Том 6. Заклинательница змей - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
И она подошла к Думке, измеряя ее с головы до ног уничтожающим взглядом.
Шубников, воспользовавшись тем, что Елизавета занялась Думкою и от них отвернулась, подошел к Николаю и осторожным шепотом спросил его:
— Ну что, как?
Николай безнадежно махнул рукою и тоже шепотом ответил:
— Да что, дело дрянь! Пойдемте куда-нибудь, я вам расскажу все по порядку.
И, озабоченно шепчась, они потихоньку, чтобы Елизавета не заметила их ухода, пошли к липовой аллее. Меж тем Елизавета, наслаждаясь возможностью пробрать Думку, говорила:
— Думка, ты слишком распустилась.
Думка заговорила, смеясь:
— Да как же, — Николай Иванович…
Елизавету Думкин смех совсем вывел из равновесия. Уже не думая о том, что Шубников может услышать ее, и не заботясь ничуть о мелодичности своего голоса, она закричала:
— Как ты смеешь смеяться, когда с тобою разговаривают!
Фраза, которую в этом самом составе слов уже успели повторить целые полчища больших и маленьких, домашних, школьных, казарменных, канцелярских и всяких иных деспотов. И, как много раз раньше, формула произвела свое действие, — стукнула как раз по тем нервам, которые заставили вздрогнуть Думку, как заставляли под бичами тех же глупых слов вздрагивать неисчислимые множества других окрикнутых. Думка робко сказала:
— Извините, Елизавета Павловна, но Николай Иванович…
Елизавета опять оборвала ее криком, весьма далеким от музыкальности:
— Что это за фамильярности! Какая я тебе Елизавета Павловна! Помни свое место, дура этакая!
— Простите, барышня, — сказала Думка, улыбаясь.
В ее сознании все еще преобладала смешная сторона всего этого происшествия, и ей никак не удавалось испугаться гневных окриков и злых глаз разъяренной своей госпожи. И некстати вспоминались очень подходящие к обстоятельствам и совсем не соответствующие серьезному настроению слова старой кухарки про Елизавету:
— Так разгорячилась барышня, так разгорячилась, — ну, вот полей водой, зашипит, как плита горячая.
К визгливым крикам Елизаветы она прислушивалась с таким же жутким и остропритягательным чувством, с каким отважный сорванец прислушивается на приморском утесе к завываниям начинающейся бури. А Елизавета визжала, все ближе наступая на Думку:
— Да как ты смеешь улыбаться, когда я с тобою говорю? Что в моих словах ты нашла забавного? Этакая дерзкая, дрянная девчонка!
Думка постаралась сделать серьезное и почтительное лицо и сказала:
— Простите, барышня, но только барин рассказали вам не совсем правильно, как было дело.
— Что такое? — с негодованием закричала Елизавета.
Думкины слова показались ей непомерно дерзкими. А Думка, вдруг начиная волноваться, заговорила:
— Вовсе я на него не набрасывалась…
Но Елизавета не дала ей договорить. Кричала:
— Ты смеешь говорить, что барин врет! Да что он, уличный мальчишка, что ли, чтобы он стал врать?
— Барышня, да позвольте рассказать, — попыталась было опять заговорить Думка.
Но Елизавета кричала:
— Мне не надо твоего дурацкого рассказа! Я не хочу слушать, что ты мне будешь врать.
— Я правду… — начала было Думка, боязливо отодвигаясь от Елизаветы и искоса глядя на нее, не то испуганно, не то сердито, широкими зрачками голубеньких простодушных глаз.
Она покрепче прижалась к тоненькой березке, точно около нее было безопаснее. Елизавета кричала:
— Я барину одному слову больше верю, чем всей твоей мерзкой, поганой болтовне!
Милочка перед обедом пошла на фабричную слободку, — там у нее было какое-то дело. Теперь она торопилась домой к обеду. Войдя в сад от Волги, она услышала крик. Подумала: «Уж не опять ли Елизавета на Думку напала?» Милочке стало тоскливо, приятные и значительные впечатления от встреч и разговоров там внизу вдруг в ней померкли. Но она все же пошла еще скорее, почти взбежала, и уже не пологою извилистою в три оборота дорожкою, а прямиком, по крутой лесенке, причем ушибла ногу на сломанной ступеньке, оцарапала руку о какой-то колючий куст, да заодно и крапивою обожглась. Наконец выбежала к цветнику и остановилась перевести дух. Спиною к ней, недалеко, стояла Елизавета, кричала и махала руками, и перед нею, прижимаясь к березке, смущенная, раскрасневшаяся Думка, тоненькая, чуть пошире березки. Милочка невольно улыбнулась, так забавна была Елизаветина запальчивость, да и вся ситуация. Но уже скоро она перестала быть только забавною.
