Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (книга регистрации txt) 📗
Стали выходить из церкви. Сельский учитель Мачигин, простоватый молодой человек, подстал к девицам, улыбался и бойко беседовал. Передонов подумал, что неприлично ему при будущем инспекторе так вольно держаться. На Мачигине была соломенная шляпа. Но Передонов вспомнил, что как-то летом, за городом, он видел его в форменной фуражке с кокардою. Передонов решил пожаловаться. Кстати, инспектор Богданов бы тут же. Передонов подошел к нему и сказал:
— А ваш-то Мачигин шапку с кокардой носит. Забарничал.
Богданов испугался, задрожал, затряс своею серенькою еретицею.
— Не имеет права, никакого права не имеет, — озабоченно говорил он, мигая красными глазками.
— Не имеет права, а носит, — жаловался Передонов. — Их подтянуть надо, я вам давно говорил. А то всякий мужик сиволапый кокарду носить будет, так это что же будет!
Богданов, уже и раньше напуганный Передоновым, пуще перетревожился.
— Как же это он смеет, а? — плачевно говорил он. — Я его сейчас же позову, сейчас же, и строжайше запрещу.
Он распрощался с Передоновым и торопливо затрусил к своему дому.
Володин шел рядом с Передоновым и укоризненно-блеющим голосом говорил:
— Носит кокарду. Скажите, помилуйте! Разве он чины получает? Как же это можно!
— Тебе тоже нельзя носить кокарду, — сказал Передонов.
— Нельзя, — и не надо, — возразил Володин. — А только я тоже иногда надеваю кокарду, — но ведь только я знаю, где можно и когда. Пойду себе за город, да там и надену. И мне удовольствие, и никто не запретит. А мужичок встретится, — все-таки почтения больше.
— Тебе, Павлушка, кокарда не к рылу, — сказал Передонов. — И ты от меня отстань: ты меня запылил своими копытами.
Володин обиженно умолк, но шел рядом. Передонов сказал озабоченно:
— Вот еще на Рутиловых девок надо бы донести. Они в церковь только болтать да смеяться ходят. Намажутся, нарядятся, да и пойдут. А сами ладан крадут да из него духи делают, — от них всегда вонько пахнет.
— Скажите, помилуйте! — качая головою и тараща тупые глаза, говорил Володин.
По земле быстро ползала тень от тучи и наводила на Передонова страх. В клубах пыли по ветру мелькала иногда серая недотыкомка. Шевелилась ли трава по ветру, а уже Передонову казалось, что серая недотыкомка бегала по ней и кусала ее, насыщаясь.
«Зачем трава в городе? — думал он. — Беспорядок! Выполоть ее надо».
Ветка на дереве зашевелилась, съежилась, почернела, закаркала и полетела вдаль. Передонов дрогнул, дико крикнул и побежал домой. Володин трусил за ним озабоченно, с недоумевающим выражением в вытаращенных глазах, придерживая на голове котелок и помахивая тросточкою.
Богданов в тот же день призвал Мачигина. Перед входом в инспекторскую квартиру Мачигин стал на улице спиною к солнцу, снял шляпу и причесался на тень пятернею.
— Как же это вы, юноша, а? что это вы такое выдумали, а? — напустился Богданов на Мачигина.
— В чем дело? — развязно спросил Мачигин, поигрывая соломенною шляпою и пошаливая левою ножкою.
Богданов его не посадил, ибо намеревался распечь.
— Как же это, как же это вы, юноша, кокарду носите, а? как это вы решили посягнуть, а? — спрашивал он, напуская на себя строгость и усиленно потрясая серенькою своею еретицею.
Мачигин покраснел, но бойко ответил:
— Что ж такое, разве же я не вправе?
— Да разве же вы чиновник, а? чиновник? — заволновался Богданов, — какой вы чиновник, а? азбучный регистратор, а?
— Знак учительского звания, — бойко сказал Мачигин и внезапно сладко улыбнулся, вспомнив о важности своего учительского звания.
— Носите палочку в руках, палочку, вот вам и знак учительского звания, — посоветовал Богданов, покачивая головою.
— Помилуйте, Сергей Потапыч, — с обидою в голосе сказал Мачигин, — что же палочка! Палочку всякий может, а кокарда для престижа.
— Для какого престижа, а? для какого, какого престижа? — накинулся на юношу Богданов, — какой вам нужен престиж, а? Вы разве начальник?
