Последний барьер - Дрипе Андрей Янович (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
В проходной, куда приводят Пуму, она меняет тактику и молчит как рыба. Сидит, заложив ногу на ногу, мерно покачивается тупоносая импортная туфля.
Приходит дежурный воспитатель и кидает на стол серую резиновую грелку, к которой привязано несколько начск сигарет - Почти в руки мне угодила, смеется он. - Техника метания у вас отличная. Но детишки остались с носом.
Киршкалн отвинчивает пробку, и в нос ударяет острый запах спирта.
- Ничего не скажешь. Такой бомбой можно пол-отделения уложить наповал. Ваш паспорт! - обращается он к девушке.
- Зачем? - спрашивает Пума.
- Предъявите документы!
- Нету.
Пума с минуту раздумывает, затем расстегивает "молнию" на куртке и достает паспорт.
- Нате!
Нога опять покачивается, и Киршкалн замечает, что на кошечке кроме куртки имеется еще и юбчонка, правда, измерить можно бы лишь ее ширину, но никак не длину.
"Майга Миезите, - читает Киршкалн, - родилась в 1951 году в Риге". Он записывает адрес.
- Где работаете?
- Чего?!
- Я спрашиваю- где вы работаете?
- Зачем вам?
- Хотим познакомиться с вами поближе.
- Свиданочку назначите?
- Возможно.
- Не тот причал!
- А все-таки, может, ошвартуетесь?
- Зачем?
Пума слегка меняет позу - перекидывает левую ногу на правую, и Киршкалн замечает, что молоденький контролер, зардевшись, пялится на ее трусики.
- Сядьте-ка поприличней! - Замечание Киршкална получается непреднамеренно резким.
- Ха! - вздергивает Пума плечом и подмигивает.
Руки пробуют чуть натянуть юбчонку пониже, но усилия тщетны.
- Что будем с ней делать? - отведя Киршкална в сторону, негромко спрашивает у него дежурный воспитатель. - Дело безнадежное-за полчаса из обезьяны Человека так и так не сделать. Для этого сто веков нужно. Она даже разговаривать еще не умеет...
- Просто не знаю. Сажать в милицию? Впрочем, бог с ней, пусть идет! Я завтра отправлю письмо в соответствующее отделение милиции в Риге и сообщу о сегодняшнем случае. Они там лучше знают, что делать... Теперь попытайтесь вникнуть в то, что я сейчас вам скажу, Майга Миезите! поворачивается Киршкалн к девушке. - Передавать воспитанникам колонии спиртные папитки запрещено. Вы нарушили этот запрет. Предупреждаю, если еще раз увижу, что вы околачиваетесь у ограды колонии, дело обернется для вас хуже, чем сегодня. А теперь ступайте на автобус и уезжайте! На ночной поезд еще успеете. Ясно?
Пума встает.
- Паспорт гони!
Она забирает паспорт, прячет в карман и задергивает "молнию".
- И пузырь! - Рука протягивается за грелкой.
- Пузырь останется нам на память.
- Надеретесь, - деловито замечает она и направляется к выходу. У порога Пума оборачивается, облизывает губы и злобно выталкивает: - Поноса вам гвоздем!
Киршкалн смотрит, как отдаляется от освещенного фонарем круга, становится все бледнее багровокрасная куртка Майги Миезите.
- Н-да-а, не позавидуешь коллегам, которые работают в колониях для девчонок. Не зря говорят, что с ними куда хуже, чем с ребятами. Вылей спирт в раковину! - говорит он дежурному воспитателю, и драгоценная жидкость под грустным взором контролера, булькая, утекает в канализацию.
Киршкалн выходит во двор. Ночь тиха и тепла.
Ребята смотрят кинокартину, и из темпых окон зала временами доносятся приглушенные звуки музыки, голоса.
И вдруг за оградой колонии раздается песня.
Киршкалн даже вздрагивает от неожиданности - уж не взывает ли кто-то о помощи или кричит от боли?
