев! Не забивайте голову чепухой! - сказал сидевший справа от Прокопьева странный субъект по имени Фридрих, по одному из прозвищ - Конфитюр. - Лучше послушайте. Приобретать виллу сегодня выгоднее на Балеарских островах, а не на Мальте и не на Кипре.
– Какие еще Балеарские острова! - воскликнул Прокопьев. - Какие виллы!
У Прокопьева с Фридрихом Малоротовым, книжным челноком, случились два-три пересечения в закусочной. Фридрих, мужчина лет тридцати пяти, нос - клювом какаду, жесткие волосы дыбом, вечная сумка на колесах у ног, иногда и пустой рюкзак (сбыл товар), чрезвычайно интересовался ценами на замки, виллы и коттеджи. Главным образом, на берегах Средиземного моря. Отчего и получил новое прозвище - Средиземноморский. В закусочной Фридрих выкладывал на столик номера глянцево-манящего журнала «Твоя крепость» и принимался меленькими цифрами производить хотя бы и на обрывках газет упоительные расчеты. Прокопьеву стало известно, что Фридрих был убежден: рано или поздно его предпринимательские удачи позволят ему приобрести ласточкино гнездо на лазурных берегах. Тем более что своего жилья он не имел, обитал у жены в Щербинке, вблизи враждующего с ним воинства - тещи и шурина. Этот шурин пробирался ночью к холодильнику и пожирал любезный натуре Фридриха клубничный конфитюр. Из ¦практических соображений Фридрих был вынужден банки с конфитюром до Щербинки не доносить, а вбирать в себя лакомство в Камергерском переулке. Журнал «Твоя крепость» призывал отечественное среднеклассье возместить потерю Аляски освоением лениво-журчащего подбрюшья Европы, всяческих Калифорний и Флорид, а с ними - и островов Карибского бассейна. (На вопрос, отчего он не помышляет о загородной резиденции на Барбадосе или Антилах, Фридрих якобы отвечал, что это слишком далеко от Щербинки, дороги и прогонные обойдутся в копеечку.) Журнал сообщал Фридриху самые точные и самые свежие сведения о стоимости того-то и того-то (земли, зданий, строительных работ), о кредитах, рассрочках, о скидках и льготах, ну и о прочем. Фридрих расчеты производил сравнительные, и выяснялось, что дом на Корсике - и именно не рядом с Аяччо или Бастией, а в местечке Алерия - обойдется ему дешевле дома тех же свойств вблизи Ниццы либо на острове Родос. «Двадцать долларов, двадцать долларов… - бормотал Фридрих и нервически смеялся. - А если учесть двадцать лет рассрочки…» Но и успокоиться не мог. Томило, будоражило его предчувствие. Что где-то среди географических названий и цифирок, коли он продолжит поиск, обнаружится, не может не обнаружиться, уж совсем выгодное для него предложение. И вот, вот оно! Конечно, конечно же - местечко Анавидис на западном боку острова Корфу! Там выгоды выходили и не в двадцать долларов - во все тридцать два! А если принять во внимание рассрочку на двадцать лет! А если принять во внимание!… Фридрих Средиземноморский чечетку готов был отлупцевать на брусчатке Камергерского! Но прежде стоило заказать сто граммов коньяка в честь выгодной сделки. И выделить часть разницы от только что проведенной коммерции на разгул. И позволить себе снять к ночи девочку с белыми ногами на Тверской под аркой Брюсова переулка…
Так, говорили, продолжалось лет пять.
Нынче же исследования Фридриха привели его на Балеарские острова. Восклицания Прокопьева («Какие еще Балеарские острова! Какие еще виллы!») его не только удивили, но и обидели.
– Но это же и морской свинке должно быть понятно, - угрюмо произнес Фридрих, - что владения вам лучше приобретать на Балеарских островах!
– Да нигде я не собираюсь приобретать какие-либо владения! - снова воскликнул Прокопьев. - И что же вы сами-то не отправитесь на Балеарские острова?
– Мной еще не сделан выбор! - ответил Фридрих, но в нем тотчас же возникли несомненные подозрения, он взглянул на Прокопьева враждебно-угрожающе.
– Успокойтесь, Фридрих, - сказал Прокопьев. - Мои интересы чрезвычайно далеки от ваших интересов.
И действительно, он думал теперь о девушке с неважной прической, резкими словами оценившей его, Прокопьева, суть. «В чем драма ее жизни? Отчего она расплакалась?» - размышлял Прокопьев.
