У последней черты - Арцыбашев Михаил Петрович (серия книг .TXT) 📗
Арбузов сидел у окна, на том месте, с которого встала она, и, положив голову на руки, плакал. Хрипло и сипло, как собачий лай, вырывались звуки странного мужского плача. Нелли, как безумная, кинулась к нему, но остановилась и заломила руки.
— Да перестаньте вы! — крикнула она в отчаянии. — Как вам не стыдно… Я вас когда-то не таким… Вы, Арбузов, плачете оттого, что женщина любит другого…
— Что? — машинально переспросил Арбузов. В глазах Нелли мелькнула какая-то отчаянная мысль.
— Ну, да, любит…
Она помолчала, как бы собираясь с силами, и вдруг рассчитанно и жестоко докончила:
— Любит! Все-таки любит!.. Слышите, это я лгала вам, что разлюбила… Слышите?.. Люблю!.. Ненавижу, а люблю… Одного его люблю… А вы… мне смешны… Слышите? Смешны! Он взял все и бросил… это мужчина! А вы плачете, как баба… Я люблю его, слышите, люблю!.. Захочет он, я от вас к нему на коленях поползу!.. Как собака!.. Слышите же, ну?
Сильная рука в страшной судороге сжала се горло. В глазах Нелли помутилось, красные круги поплыли куда-то мимо.
— А-а… — бешено хрипел Арбузов. — Так ты еще издеваться… Убью… блядь несчастная!..
Нелли не сопротивлялась. Темные волосы ее рассыпались по худеньким, хрупким плечам, вся она изогнулась, как тростинка, инстинктивно стараясь удержаться на ногах. Лицо посинело, глаза вылезли из орбит, оскаленные зубы блеснули в темноте. Она захрипела.
Вдруг Арбузов страшным толчком отбросил ее в сторону. Нелли ударилась боком о стол, схватилась за скатерть, поскользнулась и, стянув все со стола, упала на пол. Арбузов кинулся к ней. В ужасе, жалости, любви и стыде едва не разорвалось его сердце.
— Нелли! — отчаянно крикнул он. Ему представилось, что он убил се.
Нелли приподнялась и села, как будто спокойно, подняв руки и подбирая волосы. Она что-то сказала, но так тихо, что Арбузов не расслышал.
— Что?.. Нелли, прости, прости… я с ума сошел!.. — бормотал он, плача и стараясь поднять ее.
— Жаль, что не задушил! — тихо проговорила Нелли и засмеялась.
Арбузов схватился за голову и без шапки бросился вон из комнаты.
— Зоря! — крикнула Нелли как потерянная и на коленях поползла за ним. Но Арбузов не слыхал.
XV
Тройка ждала его, но Арбузов не заметил и прошел мимо, охватив голову руками, шатаясь. Впотьмах он наткнулся на тротуарный столбик, в кровь разбил колено, но не заметил и этого.
Кто-то окликнул его:
— Захар Максимович!.. Куда вы… без шапки?.. Что случилось?..
Арбузов поднял голову, узнал белый китель и длинную серую шинель корнета Краузе и засмеялся как сумасшедший.
— Что с вами? — серьезно спросил корнет.
— Ничего, друг!.. А шапки не надо… В жизни, оказывается, можно и без сердца обойтись, так что уж тут — шапка!..
Корнет Краузе внимательно и серьезно выслушал этот исступленный бред.
— Пойдемте ко мне, — сказал он. Арбузов опять рассмеялся…
— Думаешь, с ума сошел?.. Нет, брат, такие люди, как я, в том-то и горе, никогда с ума не сходят… Все вытерпят, подлецы, все перенесут, а… Пойдем, что ж… Водка у тебя есть?
— Есть вино, — сказал корнет Краузе, внимательно приглядываясь к Арбузову.
Какое тут, к черту, вино!.. Водки надо!
— Будет и водка, — согласился корнет Краузе.
— Ну, идем.
— За вами лошади едут, — заметил Краузе, — их надо отправить домой.
— Лошади? А, да, пусть едут к черту! — махнул рукой Арбузов.
— Нет, это неудобно, — возразил корнет, подошел к тройке и приказал кучеру другой улицей подъехать к своей квартире. Потом вернулся к Арбузову.
Арбузов стоял у забора, прислонившись к нему лбом.
— Готово, можно идти, — сказал Краузе, трогая его за плечо.
— А?.. Да, можно, можно, брат… — ответил Арбузов, и вдруг, бессмысленно улыбаясь, сказал: — А я, брат, сейчас чуть человека не убил…
Корнет Краузе выслушал внимательно.
