В списках не значился - Васильев Борис Львович (библиотека книг txt) 📗
- Если бы ты ехал на юг, на север, или даже на восток…
- Я счастливый. Мне достался Особый округ. Знаешь, какая это удача?
Она ничего не ответила. Только вздохнула.
- Я буду ждать, - тихо сказал он. - Я очень, очень буду ждать.
Он осторожно погладил ее руку, а потом вдруг быстро прижал к щеке. Ладонь показалась ему прохладной.
Очень хотелось спросить, будет ли Валя тосковать, но спросить Коля так и не решился. А потом влетела Верочка, затарахтела с порога что-то про Зою Федорову, и Коля незаметно отпустил Валину руку.
В одиннадцать мама решительно выгнала его на вокзал. Коля наскоро и как-то несерьезно простился с нею, потому что девочки потащили его чемодан вниз. И мама почему-то вдруг заплакала - тихо, улыбаясь, - а он не замечал ее слез и все рвался поскорее уйти.
- Пиши, сынок. Пожалуйста, пиши аккуратно.
- Ладно, мам. Как приеду, сразу же напишу.
- Не забывай…
Коля в последний раз прикоснулся губами к уже поседевшему виску, скользнул за дверь и через три ступеньки понесся вниз.
Поезд отошел только в половине первого. Коля боялся, что девочки опоздают на метро, но еще больше боялся, что они уйдут, и поэтому все время говорил одно и то же:
- Ну, идите же. Опоздаете.
А они ни за что не хотели уходить. А когда засвистел кондуктор и поезд тронулся, Валя вдруг первая шагнула к нему. Но он так ждал этого и так рванулся навстречу, что они стукнулись носами и смущенно отпрянули друг от друга. А Верочка кричала: «Колька, опоздаешь!..» - и совала ему сверток с мамиными пирожками. Он наскоро чмокнул сестру в щеку, схватил сверток и вскочил на подножку. И все время смотрел, как медленно отплывают назад две девичьи фигурки в легких светлых платьях…
3
Коля впервые ехал в дальние страны. До сих пор путешествия ограничивались городом, где находилось училище, но даже двенадцать часов езды не шли ни в какое сравнение с маршрутом, которым двигался он в ту знойную июньскую субботу. И это было так интересно и так важно, что Коля не отходил от окна, а когда уж совсем обессилел и присел на полку, кто-то крикнул:
- Аисты! Смотрите, аисты!.. Все бросились к окнам, но Коля замешкался и аистов не увидел. Впрочем, он не огорчался, потому что если аисты появились, значит, рано или поздно, а он их обязательно увидит. И напишет в Москву, какие они, эти белые, белые аисты…
Это было уже за Негорелым - за старой границей: теперь они ехали по Западной Белоруссии. Поезд часто останавливался на маленьких станциях, где всегда было много людей. Белые рубахи мешались с черными лапсердаками, соломенные брыли - с касторовыми котелками, темные хустки - со светлыми платьями. Коля выходил на остановках, но от вагона не отрывался, оглушенный звонкой смесью белорусского, еврейского, русского, польского, литовского, украинского и еще бог весть каких языков и наречий.
- Ну, кагал! - удивлялся смешливый старший лейтенант, ехавший на соседней полке. - Тут, Коля, часы надо покупать. Ребята говорили, что часов здесь - вагон, и все дешевые.
Но и старший лейтенант тоже далеко не отлучался: нырял в толпу, что-то выяснял, размахивая руками, и тут же возвращался.
- Тут, брат, такая Европа, что враз ухайдакают.
- Агентура, - соглашался Коля.
- А хрен их знает, - аполитично говорил старший лейтенант и, передохнув, снова кидался в гущу. - Часы! Тик-так! Мозер!..
Мамины пирожки были съедены со старшим лейтенантом; в ответ он до отвала накормил Колю украинской домашней колбасой. Но разговор у них не клеился, потому что старший лейтенант склонен был обсуждать только одну тему:
- А талия у нее, Коля, ну, рюмочка!..
Коля начинал ерзать. Старший лейтенант, закатывая глаза, упивался воспоминаниями. К счастью, в Барановичах он сошел, прокричав на прощанье:
- Насчет часов не теряйся, лейтенант! Часы - это вещь!..
