Оборванный след - Гранин Даниил Александрович (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
- Покажите ему бумажный вариант, - раздался голос Грега. - Ему привычнее.
- Нам полезно прерваться. - Лера взяла Погосова под руку, повела к лифту.
Они спустились в книгохранилище, пошли по узким проходам между стеллажами. Запах книг, бумажной пыли, все это Сергей Погосов ощущал, сидя перед экраном, так же, как оттиски статей, те, что перебирал тот Погосов, стоя у полок.
Была все же разница с тем Погосовым. В чем она состояла, Сергей еще не уловил, ощущение было странным, как будто какая-то часть его действовала самостоятельно. Здешний Погосов чувствовал себя главным владельцем "я" Сергея Погосова, его самости, тот же был самоуправец, отчасти бесконтрольный. Порой они совпадали, и тогда Сергею передавалось лихорадочное нетерпение, с каким тот перебирал журналы, листал брошюру Федько, за ней сборник статей с предисловием Лундстрема. Хватал следующие книги, оттиски и вдруг замер. Сергей еще не уловил, что там произошло, но сердце его сжалось.
Он читал вместе с ним, Лера следила за кривой на экране.
- Это мое? - почти беззвучно спросил Погосов, и Лера кивнула.
В статье были типично его выражения, его манера, он узнавал себя и не узнавал, авторские рассуждения уводили куда-то в сторону, в астрофизику. Сомнительные догадки неожиданно выскочили там, где ничего не могло быть, и они привели к уравнению, довольно изящному, где была ссылка на опыты какого-то Стива Миринда, "с точностью до пятого знака они дают возможность...".
Идея уравнения выглядела абсурдной, непонятно, как она могла прийти в голову. Перед ним раскрывалась многоходовая шахматная комбинация, где имеется абсолютно неприступная позиция, но делается один нелепый ход, второй, и вдруг позиция противника рушится... Он еще приглядывался, вникая, когда тот Погосов, опережая его, подпрыгнул, закричал ликующе:
- Я сумел! Все получается! - Закружился, схватил ту Леру, там чмокнул ее в одну щеку, в другую, она не противилась, а та, которая рядом, довольно засмеялась.
Сергей позавидовал Погосову на экране, безоглядному его поведению.
Еще оттиск - перепечатка в немецком журнале. Он листал, не мог насмотреться.
Бурная его радость вызывала у Сергея недоверие, слишком легко и просто все разрешалось. Уравнение выглядело убедительно, но оставалось чужим. С ним надо прожить, освоиться, а тот Погосов уже рвался вперед. Зачем ждать, можно нынче же опубликовать решения. До него не доходили увещевания Леры. Ничего не выйдет, охлаждала она, как бы он ни старался - не выйдет. Нельзя получить фотографию ребенка, который еще не родился. Будущее обогнать нельзя.
Ответ уже подступал к Сергею, в самом деле - опыты Стива Миринда? Без них на что ссылаться? Без них откуда взять данные, как получить коэффициент? Черт возьми - не перескочить. Зато он, Погосов, знает, что это будет, говорила Лера, - это тоже немало, а если знает, будет вести себя иначе.
Она улыбалась обоим Погосовым сразу невесть откуда. Ничего измениться не может, события уже произошли, они находятся в самом надежном хранилище в прошлом, Господь Бог и тот не властен над ними.
Пока что Погосова мало привлекали собственные перемещения во времени, то есть в будущее, которое превратилось в прошлое. Какое именно прошлое, насколько прошлое - ему было не важно, он вживался в свое открытие, осмысливал парадоксальный ход догадки, смелость своей мысли, то есть не своей, а той, что придет к нему когда-то...
Взгляд Погосова застыл, бессмысленный, невидящий, изображение на экране поблекло. Лера пыталась вернуть Погосова. Хотя стрела времени, по ее словам, всегда направлена в одну сторону, траектория ее меняется под воздействием чего-то, стрела времени не одна, их две - психологическая и термодинамическая. Из этих мало понятных Погосову рассуждений каким-то образом выходило, что публикация - это одно, а само содержание может выявиться раньше, от этого сдвигов в науке не произойдет, обычная судьба преждевременных открытий.