— Помилуйте, Сергей Потапыч, — рассудительно доказывал Мачигин, — в крестьянском малокультурном сословии это сразу возбуждает прилив почтения, — сейгод гораздо ниже кланяются.
Мачигин самодовольно погладил рыженькие усики.
— Да нельзя, юноша, никак нельзя, — скорбно покачивая головою, сказал Богданов.
— Помилуйте, Сергей Потапыч, учитель без кокарды все равно что британский лев без хвоста, — уверял Мачигин, — одна карикатура.
— При чем тут хвост, а? какой тут хвост, а? — с волнением заговорил Богданов. — Куда вы в политику заехали, а? Разве это ваше дело о политике рассуждать, а? Нет, уж вы, юноша, кокарду снимите, сделайте Божескую милость. Нельзя, как же можно, сохрани Бог, мало ли кто может узнать!
Мачигин пожал плечами, хотел еще что-то возразить, но Богданов перебил его, — в его голове мелькнула блистательная, по его разумению, мысль.
— Ведь вот вы ко мне без кокарды пришли, а, без кокарды? сами чувствуете, что нельзя.
Мачигин замялся было, но нашел и на этот раз возражение:
— Так как мы сельские учителя, то нам и нужна сельская привилегия, а в городе мы состоим зауряд-интеллигентами.
— Нет, уж вы, юноша, знайте, — сердито сказал Богданов, — что это нельзя, и если я еще услышу, тогда мы вас уволим.
Грушина время от времени устраивала вечеринки для молодых людей, из числа которых надеялась выудить мужа. Для отвода глаз приглашала и семейных знакомых.
Вот была такая вечеринка. Гости собрались рано.
На стенах в гостиной у Грушиной висели картинки, закрытые плотною кисеею. Впрочем, неприличного в них ничего не было. Когда Грушина подымала, с лукавою и нескромною усмешечкою, кисейные занавесочки, гости любовались голыми бабами, написанными плохо.
— Что же это, баба кривая? — угрюмо сказал Передонов.
— Ничего не кривая, — горячо заступилась Грушина за картинку, — это она изогнулась так.
— Кривая, — повторил Передонов. — И глаза разные, как у вас.
— Ну, много вы понимаете! — обиженно сказала Грушина, — эти картинки очень хорошие и дорогие. Художникам без таких нельзя.
Передонов внезапно захохотал: он вспомнил совет, данный им на днях Владе.
— Чего вы заржали? — спросила Грушина.
— Нартанович, гимназист, своей сестре Марфе платье подпалит, — объяснил он, — я ему посоветовал это сделать.
— Станет он палить, нашли дурака! — возразила Грушина.
— Конечно, станет, — уверенно сказал Передонов, — братья с сестрами всегда ссорятся. Когда я маленьким был, так всегда своим сестрам пакостил, — маленьких бил, а старшим одежду портил.
— Не все же ссорятся, — сказал Рутилов, — вот я с сестрами не ссорюсь.
— Что ж ты с ними, целуешься, что ли? — спросил Передонов.
— Ты, Ардальон Борисыч, свинья и подлец, и я тебе оплеуху дам, — очень спокойно сказал Рутилов.
— Ну, я не люблю таких шуток, — ответил Передонов и отодвинулся от Рутилова.
«А то еще, — думал он, — и в самом деле даст, — что-то зловещее у него лицо».
— У нее, — продолжал он о Марте, — только и есть одно платье, черное.
— Вершина ей новое сошьет, — с завистливою злостью сказала Варвара. — К свадьбе всё приданое сделает. Красавица, инда лошади жахаются, — проворчала она тихо и злорадно посмотрела на Мурина.
— Пора и вам венчаться, — сказала Преполовенская. — Чего ждете, Ардальон Борисыч?
Преполовенские уже видели, что после второго письма Передонов твердо решил жениться на Варваре. Они и сами поверили письму. Стали говорить, что всегда были за Варвару. Ссориться с Передоновым им не было расчета, — выгодно с ним играть в карты. А Геня, делать нечего, пусть подождет, — другого жениха придется поискать.
Преполовенский заговорил:
— Конечно, венчаться вам надо: и доброе дело сделаете, да и княгине угодите; княгине приятно будет, что вы женитесь, так что вы и ей угодите, и доброе дело сделаете, вот и хорошо будет, а то так-то что же, а тут все же доброе дело сделаете, да и княгине приятно.
