Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (книга регистрации txt) 📗
— А ты забыл, что подслушивать не следует.
Она подняла руки и хотела сложить мизинчики, но вдруг засмеялась, и мизинчики не сходились. Миша бросился к ней, — они обнялись и долго смеялись.
— А все-таки, — сказала она, — за подслушивание в угол.
— Ну, не надо, — сказал Миша, — я тебя от жениха избавил, ты мне еще должна быть благодарна.
— Кто кого еще избавил! Слышал, как тебя собирались прутиком постегивать? Отправляйся в угол.
— Ну, так я лучше здесь постою, — сказал Миша.
Он опустился на колени у сестриных ног и положил голову на ее колени. Она ласкала и щекотала его. Миша смеялся, ползая коленями по полу. Вдруг сестра отстранила его и пересела на диван. Миша остался один. Он постоял немного на коленях, вопросительно глядя на сестру. Она уселась поудобнее, взяла книгу, — словно читать, — а сама посматривала на брата.
Ну, я уж и устал, — жалобно сказал он.
— Я не держу, ты сам стал, — улыбаясь из-за книги, ответила сестра.
— Ну, ведь я наказан, отпусти, — просил Миша.
— Разве я тебя ставила на колени? — притворно равнодушным голосом спросила Надежда, — что ж ты ко мне пристаешь!
— Я не встану, пока не простишь.
Надежда засмеялась, отложила книгу и потянула к себе Мишу за плечо. Он взвизгнул и бросился ее обнимать, восклицая:
— Павлушина невеста!
Черноглазый мальчишка заполнил все Людмилины помыслы. Она часто заговаривала о нем со своими и со знакомыми, иногда совсем некстати. Почти каждую ночь видела она его во сне, иногда скромного и обыкновенного, но чаще в дикой или волшебной обстановке. Рассказы об этих снах стали у нее столь обычными, что уже сестры скоро начали сами спрашивать ее, что ни утро, как ей Саша приснился нынче. Мечты о нем занимали все ее досуги.
В воскресенье Людмила уговорила сестер зазвать Коковкину от обедни и задержать подольше. Ей хотелось застать Сашу одного. Сама же она в церковь не пошла. Учила сестер:
— Скажите ей про меня: проспала.
Сестры смеялись над ее затеею, но, конечно, согласились. Они очень дружно жили. Да им же и на руку, — займется Людмила мальчишкою, им оставит настоящих женихов. И они сделали, как обещали, — зазвали Коковкину от обедни.
Тем временем Людмила совсем собралась идти, принарядилась весело, красиво, надушилась мягкою, тихою Аткинсоновою серингою, положила в белую, бисером шитую сумочку неначатый флакон с духами и маленький распылитель и притаилась у окна, за занавескою, в гостиной, чтобы из этой засады увидеть вовремя, идет ли Коковкина. Духи взять с собою она придумала еще раньше, — надушить гимназиста, чтобы он не пахнул своею противною латынью, чернилами да мальчишеством. Людмила любила духи, выписывала их из Петербурга и много изводила их. Любила ароматные цветы. Ее горница всегда благоухала чем-нибудь, — цветами, духами, сосною, свежими по весне ветвями березы.
Вот и сестры, и Коковкина с ними. Людмила радостно побежала через кухню, через огород в калитку, переулочком, чтобы не попасться Коковкиной на глаза. Она весело улыбалась, быстро шла к дому Коковкиной и шаловливо помахивала белою сумочкою и белым зонтиком. Теплый осенний день радовал ее, и казалось, что она несет с собою и распространяет вокруг себя свойственный ей дух веселости.
У Коковкиной служанка сказала ей, что барыни дома нет. Людмила шумливо смеялась и шутила с краснощекою девицею, отворившею ей дверь.
— А ты, может быть, обманываешь меня, — говорила она, — может быть, твоя барыня от меня прячется.
— Гы-гы, что ей прятаться! — со смехом отвечала служанка, — идите сами в горницы, поглядите, коли не верите.
Людмила заглянула в гостиную и шаловливо крикнула:
— А кто тут есть жив человек? А, гимназист!
Саша выглянул из своей горницы, увидел Людмилу, обрадовался, и от его радостных глаз Людмиле стало еще веселее. Она спросила:
— А где же Ольга Васильевна?
— Дома нет, — ответил Саша. — Еще не приходила. Из церкви куда-нибудь пошла. Вот я вернулся, а ее нет еще.