— Хорошо. Это потом. Все-таки не убили?.. Идем. Он взял Арбузова под руку и повел. Арбузов шел послушно, спотыкаясь на каждом шагу.
— Тут столбик, не ушибитесь… Теперь сюда… Ну, вот и пришли… Недалеко… — говорил корнет, отворяя калитку и пропуская Арбузова вперед.
В сенях флигеля, где жил корнет Краузе, было темно, пахло солдатским борщом и шинелью. Корнет нашарил ручку двери, впустил Арбузова, нашел спички, зажег лампу и, на ходу снимая шинель, вышел опять в сени.
— Захарченко! — крикнул он кому-то и потом шепотом долго говорил.
— Слушаю, ваше благородие, так точно… — отвечал солдатский голос. Краузе вернулся.
— Сейчас будет водка, — сказал он.
Арбузов стоял посреди комнаты, там, где его оставил корнет, и смотрел в пол. Краузе подумал, взял его за плечи и посадил у стола. Арбузов сел покорно и, точно в первый раз увидев, со странной, болезненно любопытной улыбкой оглядывал комнату.
— А у тебя тут хорошо, — добродушно сказал он.
— Да, я недурно устроился, — согласился корнет Краузе, — я люблю комфорт.
Комната была большая, даже чересчур большая для одного человека. Кровать стояла за перегородкой, у стены был широкий турецкий диван, большой письменный стол блестел превосходным мраморным прибором, была качалка, волчья шкура на полу и ковер над диваном. На ковре металлическим полукругом висели шашки, ружья и револьверы, тускло отсвечивая никелированными частями. В углу стоял пюпитр с нотами, и странная, длинная шейка виолончели загадочно выглядывала из чехла. Пахло духами и табаком.
Вернулся денщик, принес водку, рюмки, тарелки с какой-то соленой закуской, поставил на стол и ушел.
— Сейчас подадут самовар, — сказал корнет Краузе.
— Самовар?.. А, ерунда!.. Выпьем вот лучше водки, — возразил Арбузов, налил и выпил. Краузе к своей рюмке не притронулся. Арбузов выпил еще и еще.
— Слушай, корнет, ты в любовь веришь? — вдруг спросил он, криво усмехаясь.
— Я никогда не любил и потому ничего определенного сказать не могу, — ответил Краузе.
— Не любил? Ну, твое счастье!.. А так, вообще, веришь, допускаешь?
— Конечно, я не могу не допустить этого чувства, — сказал корнет Краузе. — Это, должно быть, очень сильное чувство! — подумав, рассудительно прибавил он.
— А я, брат, любил… Выпьем, а?
— Выпьем… Я знаю. Вы очень несчастный человек, — заметил Краузе.
Арбузов уставился на него, прищурив один глаз.
— Знаешь?.. Ну, ладно… А несчастным мне, Арбузову, не бывать!.. Это просто блажь, Краузе… Пройдет!.. Вот выпьем и пройдет!
— Каждый человек может быть несчастным, — рассудительно возразил корнет. — Хоть вы, Арбузов, и богатый человек, но можете страдать, как и всякий другой человек. И этому нельзя помочь выпитой водкой.
— Говоришь, все несчастные?.. Да верно ли?.. Нет ли счастливых?.. Ну, те, кому все в руки дается?.. И талант, и успех, и… к кому любимая женщина на коленях ползет, только свистни…
— Это еще не счастье, — возразил корнет, — талант — больше, я думаю, страдание, чем счастье, успех-дело относительное, а одна женщина не может наполнить всю жизнь.
— А мою вот наполнила.
— Это вам только кажется так. Потому что вы избалованы с детства и абсолютно праздны. Вы привыкли, что все ваши желания удовлетворяются, и когда вам не дали того, чего вы хотели, вам уже кажется, что все погибло и счастье только в этом… в этой женщине. Но это только так… а если бы эта женщина вас полюбила, она бы уже не значила для вас так много и, может быть, даже мешала бы вам жить.
Арбузов слушал, понурившись, свесив на лоб клок черных волос.
— Я, конечно, не любил, как вы, но я много думал над жизнью и любовью и пришел к заключению…
Арбузов вдруг засмеялся.
— Ах ты, немчура, немчура… аккуратная!.. Размышлял, к заключению пришел, сложение и вычитание произвел… что же получилось?.. Тут, брат, не придешь к заключению… Тут не размыслишь, вычитания не произведешь… когда тебя самого вычитают вон… А ты знаешь, что такое любовь?
— Я уже сказал вам, — начал было корнет Краузе.
