Последний барьер - Дрипе Андрей Янович (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
Прислонясь к сосне, беглец пялит пустые глаза на колонию. Его охватывает тупое безразличие. Он поворачивается и медленно идет вдоль опушки леса. Небольшой лужок с копенками сена. Глаза слипаются от усталости. Уже третья ночь почти без сна, и Зумент, еле волоча ноги, опасливо подходит к стожку сена, забирается в самую середину и засыпает как убитый.
Утром выпала обильная и холодная роса, и Зумент, вылезший из своего логова, зябко ежится. В животе у него урчит от голода, он идет в лес и собирает бледнозеленую, недозрелую голубику, которой тут целые заросли, но от нее есть хочется еще сильней. Ягоды разве жратва? И до каких пор можно тут ошиваться? Скорей, скорей прочь отсюда! На этот раз Зумент идет лесом вдоль знакомой дороги, ведущей из колонии в город, но держится более или менее в глубине, так что шоссе только изредка мелькает вдали.
Да, что и говорить - не таким он представлял себе этот побег... Но... Стоп! Нечего распускать нюни. Он еще свободен! Через город проходит железная дорога, надо выйти к ней.
Лес кончается, дальше идут городские окраины с неказистыми домишками, а еще дальше блестит шпиль церкви и дымят несколько фабричных труб.
Что теперь делать? Идти в обход?
Зумент сворачивает налево и, хоронясь в кустах, выходит на проселочную дорогу. Где-то за поворотом слышится девичий смех. Присев на корточки за можжевеловым пустом, Зумент ждет. Вот уже и слова можно разобрать.
- Чудак ты, право, - говорит девушка.
- Почему? - недоумевает мужской голос.
- Потому что боишься моей мамы.
- Я не боюсь.
- Боишься, боишься.
- Чего мне бояться, просто неудобно.
Теперь парочку хорошо видно. Паренек лет двадцати, с широким загорелым лицом и лохматым чубом, несет на одном плече рюкзак; девушка идет рядом.
В руке у нее сетка с покупками. Глаза Зумента прикованы к этой сетке, во рту собирается слюна. Два желтоватых батона, свертки, из бумаги торчит колбаса. Зумент сглатывает слюну, но это не помогает. Все ближе раскачивается сетка с едой, Зумент ощущает во рту вкус колбасы, его зубы уже вонзаются в мягкий батон.
Муть застилает глаза, и рука тянется к ножу.
- Что же тут неудобного? Представься, поклонись, шаркни ножкой.
"Почему она не одна? Я бы вырвал сетку и убежал".
- Легко тебе говорить.
"Теперь этот малый заступится. И он не из слабаков".
- А тебе трудно? Взрослый человек.
"Когда они пройдут мимо, а вскочу и садану ему под-лопатку".
- Мало ли что взрослый, твоя мать меня не знает.
- Вот и познакомься.
Они уже рядом. Зументу кажется, он чувствует запах колбасы. Сетка касается округлой ноги девушки, откачнется - и снова к ноге, и всякий раз слышен шорох бумажной обертки. На можжевеловые иголки перед глазами Зумепта садится муха с блестящим синим брюшком. Пальцы сжимают рукоять ножа. Зумепт напрягается для прыжка, но откуда-то, словно из глубины его нутра, долетают спокойные, четкие слова:
Я желаю одного, чтобы ты правильно осознал соотношение сил. В конечном счете пострадаешь сам. Если не будешь нападать ты, тебя тоже оставят в покое".
Если ты не нападешь, если ты не нападешь... Надо прыгать, потом будет поздно. Качается сетка, ветер завевает пестрый подол юбки. Шаг, еще шаг, еще... На плече парня висит зеленоватый рюкзак; парень резким движением перекидывает его поудобней. "Если не будешь нападать ты, тебя тоже оставят в покое". Путники скрываются за кустами, опять весело и звонко над чем-то смеется девушка.
Вспотевший Зумент глядит на руку с ножом, затем тыльной стороной ладони утирает губы, спугивает синюю муху. Живот урчит, словно сожалея об упущенной возможности получить свое, но на душе вдруг становится удивительно незнакомо и легко. Дорога пустынна, и Зумент смотрит на пыльные листья подорожника меж глубоких тележных колей... Еще чутьи эти листья обагрила бы кровь. Там лежал бы парень с белокурым чубом, и он, Зумент, жевал бы белый батон. Два батона и колбасу.
