КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК - Орлов Владимир Викторович (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Ну и ладно, решил Прокопьев. Ему будто полегчало. А был он в напряжении. И прежде сознавал, что оттягивает приход к человеку, заслуженно имеющему в фамилии знак «Ф» (Фортуна! Но может - и Фатум. Впрочем, гению и предопределено соединение Фортуны с Фатумом). Это в Третьяковку зайти легко. Ходи себе и ходи. И никто не поинтересуется, знаток ты или профан, тетеха щербинковская, слышал ты что-либо о Дионисии или Лентулове и вообще зачем ты сюда притащился. А заходить в музей-квартиру все равно что заходить в гости. Наверное, сюда впускают экскурсантов, а так-то в дверь звонят два-три посетителя, и хранительница, эта самая родственница и пианистка, в очечках, хотя бы из вежливости должна интересоваться, а что вас, дорогие гости, сюда привело, в чем суть вашего прихода и что вы намерены узнать о Сергее Сергеевиче? Он, Прокопьев, конечно, стал бы мямлить. А хранительница спросила бы и о том, какие сочинения особенно дороги ему. Что бы назвал Прокопьев? Первым делом, естественно, «Петя и волк», сам побывал некогда пионером Петей, ну потом «Золушку» и веронский балет, ну фильмы бы вспомнил, ну «Классическую симфонию», «Мимолетности». То есть Прокопьев о своем однофамильце имел представление, музыку его любил, но уж точно, кроме бормотания о Пете с волком и партии гобоя хранительница от него ничего бы не услышала, приняла бы его за посетителя ресторана «Древний Китай» и расстроилась бы за бывшего хозяина квартиры.
«Оно и к лучшему, оно и к лучшему, - повторял про себя Прокопьев. - Еще послушаю Прокофьева, почитаю о нем побольше, тогда и зайду…»
Приняв из рук буфетчицы Даши кружку пива, Прокопьев приглядел пустой столик. Мысли его вступили в праздное и странное колыхание. «Ниже по Дмитровке, прямо за домом Прокофьева, - Георгиевский монастырь, остатки его, нынче "Новый манеж" с золочеными прапорцами, а прежде гараж силовых людей, а еще прежде - именно женский монастырь. В двадцатые годы ломали и вскрыли захоронение Марфы, Царской невесты, она была как живая, яды Бомелия убили и сохранили ее. В опере Римского-Корсакова ее любил опричник Грязной. Но при чем тут Прокофьев? Римский-Корсаков был его учителем. Опричные люди оцепили здешние места в марте пятьдесят третьего, направляя народ в Колонный зал к утихшему Сталину, а в оцеплении лежал упокоившийся Прокофьев…»
Прокопьева и самого ввел в раздражение совершенно необязательный ход его мыслей. А главное, он никак не мог им управлять. Бог знает что, красавица Марфа, опричник Грязной, это все легенды, да и об обстоятельствах кончины композитора он знал понаслышке. Все это тени Камергерского…
– Уважаемый, - услышал Прокопьев, - не поможете ли вы в решении умственной задачи?
Оказывается, за столик к нему подсел неизвестный Прокопьеву человек. Перед ним лежала газета с умственными задачами. Человек сидел спиной к окну, к солнцу, и поначалу показался Прокопьеву черным. Или чернявым. По пригляде выяснилось, что он скорее темно-русый, а волосом пышен, локоны его спадали к плечам. Имел сосед эспаньолку и тонкие усы, им он уделял внимания, подумал Прокопьев, видимо, не меньше, нежели сериальный сыщик второго канала Эркюль Пуаро.
– Первая башня Кремля, - сказал сосед. - Девять букв. А?
– Что? Какая башня? - удивился Прокопьев.
Следовало бы сообщить соседу, что он теперь не склонен к разговору. Но вдруг умственная задача истребит в нем бессвязие мыслей? Откуда возник сосед? И когда? Рядом с газетой стоял бокал коньяка, а Прокопьев не слышал обращения соседа к буфетчице.
– Первая башня Кремля, - повторил человек с льющимися локонами и эспаньолкой. - Первая по времени создания, от нее пошли стены. Четвертая буква от конца - «ц».
– Боровицкая! - обрадованно поспешил Прокопьев.
– Боровицкая… - протянул сосед, ручка его опустилась к газете. - Нет. Увы, увы! Лишняя буква в этой башне. А в нашей с вами башне тайник с колодцем…
– Тайницкая… - выдохнул Прокопьев.
