В царстве тьмы (Грозный призрак, В шотландском замке, Из царства тьмы) - Крыжановская Вера Ивановна "Рочестер"
—
Боже мой, такие тайны проходят мимо нас, а мы и не подозреваем их существования! Какой открывается кругозор! Я буду читать только книги, касающиеся этих вопросов, вместо того, чтобы носиться по балам. Правду говорят, что книги — наши лучшие друзья! — восторженно воскликнула Лили, но князь улыбнулся в ответ.
—
Несомненно, книги наши друзья, но они могут быть также и врагами, притом еще весьма опасными.
—
Каким образом? Я не понимаю. Или вы говорите о дурных книгах? — в недоумении спросила Лили.
—
Именно. Книга, мой юный друг, — "волшебный" предмет, а невежды не подозревают ее благотворной или губительной силы. Прежде всего, книга создает невидимую, но прочную связь между автором и читателем, так как всякое напряженное произведение мысли пропитано чувствами, убеждениями, страстями автора и его желанием передать свое миросозерцание другим. Значит, это гипнотизирующий предмет. Я уже объяснял вам, что мысль — материя, одаренная движением, ароматами и краской, соответствующими химическими составами создавшей и излагавшей ее души, а могущество этого флюида таково, что оно проявляется даже в печатном произведении. Невежественный читатель не подозревает о странной работе, происходящей в его мозгу, куда всасываются с чистых и на вид столь безобидных страниц неуловимые токи. Но если это течение холодно, вибрации раздражительны, запах тошнотворен, как излучение порока и беспорядочных страстей, то жертва такого чтения заражается душевно и телесно, впадая затем в хаотические волнения чувств и ума, и зачастую становится жертвой какой-либо катастрофы. Справедливость сказанного мною достаточно доказана эпидемией самоубийств, убийств и сумасшествий, которые с каждым днем учащаются, и причина их в развращенной, безнравственной и безбожной литературе, широко, увы, распространенной в настоящее время. Наоборот, книга, полная возвышенных мыслей и чистых стремлений, распространяет благодетельное тепло, нежный аромат и чистый астральный свет. Она возвышает истерзанную испытаниями душу, успокаивает и врачует усталые нервы: это своего рода невидимый врач.
—
Я никогда не трону дурную книгу! — воскликнула Лили с таким восторженным и наивным увлечением, что князь от души рассмеялся.
Подобные разговоры положительно восторгали молодую девушку, заставляя ее забывать волнения по поводу смерти матери и Вадима Викторовича, хотя ее очень встревожило известие о тяжелой болезни Мэри и о том, что тетка Заторского находилась между жизнью и смертью. И барон заметно страдал от этих печальных обстоятельств: мысль, что его мстительность может стоить жизни двум невинным жертвам, кошмаром давила его, и он усиленно спешил с приготовлениями к отъезду. Зато как же он и Лили обрадовались, когда узнали, что Мэри вне опасности.
Через несколько дней после этого семья Козенов отправилась в Италию, а князь уехал в Лондон.
Нам приходится теперь вернуться к тому времени, когда Елена Орестовна увезла Мэри под родительский кров.
Михаил Михайлович пришел в ужас, увидев дочь, которую отпустил прекрасной и свежей, как распустившийся бутон, а получил обратно бледной, как тень, расстроенной и, видимо, больной.
Генеральша сообщила Суровцеву о происшествиях в Зельденбурге и неудачной любви Мэри, трагически оборванной смертью доктора и баронессы.
—
Что-то сверхъестественное и непонятное, но ужасное творилось там, — прибавила Елена Орестовна, крестясь. — Сколько бы ни смеялись досужие умники, а невидимый мир существует, с его неведомыми нам законами. Мы же бродим как слепые, и бесспорные факты разбивают, однако, наше неверие, как удары молотка стекло.