Зумент медленно прячет нож в карман и встает.
* * *
Сориентировавшись по свисткам паровозов, Зумент через некоторое время выходит к железной дороге. Проносится дизель с красными вагонами, в окнах едва различимы смазанные скоростью человеческие лица. Потом идет товарняк. Зумент недолго бежит рядом с перестукивающими, безжалостно перегоняющими его колесами и, запыхавшись, останавливается, так и не отважившись на прыжок. Колеса на стыках рельсов тяжко и грозно перекликаются: "Смерть-смерть, смертьсмерть!" Зумент представляет себя изрезанным на куски на этих рельсах. Его передергивает.
Под покровом сумерек вконец измученный и безразличный ко всему приближается он к станции. Черные кучи угля и железобетонные блоки, штабеля кирпича и лесоматериалов. Вдали протяжно гудит паровоз, и Зумент выходит к путям, однако этот поезд не тормозит и без остановки проносится мимо вокзала.
Зумент плетется назад в свое укрытие за бревнами.
Навстречу идет милиционер. Сперва даже не понять - всамделишный это милиционер или померещилось. Решив, что всамделишный, Зумент поворачивает обратно, но там, ему наперерез, движется высокая фигура воспитателя Киршкална. Отступать некуда! Зумент останавливается, косится через плечо на милиционера и, опустив голову, направляется к воспитателю. Одиссея окончена.
- Привет, молодой человек! - улыбается Киршкалн. - Ну, как было у турок?
Подходит милиционер.
- Помощь потребуется, товарищ старший лейтенант?
Киршкалн испытующе смотрит на Зумента, как бы оценивая ситуацию, затем ощупывает его карманы, отбирает нож и отвечает:
- Благодарю вас, поладим как-нибудь сами, - и подталкивает Зумента в плечо. - Пошли, машина ждет.
Они переходят через пути, огибают вокзал. Киршкалн достает из кармана завернутый в бумагу бутерброд и, развернув, протягивает Зументу:
- На-ка съешь.
Парень воровато зыркает на воспитателя, затем быстро берет хлеб и, отвернувшись, жадно запихивает в рот.
Киршкалн стоит и ждет, глядя на упрямый крутой затылок, на немного уже отросшие волосы с застрявшими в них стебельками и крошками сена. Молниеносно расправившись с бутербродом, Зумент, не поднимая головы, благодарит:
- Спасибо!
Они вместе идут к дежурному по станции, Киршкалн звонит по телефону начальнику колонии.
- Привет! Киршкалн говорит. Все в порядке, Зумент есть.
- Молодец! - гремит в трубке. - Коньяк за мной.
XX
На другой день после поимки беглецов Киршкална встречает около школы Крум. Он в несвойственном ему приподнятом настроении.
- А ты знаешь, Бас за Стругу и Цукера объявил мне благодарность. Нам с Омулисом. Смешно, правда?
То, что Омулису, - понятно, но я был всего лишь ассистентом, - смеется Крум, однако видно, что к этой благодарности он далеко не безразличен. - И должен тебе по секрету сказать, что было мне там страшновато.
Он вынимает сигареты и собирается закурить.
- Стоп! В зоне теперь курить запрещено! - останавливает руку учителя Киршкалн. - Смотри, не то вслед за благодарностью тебе влепят выговор.
- Ах да, верно. Мне уже говорили, - недовольно морщится Крум и засовывает пачку обратно в карман. - Черт с ним, с куревом. Но вот ведь что получается: как учитель я уже несколько лет не получал благодарностей, а тут - на тебе, ни за что, ни про что.
- Благодарности получают за то, с чем хорошо справляются!
- А как твой Зумент?
- За ум взялся, начал думать. Как раз иду помочь ему в этом деле.
- Но ты, наверно, был здорово зол на него. Когда поймал, в ухо ему дал?
- Хлеба дал.
- Чего? - недоуменно переспрашивает Крум.
- Да, так получилось.
- Ну, знаешь, ты уже педагогических гениев начинаешь затыкать за пояс.
- Ерунда. В ухо дать рука, конечно, чесалась, - Киршкалн, словно бы удостоверяясь, смотрит на свою ладонь. - Но что поделаешь, надо держать себя в рамках. Тем более что не имеет смысла бить еще раз того, кто сам себя уже высек. Теперь надо только помочь укрепиться первым слабым росточкам.