Затененная густо разросшимися деревьями, Милочка была не видна не только повернувшейся к ней спиною Елизавете, но и Думке, и Николаю с Шубниковым, еще не успевшим отойти далеко: Думке было против солнца, а те двое шли боком к ней, погруженные в свои разговоры.
— Да позвольте, барышня, — пыталась сказать что-то Думка.
Елизавета кричала резким голосом:
— Молчать! Я уж давно замечала, что ты дерзкая!
— Да когда же я, барышня? — уже начиная тоже раздражаться, заговорила Думка погромче, словно стараясь перекричать Елизавету.
Но это уже окончательно обозлило Елизавету.
— Молчать! — неистово закричала она. — Ты забываешься! Я тебя проучу!
Так громок и резок был этот визгливый крик, что Николай и Шубников остановились и оглянулись, а Милочка побежала вперед, прямо по траве мимо круглой большой куртины. А Елизавета уже наскочила на Думку, одною рукою схватила ее за плечо, другою со всего размаха дала ей такую сильную пощечину, что Думка покачнулась.
— Ай, барышня, что вы! — закричала Думка. — Да за что же? Бог с вами!
Елизавета, с радостною злостью глядя на быстро наливавшуюся кровавым румянцем Думкину щеку и чувствуя теплоту в ударившей руке, визжала:
— А, тебе мало одной! Ты еще прощенья не просишь! Дрянная девчонка!
Она неистово тряхнула Думку за плечи, плотнее прижала ее спиною к березке и наметила глазами другую Думкину щеку, которая казалась, хотя и румяная, нежно-белою сравнительно с тою, на которой горела пощечина. Потом замахнулась другою рукою. Думка в ужасе закрыла глаза и пронзительно закричала:
— Барышня, миленькая, простите! Простите!
Милочка подбежала как раз в это время. Она схватила Елизавету за руку и крикнула:
— Лиза!
Думка открыла глаза, отбежала в сторону, села, почти повалилась на траву, плакала и смеялась. Елизавета сердито вырвала руку из Милочкиных рук. Грубо сказала:
— Милочка, что ты суешься не в свое дело!
Но была крайне смущена. А тут, как назло, подошли Шубников и Николай. Стояли и хохотали. Особенно веселился Николай. Шубников смеялся принужденно, смутно надеясь смехом повернуть все в шутку. Милочка гневно говорила:
— Что за безобразие! Зачем ты ее бьешь?
Елизавета оправдывалась смущенно и злобно:
— Ты ведь еще не знаешь, в чем дело, и не можешь судить. Эту девчонку еще не так надо проучить.
— Ей-Богу, я не виновата! — говорила Думка.
Николай злорадно хохотал и покрикивал:
— Потеха!
Крепкие белые зубы его отвратительно сверкали и казались зубами мертвеца, вставленными человеку хитрым и жадным дантистом. А Шубникову, чем больше он вникал в случившееся, тем более это не нравилось. Ему хотелось бы, чтобы все то, что он внушал Николаю, прошло гораздо глаже и тише. Чрезмерность скандала начинала не на шутку страшить его. Он пытался успокоить Елизавету и уговаривал ее:
— Елизавета Павловна, бросьте! Охота вам связываться с какою-то Думкою! Только себя расстраиваете.
Но мысль о том, что какая-то ничтожная Думка заставила ее, барышню, расстроиться, только еще более ярила Елизаветину расходившуюся злость. Тем более что Милочка глядела сурово, и говорила гневные слова, и вся дрожала, точно все ее тело было сплетено из туго натянутых струн, по которым кто-то незримый и неистовый бешено водил невидимым смычком. Милочка говорила:
— Как это низко! Как это гнусно! Как это мерзко! Все твое воспитание вот на эту подлость тебя только и могло толкнуть! Барышня благовоспитанная! Или в самом деле правда сказана о вас, что около каждого рабочего поселка заводится змеиное гнездо?