– Верно. Верно! Тайницкая! - теперь уже обрадовался сосед. - Надо же. Кремль начался с тайника! С тайника. И до сих пор стоит.
Прокопьеву захотелось отсесть к кому-нибудь из знакомых. Или вообще уйти из закусочной. Но знакомцев в присутственном месте отчего-то не было.
– Да, ведь до сих пор стоит, - продолжил сосед, заполнив девять клеточек. - Горел, а стоит. Знать, замечательные были у нас тайницких дел мастера! Теперь такие перевелись.
Прокопьев не пожелал нужным что-либо высказать.
– Или не перевелись? - резко спросил сосед. Почти вскрикнул. Или выпалил.
Он и глазами будто выпалил в Прокопьева. И будто левый глаз его сощурился и стал зеленым. «Да нет, мерещится, - успокоил себя Прокопьев. - Глаза у него одинаковые, карие, и злокозненный прищур не возникал. Этак мне еще и тень царской невесты привидится…»
– Слышал, что не перевелись. И вроде бы даже заходят в эту закусочную.
– К чему об этом вы говорите мне? - спросил Прокопьев.
– Ни к чему! Ни к чему! - словно бы смутился сосед. - Просто так, явились какие-то соображения. В связи с башней. Кстати, зовут меня Николай Софронович… А вас?
– Сергей Максимович, - мрачно сказал Прокопьев.
Минут пять живописный господин Николай Софронович («Лет тридцать пять ему, - решил Прокопьев, - ну под сорок») провел в кроссвордных усердиях и лобызаниях коньячного бокала. Жидкость, впрочем, не убывала. На пальцах его Прокопьев рассмотрел два перстня, один был с черным камнем, возможно, с гагатом, другой с печаткой.
– А я не сомневаюсь, - заговорил Николай Софронович, на Прокопьева не глядя и словно бы обращаясь к элементарному существу типа амебы, расположенному на дне сосуда, - умельцы на Руси не перевелись. Это я к тому, что если какой-либо богатый, но и капризный в эстетическом понимании человек да и с заковыринками задумает завести тайник, но тайник особенный, с затеями и с игрой, он такого умельца отыщет? Вы как считаете?
Прокопьев промолчал.
– И при этом тайник обязан быть надежным, не вскрыть, не взорвать, и чтобы ни в каком кощеевом яйце его погибель не сыскалась. Ну так как, Сергей Максимович?
– Что как? - спросил Прокопьев. - Я-то здесь при чем?
– Я в том смысле, - сказал Николай Софронович, - как вы наш сюжет рассудили бы.
– Я так рассужу, - сказал Прокопьев, раздражаясь, - что вам и вашему очень богатому знакомцу следует обратиться к японцам или американцам. Они для любых ценностей изготовят самые надежные тайники. От бусинок с клопа ростом и до бункеров с подземными ходами.
– Э-э-э, нашему-то соотечественнику американцы и японцы скучны, были когда-то кудесники в Германии времен создателя Щелкунчика и в Англии были, но и там теперь пекут не игрушки, а автоматы в соответствии с модами. Нам же нужна штука диковинная, странная и единственная в своем роде. То есть и не в своем роде, а вообще единственная. И, стало быть, неповторимая.
В последних словах собеседника Прокопьев ощутил угрозу. И произнесены-то они были как бы доверительно, негромко, но будто гул некий с металлическим лязгом услышал в них Прокопьев.
– А не вы ли и есть, - сказал Прокопьев, - тот самый очень богатый с закавыками и капризами отечественного эстета?
– Ну что вы! Что вы! - чуть ли не возмутился Николай Софронович. - Это ведь мои пустые предположения. Или фантазии… Вот и отгадывай кроссворды!
– И какой же в ваших фантазиях может оказаться судьба изобретателя диковины? - волнуясь, спросил Прокопьев.
– Вот это вопрос по делу! - оживился Николай Софронович. - Стало быть, вас задели мои… вольные построения… Отвечу. Судьба изготовителя диковины сложится удачливой. Вознаграждение он получит отменное.
– Диковина должна быть единственная и неповторимая, - сказал Прокопьев, он чуть ли не заикаться стал. - Логично предположить, что хозяин тайника, особенно если он с капризами и… вывертами… пожелает изготовителя истребить. Взорвать или замуровать. Что уж тут говорить об удачливой судьбе…
– Любезный Сергей Максимович, - рассмеялся Николай Софронович, - вы о каких-то варварских обычаях вспоминаете!