Людмила притворилась, что удивлена. Она помахивала зонтиком и досадливо говорила:
— Как же так, уж все из церкви пришли. Всё дома сидит, а тут на-т-ко-ся, и нету. Это вы, юный классик, так буяните, что старушке дома не усидеть?
Саша молча улыбался. Его радовал Людмилин голос, Людмилин звонкий смех. Он придумывал, как бы половче вызваться проводить ее, — еще побыть с нею хоть несколько минут, посмотреть да послушать.
Но Людмила не думала уходить. Она посмотрела на Сашу с лукавою усмешкою и сказала:
— Что же вы не просите меня посидеть, любезный молодой человек? Поди-ка, я устала! Дайте отдохнуть хоть чуть.
И она вошла в гостиную, смеючись, ласкаючи Сашу быстрыми, нежными глазами. Саша смутился, покраснел, обрадовался, — побудет с ним!
— Хотите, я вас душить буду? — живо спросила Людмила, — хотите?
— Вот вы какая! — сказал Саша, — уж сразу и задушить! за что такая жестокость?
Людмила звонко захохотала и откинулась на спинку кресла.
— Задушить! — восклицала она, — глупый! совсем не так понял. Я не руками вас душить хочу, а духами.
Саша сказал смешливо:
— А, духами! ну, это еще куда ни шло.
Людмила вынула из сумочки распылитель, повертела перед Сашиными глазами красивый сосудик темно-красного с золотыми узорами стекла, с гуттаперчевым шариком и с бронзовым набором, и сказала:
— Видите, купила вчера новый пульверизатор, да так и забыла его в сумочке.
Потом вынула большой флакон с духами, с темным и пестрым ярлыком, — парижская Герленова Pao-Rosa. Саша сказал:
— Сумочка-то у вас глубокая какая!
Людмила весело ответила:
— Ну, не ждите больше ничего, пряничков вам не принесла.
— Пряничков, — смешливо повторил Саша.
Он с любопытством смотрел, как Людмила откупоривала духи и спросил:
— А как же вы их туда нальете без воронки?
Людмила весело сказала:
— А воронку-то уж вы мне дадите.
— Да у меня нет, — смущенно сказал Саша.
— Да уж как хотите, а воронку мне подайте, — смеючись, настаивала Людмила.
— Я бы у Маланьи взял, да у нее в керосине, — сказал Саша.
Людмила весело расхохоталась.
— Ах вы, недогадливый молодой человек! Дайте бумажки клочок, коли не жалко, — вот и воронка.
— Ах, в самом деле! — радостно воскликнул Саша, — ведь можно из бумаги свернуть. Сейчас принесу.
Саша побежал в свою горницу.
— Из тетрадки можно? — крикнул он оттуда.
— Да все равно, — весело откликнулась Людмила, — хоть из книжки рвите, из латинской грамматики, — мне не жалко.
Саша засмеялся и крикнул:
— Нет, уж я лучше из тетрадки.
Он отыскал чистую тетрадь, вырвал средний лист и хотел бежать в гостиную, — но уже Людмила стояла на пороге.
— К тебе, хозяин, можно? — спросила она шаловливо.
— Пожалуйста, очень рад! — весело крикнул Саша.
Людмила села к его столу, свернула из бумаги воронку и с деловито-озабоченным лицом принялась переливать духи из флакона в распылитель. Бумажная воронка внизу и сбоку, где текла струя, промокла и потемнела. Благовонная жидкость застаивалась в воронке и стекала вниз медленно. Повеяло теплое, сладкое благоухание от розы, смешанной с резким спиртным запахом. Людмила вылила в распылитель половину духов из флакона и сказала:
— Ну вот и довольно.
И принялась завинчивать распылитель. Потом скомкала влажную бумажку и потерла ее между ладонями.
— Понюхай, — сказала она Саше и поднесла к его лицу ладонь.
Саша нагнулся, призакрыл глаза и понюхал. Людмила засмеялась, легонько хлопнула его ладонью по губам и удержала руку на его рте. Саша зарделся и поцеловал ее теплую, благоухающую ладонь нежным прикосновением дрогнувших губ. Людмила вздохнула, разнеженное выражение пробежало по ее миловидному лицу и опять заменилось привычным выражением счастливой веселости. Она сказала:
— Ну, теперь только держись, как я тебя опрыскаю!
И сжала гуттаперчевый шарик. Благовонная пыль брызнула, дробясь и расширяясь в воздухе, на Сашину блузу. Саша смеялся и повертывался послушно, когда Людмила его поталкивала.
