Выздоровление - Гембицкий Александр (первая книга .TXT) 📗

-- И все ж дуэль -- это и вправду романтично. Честь, достоинство. Защищать их, по крайней мере, красиво...

-- Но ведь он убит! Как вы не понимаете. Он потерял все. Бога, призрачный свет последней звезды, пообещавшей ему успокоение. Мне больно от его раны. Хороша романтика. Он ведь и в самом деле убит. Какой -- то силой, каким- то страшным выстрелом над ним совершено убийство, убита его душа, его вечность. А вы! "Романтик"!

-- Бросьте. Вы явно завираетесь, неужто вы и вправду верите в какую- то бесконечность! Он лишь очередной сумасшедший, каких много. Тут уже играет ваше воображение. Успокойтесь.

-- А ну вас к черту, ничего вы не поняли!

-- Бросьте!

-- К черту! Он безнадежно прав. Мы все устали. Очень.

Утро следующего дня было великолепным воскресным утром. Свет, настоящий добрый свет наполнял светом глаза, и кошмары прошедшей ночи были разорваны. Доктор окружной больницы проснулся в великолепном настроении. Выспавшись, он плотно позавтракал и с легкостью в походке пошел к реке. Сегодня он еще не видел никого из Них. Лишь солнцем залитые луга, лишь радостная нега, фонтаном бьющая из просветлевшей души. Лишь естественная, освещенная правдивым светом солнца, земная Истина, полная неоспоримых достоинств. Спускаясь к реке, он уже не помнил ни вчерашней озлобленной ночи, ни убитого "дуэлянта". Теперь он чувствовал себя живым. Навсегда.

Воля

Завтра я уезжаю. Ухожу, убегаю. Она здесь. Пришел вечером домой, а она здесь. Глупо, пожалуй, садиться писать, когда она столь рядом, но это по ее же просьбе. Она настойчиво требует, что бы я все-все записал. Она меня утомила: страшно, безвозвратно. Она не страшная и не веселая. Просто наглая, просто никакая. Итак; все с самого начала.

-- Я знал, что ты придешь сегодня. Именно сегодня. Какие то темные вспышки внутри меня, заволакивающие всю душу, тянущие сотнями исчезнувших когда-то рук куда-то вниз в, какое-то безликое сладостное никуда, ну что ж, здравствуй. Вот он я. Вот она ты - смерть...

-- Здравствуй. Тебе не страшно?

-- Нет.

-- А если я за тобой?

-- Знаю, что за мной. Сегодня смерть каждой моей клетки диким животным страхом отражаться на мне безумной трепещущей живой болью.

-- Это не я, это -- жизнь. Я же зашла просто так, как захожу очень часто к каждому из вас, любуюсь вами, люблю вас. Смотрю, как вы рождаетесь вместе со мной, страдаете вместе со мной, живете моей жизнью.

-- Почему я так плохо тебя вижу?

-- Я создана по образу и подобию вашему.

-- А где он, твой образ?

-- Потому-то старики меня и боятся, потому-то по многим описаниям я страшна, всю вашу жизнь я с вами. Рождаюсь, цвету, взрослею, ожесточаюсь -становлюсь уродливой. Все, что у вас внутри, все ваши веры и неверья, все падения и обиды все на мне. Я становлюсь уродлива, страшна, в лучшем случае безлика, и так же как и вы, однажды умираю. Красоту во мне видят лишь святые да сумасшедшие. Смешной случай. Один человек ходит да рассказывает; как его жена спаслась от страшной смертельной болезни, о ее чудеснейшем абсолютном выздоровлении. Самое веселое то, что он на самом деле в это верит, в то время, как жена его два года тому назад умерла. И все вы ему верите. Вы почему-то всегда падки на чудеса касательно меня, не узрев главного. Ведь по сути я и есть самое большое чудо из чудес. Ну, да ладно. Тебя же я люблю очень, ты остановил процесс моего старения, умирания. Застывший когда то, отказавшийся от жизни ради чего-то более высокого. Для вас это красиво, для меня же просто выгодно.

-- А есть ли оно, высшее. Бог?, Дьявол?

-- Не знаю. Лично я их никогда не видела и надеюсь, никогда не увижу. Тут что-то странное: надо мной главный -- любой полубожок. Мною управляют, натравливают на кого-то, и я несу на себе его лик. Меня боятся. И в то же время надо мной нет главных.

-- Да, порой ты свирепствушь похлеще каждого .

-- Что ты имеешь ввиду?

-- Чума, холера...