Анна Петровна была еще в Каннах, отдыхая после лечения, но встревоженный Михаил Михайлович телеграфировал ей в тот же день и просил как можно скорее вернуться. Ухаживать за Мэри вызвалась Аксинья, ее бывшая няня: она давала назначенные доктором капли, а когда молодая девушка слегла в постель, пробовала утешать ее:
—
Ангелочек ты мой, образумься, не плачь и не убивайся так: не стоит он твоих слез. Подумай только, на что польстилась: на чужого полюбовника! Тьфу! Кабы знала ты, что люди толкуют, как эта ведьма обижала его и даже била! Последний мужик, который ежели себя ценит, не стал бы сносить такое обращение, а он только ухмылялся да облизывался. Ты забудешь этого старого распутника, что не постыдился кружить голову ребенку, когда придет настоящий жених, молодой, красивый да богатый, какого ты стоишь.
Но Мэри на все молчала, спрятав лицо в подушки, а ее горе, как и слезы, не утихало. Аксинья была в отчаянии и не знала, что делать, а вечером, разговаривая со своей приятельницей, экономкой, дала волю своему негодованию.
—
Не говорила ли я барыне, что ничего путного не выйдет из этой выдумки. Статочное ли дело, отпускать молоденькую девочку одну в такой грязный дом, да еще доверять паскудной бабе. Не послушали меня, небось, вот и вышло, как чуяло мое сердце.
Глубоко встревоженная вернулась в Петербург Анна Петровна, и застала Мэри совершенно больной, а на другой день после ее приезда у той открылась нервная горячка, и в продолжение трех недель жизнь девушки висела на волоске. Теперь Суровцева горько упрекала себя, что отпустила дочь гостить в подозрительную семью и этой неосторожностью дала Мэри возможность увлечься весьма замаранным человеком. Пережитые девушкой всякого рода волнения оказались слишком сильными для ее слабой натуры.
Едва Мэри начала понемногу поправляться, а вызванная ее болезнью тревога еще не совсем улеглась, как новое горе постигло Суровцевых.
Из всех обширных поместий Михаил Михайлович сохранил одно имение, их родовое гнездо, где находился великолепный обширный дом екатерининских времен: если семья не ехала за границу, то обычно проводила там лето.
И вот, в одну ночь, по невыясненной причине, вспыхнул пожар, пустой и запертый дом сгорел дотла, со всем хранившимся в нем имуществом, конюшнями, сараями, скотом и продовольствием, а управляющий в отчаянии повесился. Но это огромное бедствие явилось только началом еще более чувствительных потерь, словно с возвращением Мэри на семью посыпались всякие несчастья. Денежные, крупные и менее, потери шли одна за одной беспрерывно: Суровцев потерял голову и, надеясь вернуть не изменявшее ему раньше счастье, бросился в самые рискованные предприятия. Наконец, месяцев шесть спустя после возвращения Мэри от Козен, его постиг последний удар: банкирский дом, где хранились его последние капиталы, неожиданно лопнул. Заблуждаться более Михаил Михайлович не мог: он стал нищим, содержать семью было нечем, а накопившиеся долги унесут все до последнего стула. Что же будет с ними затем? Приобрести новое состояние нечего было и думать, а при мысли "служить" в каком-либо банке, где он играл роль большого финансиста, возмущалась его гордость, и он предпочитал смерть такому унижению. Сидя перед письменным столом, опустив голову на руки, Суровцев с негодованием думал о толпившихся еще не так давно в его салонах "Друзьях", зная уже по опыту, что ни один не протянет ему руку помощи.
Вся эта праздная толпа пронюхала уже о его разорении и ненасытная в удовольствиях пустилась наутек, как крысы бегут из опустевшего сарая искать другой, полный, где можно поживиться.
Суровцев был сыном века без прочных нравственных основ, материалистом в глубине души, несмотря на внешнюю, по привычке, религиозность, в которой истинная вера совершенно отсутствовала. В страшную минуту жизненного испытания ему недоставало нравственной поддержки, померкло сознание долга в отношении семьи, не хватало энергии, которая поддерживает верующего даже в случаях величайших бедствий. В его жизни бывала не одна "сделка с совестью", и в эту минуту ему казалось допустимым даже преступление, если бы только это злодеяние могло спасти его положение, обеспечить ему роскошную и легкую жизнь, к какой он привык.