Потом ему на ум приходит разговор с Трудынем о Пуме. Слова песни разобрать невозможно, это какойто очень странный язык, но в мелодии есть что-то влекущее. Печаль, тоска по чему-то, чего никогда не видели и не понимали. Киршкалн никогда не слышал воя койотов, но представлял его приблизительно таким. Долгие, тягучие поты; кажется, вот-вот звук оборвется, у певицы не хватит воздуха в груди, но нет, голос звучит до конца в сочном тембре, и Киршкалну невольно вспоминается Има Сумак. Конечно, диапазон не тот и техника не та, по что-то общее есть. Киршкалн стоит и слушает. Сильный голог. Пума, очевидно, на автобусной остановке, но слышно очень хорошо. Песня допета, и Пума кричит:
- Жук! Чао! Это твоя Пума пела!
Спустя несколько минут слышится рокот мотора отъезжающего автобуса.
"А Жук сидит в кинозале и смотрит картину. Не слышал он ни песни твоей, ни привета", - мысленно произносит Киршкалн, направляясь к школе. И его охватывает острое недовольство собой, своим поведением в давешнем разговоре в проходной.
XIV
Зрителей сегодня на трибунах городского стадиона полным-полно. Футбольный матч с колонистами широкой огласки не имел, но, как это всегда бывает, то, о чем говорят вполголоса, узнается скорей всего. Пришли даже те, кто вообще мало интересуется футболом,--интересно ведь поглядеть своими глазами на малолетних преступников. В публике шум, смех, разговоры. Зрители лижут мороженое и время от времени посматривают туда, где сидят ребята в темной форме.
А колонисты от чрезмерного старания вести себя безукоризненно и от смущения, которое их охватило, .когда они оказались в центре внимания, чувствуют себя неловко и напряженно смотрят перед собой на зеленое поле.
Начинается игра. Колонисты-игроки вначале тоже чувствуют себя скованно. Шумливый народ на трибунах и неизвестный противник, которому, естественно, достается львиная доля подбадривающих голосов, сильно влияют на точность распасовки и уверенность ударов. Хорошо еще, что городские ребята находятся почти в таком же состоянии, поскольку против них играет опять-таки не нормальная команда, а бандитская. Пойди-ка начни у него отыгрывать мяч, пожалуй, еще по башке схватишь!
По этой причине мяч в первые минуты катается но полю без большого игрового смысла, часто уходит за боковую линию, и общее впечатление от матча бледное.
Однако мало-помалу ребята начинают разыгрываться, этому способствуют и более организованные хоровые выкрики болельщиков-колонистов. Погромче стали орать и болельщики-горожане, но в их кличах еще не хватает единства, и потому им пока не удается заглушить голоса колонистов. Первый период заканчивается со счетом один - один.
Настоящая борьба начинается во второй половине игры. Стадион ревет. Острые ситуации возникают как у одних, так и у других ворот, но превосходство ребят из колонии становится все более очевидным. Вот счет уже стал два - один в пользу колонистов. И тут над полем вдруг раздается глухой бас: "Даешь третий гол!"
Люди в недоумении крутят головой по сторонам в поисках громкоговорителя, который вдруг включили по требованию колонии, .но ребята знают - это подал голос их Бас! Начальника никто не смеет ослушатьсяи третий гол забит.
Озолпиек уже не в силах усидеть на месте. Он то и дело встает, рука машинально лезет в карман за сигаретами, и, не отрывая взгляда от поля, он закуривает.
- Начальник! Начальник! - шепчет кто-то рядом.
Озолниек не обращает внимания и, лишь когда чувствует, что его легонько тянут за рукав, поворачивает голову.
- Полкило конфет, - напоминает Калейс.
- Что?!
- Полкило конфет! - и воспитанник показывает на дымящую сигарету.
- Хм! - Озолниек смотрит на сигарету, бросает под ноги и растаптывает.
Покуда команда переодевается после игры, он идет в буфет.
- Какие у вас есть шоколадные конфеты?
- Только "Каракум".
- Подешевле нет? - Он шарит в кармане и критически осматривает свой тощий кошелек. Вместе с медяками, пожалуй, должно хватить.
- Дешевле нет. Брать будете?
- Конечно, буду. Полкилограмма, пожалуйста! - А про себя думает: "Послезавтра получка, как-нибудь дотяну!"
Он подал Калейсу кулек. Калейс, угостив начальника, стал раздавать конфе!ы ребятам.
Озолниек недовольно ворчит:
- Все-таки ото было не очень честно. Ты -воспользовался слабостью противника в особо напряженный момент.