-- О, это не я. Не спрашивай кто -- я не знаю. Может быть, вообще нет на свете никакой чумы. По -- моему, это ваша массовая бездарная выдумка, когда вы из какого то бессильно бунтарского порыва мстите жизни. Я же тут ни причем. И мне больно и смешно, когда вы с искаженными от судорог лицами клянете меня. Тогда мне хочется раз и навсегда уйти от вас.

-- Почему же не уходишь?

-- Во -- первых, подумай, что тогда с вами станется, во вторых, в ком тогда воскресну я. Мне же тоже присущи животные инстинкты как и каждому из вас. Я не лучше и не хуже вас. Не выше и не ниже, не грязнее, не чище. Я, вообще, самое обыкновенное явление, каких много, только обо мне слишком много разговоров с глупой примесью мистики, фатализма. Такова, уж видно, моя судьба.

-- Так ты веришь в судьбу?

-- Ни в коем случае. Ее нет. Есть жизнь, но не у всех, есть смерть -это я.

-- А святость, грех?

-- Это, разумеется, тоже есть, но как разновидность жизни или смерти. К тому же у вас обо всем этом ложные представления. Вы говорите, что младенцы святы. Бред. На самом же деле, они самые грешные. На них весь ваш грех, вся ваша вина. Рождаетесь уж вы таковыми. Святость куда сложнее. Она приобретается годами, для нее нужно жить. Если кто-либо из вас умеет из всего выйти живым, то он и свят.

-- А рай, ад?

-- Вот этого не знаю. По-моему, там, где-нибудь что ни будь и есть. Иначе зачем я тогда нужна? Но мой долг -- не верить ни во что, что я на протяжении веков и делаю, что на протяжении веков и вам советую делать.

-- Бред. Бред какой-то, что-то нереальное. Все во что я раньше верил, была ты. Теперь же я сомневаюсь и в этом.

-- И правильно делаешь, я сама порой в себе сомневаюсь.

-- Нет! Тебя здесь нет. Ты лишь мой кошмар, мой бред, что-то во мне!

-- Правильно. Давно в тебе, всю жизнь в тебе. Самой дорогой иконой осела на твою грудь, что и помогает тебе выстоять, выжить.

-- Ты издеваешься над мной.

-- Именно! Впрочем, мне пора. Ты со мной?

-- Мне все равно.

-- Ну тогда прощай.

-- Навсегда?

-- А ты как хочешь?

-- Мне все равно.

-- Мне тем более.

Она исчезла. Попытался лечь спать. Не вышло. Что-то до одури сладкое внутри. Какие-то вечные мгновения падения. Она назвала это жизнью. Стоило ей исчезнуть, как я захохотал. Задыхался от собственного смеха и не мог себя остановить. Миллионы маленьких живых, ожесточенно-веселых судорог колотили своими до боли нежными ударами по всему моему телу. Сколько радостного отчаянья былых болей оттаяло, переполнив мои глаза своими вешними водами. Сколько наполненной лишь минутным эфиром темноты с зыбкими прорезями звезд. Свет их, кочующий через века, чрез миллиарды лет, миллиарды смертей. Ни один из этих источников обманчивого черно-белого серебра уже, пожалуй, не существует. Летят на него лишь безумные стаи, постепенно растворяясь во все равняющей серости какой-то всеобщей исчезнувшей души. Я выбежал на улицу а там тишина захоронений, во мне кошмары, разливы рек, священные молнии, беспощадно разбивающие былой лед, а здесь нелепая тишина. Это все она. Взявшая меня в свои избранники и заложники, но когда-то, очень давно, родившаяся вместе со мной, бросившая первую искорку света в каждого. Ты. Я знаю, ты здесь. Я слышу твой сатанинский, издевательский смех. Ну и пусть, да светится имя твое, породившая, убившая и воскресившая меня. Теперь я четко вижу твои очертания и глаза твари, полные животного страха. Да, ты умрешь, ты состаришься со мной. Я не стану тем, кто уберег, спас тебя. Бойся меня -- я живой, люби меня -- я живой, гордись мной -- я свят. Презираю тебя, но да святится имя твое, страшный, презренный и любимый проотец, в каждом листочке твой торжествующий и пугливый лик. Цветущий, стареющий, умирающий. Так умри же с каждым атомом моей бессмертной души. Люблю тебя, ненавижу тебя, боготворю, тебя вечно существующее неведомое божество. Живой... Такова моя воля.

По дороге случился обвал. Все погибли. Нелепая случайность, как вы говорите. Ложь. Случайностей не бывает. Вчера он все испортил. Когда готовишься умереть, всегда все портишь. Он погиб -- моя порча. Я тоже предпочла все забрать, переломить -- испортить