Но при этих его мыслях в закусочную по-хозяйски вошел мужичок лет сорока, в майке, спортивных штанах и шлепанцах на босу ногу. Он прошагал к кассирше Люде (на боку ее кабинки, кстати, был укреплен трафарет: «Касса работает в настоящем режиме цен») и объявил, отчасти радостно:
– Опять прилетали! Через форточку и прямо к ней!
– Ой, Васек, ой! - воскликнула кассирша. - И сколько же их было?
– Трое. Как и в прошлые разы. И сразу к ней, к стерве!
С кружкой пива и ста граммами «Завалинки» Васек направился к столику Прокопьева.
– Можно к вам?
– Садись, Васек, садись, - Фридрих снова принялся выводить цифирки, теперь уже прямо на глянцевостях журнала.
– Я вас, пожалуй, видел, - сказал Васек.
– Наверное, - кивнул Прокопьев. - Я сюда захожу иногда…
– А я из здешнего двора. Вон там, за ихней кухней, - и он протянул Прокопьеву руку. - Василий Фонарев. Частный извозчик. Водила-бомбила. Сейчас вот мотор распоганился. Я с ним вожусь. Сижу дома с бабьем. Сам-то я из Касимова. Вы в Касимове, небось, бывали.
– Нет, - сказал Прокопьев. - Не бывал.
– Ну как же! Вы в Касимове не бывали? - удивился Васек. - Я вам из Касимова воду привезу. Трехлитровую банку. В Касимове вода замечательная. От нее все пройдет. Вас как звать-то? Привезу, Сергей, обязательно. И Фридриху я обещал. Ну и что, что не привез? Привезу. И не потому, что вода замечательная, а из уважения. И тебе, Серега, привезу.
– Ты, Васек, опять в запое, что ли? - поинтересовалась кассирша Люда.
– Ни в коем разе, Людмила Васильевна, - ответствовал Васек. - Но хоть бы и в запое. Но не в запое. А так выпил малость из-за недоумений. Ведь они совсем обнаглели, гуманоиды-то эти! Башки бы им поотрывать! Но у них их нет.
– На кого же они, Васек, похожи?
– На велосипедные шины. Раздутые. С большими ниппелями. Вот с такими. Правда, когда в форточку влетают, слипаются в колбасу. Но ниппеля у них еще больше становятся. И мимо меня прямо к ней, к полковнику!
– Какой у тебя еще полковник? - оторвался от расчетов Фридрих.
– Ну жена моя! - поморщился Васек. - А кто же она, как не полковник? И ведь ждет их, стерва! Сразу троих. Я поднимаю голову, а они уже отряхиваются. Как тут не прийти в недоумение и не выпить?
– Ой, Васек, ой! - восхитилась кассирша. - Какая жизнь у тебя интересная! И сейчас они у тебя?
– Нет, улетели. А полковник послала меня за бутылкой. Чтобы энергии в ней восстановились. Побегу в «Красные двери». Ты, Серега, не расстраивайся. Я тебе воду из Касимова привезу. Раз пообещал. Банку трехлитровую. Может, и ведро.
И Васек, не теряя шлепанцев, поспешил в бывшую булочную, ныне - не знающий покоя и ночами магазин, прозванный в народе «Красными дверями».
А Фридрих достал из кармана куртки калькулятор и, видимо, стал перепроверять результаты изысканий.
– Что же ты раньше жалел эту свою машину? - поинтересовалась кассирша Люда.
– А возьмет и сядет у заразы накопитель энергии, - разъяснил Фридрих. - А потом, как только дело доходит до восточного побережья Сардинии, цифры в нем начинают дергаться.
«Где же сейчас печальная девушка Нина? - опять обеспокоился Прокопьев. - Не издеваются ли над ней сейчас какие-либо изверги? Жива ли она?»
Не произнеся этикетно-общепитовских слов, на свободные у столика стулья слева от Прокопьева и Фридриха Малоротова опустились двое мужчин средних лет с как будто бы знакомыми Прокопьеву лицами. Один был вроде бы актер. Лицо другого, сообразил Прокопьев, не раз дергалось перед ним на экране телевизора. Он всегда о ком-то вспоминал. Да, да, именно вспоминал. Юбилеи, похороны - и он непременно возникал на экране, и выходило так, что он был первейшим другом юбиляра или только что почившего. Высоцкий, Даль, Тарковский, Галич и вовсе удаленные от нас годами мастера - Пришвин, Пастернак и даже Михаил Афанасьевич Булгаков. Вот о ком он говорил. А на вид первейшему другу и воспоминателю более сорока пяти лет дать было никак нельзя.