Вместе со старшим лейтенантом исчезла и домашняя колбаса, а мамины пирожки уже были уничтожены. Поезд, как на грех, долго стоял в Барановичах, и Коля вместо аистов стал подумывать о хорошем обеде. Наконец мимо тяжко прогрохотал бесконечный товарный состав.
- В Германию, - сказал пожилой капитан. - Немцам день и ночь хлебушек гоним и гоним. Это как понимать прикажете?
- Не знаю, - растерялся Коля. - У нас ведь договор с Германией.
- Совершенно верно, - тотчас же согласился капитан. - Вы абсолютно правильно рассуждаете, товарищ лейтенант.
Вслед за товарняком потянулись и они, и дальше ехали быстрее. Стоянки сократились, проводники не советовали выходить из вагонов, и на всем пути Коля запомнил только одну станцию: Жабинка. Следующим был Брест.
Вокзал в Бресте оказался деревянным, а народу в нем толпилось столько, что Коля растерялся. Проще всего было, конечно, спросить, как найти нужную ему часть, но из соображений секретности Коля доверял только лицам официальным и поэтому битый час простоял в очереди к дежурному помощнику коменданта.
- В крепость, - сказал помощник, глянув на командировочное предписание. - По Каштановой прямо и упрешься.
Коля вылез из очереди и ощутил вдруг такой яростный голод, что вместо Каштановой улицы стал разыскивать столовую. Но столовых не было, и он, потоптавшись, пошел к вокзальному ресторану. И только хотел войти, как дверь распахнулась и вышел коренастый лейтенант.
- Черт жирный, жандармская морда, весь стол один занял. И не попросишь ведь: иностранец!
- Кто?
- Жандарм немецкий, кто же еще! Тут женщины с ребятишками на полу сидят, а он один за столиком пиво жрет. Персона!
- Настоящий жандарм? - поразился Коля. - А можно посмотреть?
Лейтенант неуверенно пожал плечами:
- Попробуй. Стой, куда же ты с чемоданом?
Коля оставил чемодан, одернул гимнастерку, как перед входом в генеральский кабинет, и с замиранием сердца скользнул за тяжелую дверь.
И сразу увидел немца. Настоящего, живого немца в мундире с бляхой, в непривычно высоких, точно из жести сапогах. Он сидел, развалясь на стуле, и самодовольно постукивал ногой. Столик был уставлен пивными бутылками, но жандарм пил не из стакана, а из поллитровой кружки, выливая в нее сразу всю бутылку. На красной роже топорщились жесткие усики, смоченные пивной пеной.
Изо всех сил кося глаза, Коля четыре раза продефилировал мимо немца. Это было совершенно необыкновенное, из ряда вон выходящее событие: в шаге от него сидел человек из того мира, из порабощенной Гитлером Германии. Коле очень хотелось знать, о чем он думает, попав из фашистской империи в страну социализма, но на лице представителя угнетенного человечества не читалось ничего, кроме тупого самодовольства.
- Насмотрелся? - спросил лейтенант, охранявший Колин чемодан.
- Ногой постукивает, - почему-то шепотом сказал Коля. - А на груди - бляха.
- Фашист, - сказал лейтенант. - Слушай, друг, ты есть хочешь? Ребята сказали, тут недалеко ресторан «Беларусь»: может, поужинаем по-людски? Тебя как зовут-то?
- Коля.
- Тезки, значит. Ну, сдавай чемодан, и айда разлагаться. Там, говорят, скрипач мировой: «Черные глаза» играет, как бог…
В камеру хранения тоже оказалась очередь, и Коля поволок чемодан с собой, решив прямо оттуда пройти в крепость. Лейтенант Николай о крепости ничего не знал, так как в Бресте у него была пересадка, но утешил:
- В ресторане наверняка кого-нибудь из наших встретим. Сегодня - суббота.
По узкому пешеходному мостику они пересекли многочисленные железнодорожные пути, занятые составами, и сразу оказались в городе. Три улицы расходились от ступенек мостика, и лейтенанты неуверенно затоптались,
- Ресторан «Беларусь» не знаю, - с сильным акцентом и весьма раздраженно сказал прохожий.
Коля спрашивать не решался, и переговоры вел лейтенант Николай.
- Должны знать: там какой-то скрипач знаменитый.
- Так то ж пан Свицкий! - заулыбался прохожий, - О, Рувим Свицкий - великий скрипач. Вы можете иметь свое мнение, но оно неверное. Это так. А ресторан - прямо. Улица Стыцкевича.