Торжествующее, победное чувство поднимало его над всем, что было. "Уравнение Погосова" - такое название загуляло в литературе. Не верили, он им нос утер! Всем вставил!
- Значит, я все же допер? - допытывался он. - Решение есть! Оно имеется!
И Лера кивала, и подтверждала: все это было на самом деле, уже было, а для него будет!
Он был переполнен собой - он достиг! То есть достигнет, он знал, что это свершится.
С детства он мечтал о чуде. Встретить волшебника, попасть в зачарованное царство, случается же что-то сказочное с другими мальчиками и девочками, почему чудеса обходили его - жизнь катилась по рельсам, проложенным кем-то, неукоснительный ход поглотил и отрочество и юность, перемалывал годы в песок, в нечто не отличимое от таких же жизней. Но детство, кажется, добилось своего: не могла же его жизнь, единственная, неповторимая, закончиться просто так.
Лера пыталась охладить его, успех его не в будущем, а в прошлом, ему еще предстоит добираться, потому что он перескочил то, что было... Но Погосов слушать ее не хотел. Что это за прошлое, если его еще не было... Зачем ему такое прошлое, никуда не годное, пропущенное...
Между тем в книгохранилище Погосов продолжал ненасытно искать свою фамилию в следующих номерах журналов, в разных отчетах, бюллетенях, сводках, указатель выдавал ему ссылки, цитаты. Торопливость эта не нравилась Сергею. Тот Погосов как бы опережал, слишком уж независимо вел себя, не понимал, что он всего лишь дублер, виртуальная версия, мнимость, стоит нажать кнопку, и он исчезнет.
Однако дорылся-таки: двое китайцев и какой-то швед выступили с сообщением о необходимости внести поправки в "уравнение Погосова", при таких-то режимах и таких-то, преобразовали, что-то добавили. Погосов спорил, возникла дискуссия. Довольно ядовито выступил Федько. "Вызывает недоумение попытка Погосова во что бы то ни стало отстоять свою устарелую концепцию. Судя по всему, он считает, что значимость ученого соответствует тому, насколько ему удалось задержать развитие своей науки". Явственно Погосов услышал скрипучий голосок Федько. На экране Погосов громко матерно выругался, лицо его безобразно перекосилось, оскалилось. Впервые Сергей увидел свою ярость, мало того - тот Погосов вырвал страницу и стал топтать ее. Зрелище было постыдное.
- Дерьмо собачье! Подонок!
Сергей потянулся к красной кнопке.
- Не выключайте. - Лера остановила его руку. - Вы уже столько прошли. У вас хороший защитный эффект. Отличные показатели. Вы справились с фруктацией.
Кто бы мог подумать, что внутри него такая харя имеется. Ничего себе интеллигент, доктор наук.
- Происходят транзисторные переключения между разными восприятиями, успокаивала Лера. Упомянула еще какую-то "множественную личность", хотел бы он знать, что это еще за фрукт, щеголяют терминами, а, если по-простому, где его, Сергея Погосова, личность: на экране, или здесь, или витает над ними обоими?
Откуда-то зазвучал сочный баритон Грега:
- Вы думаете, это так просто; личность - самая сложная проблема, неизвестно, до какого предела человек может изучать самого себя...
То-то же, торжествовал Погосов, он злорадствовал. Не добраться до него, значит. В душе он всегда сочувствовал, когда природа не давалась в руки, показывала свою
силу - тайфуны, извержения вулканов, грозы. Какая-нибудь божья коровка своими миграциями ставила в тупик целые энтомологические институты. Усмехаясь, природа брала реванш над наукой.
Рука сжала руку Погосова, лежащую на пульте. Лера наклонилась к нему, приговаривая быстро, тихо, так, чтобы слышал один Погосов, то есть оба Погосова, тот и Сергей: не стоит волноваться, все проходит, в науке тем более быстро устаревает, и это хорошо, когда работа окончена, надо забыть о ней, в науке даже для того, чтобы стоять на месте, надо идти.
Плечом он чувствовал ее грудь, а там, в книгохранилище, она, не стесняясь, поцеловала его. Было удивительно, что здесь в кресле он ощутил ее большие влажные губы, горячий язык и то, что никто не мог увидеть, откровенную чувственность этого поцелуя.
