В царстве тьмы (Грозный призрак, В шотландском замке, Из царства тьмы) - Крыжановская Вера Ивановна "Рочестер"
— Как ты и сказала, никто не помешал нам вторгнуться в дом, и вообще, там всех очень легко направлять по-своему. Сама барыня отсутствовала. Сын — игрок, и с тех пор, как мы принялись за него и везде сопутствовали ему, он постоянно проигрывал. Нуждаясь в деньгах, он взломал стол отца, но в тот же вечер проиграл украденную весьма крупную сумму. Теперь он застрелился, и мать нашла его уже мертвым по возвращении домой, а сама с испугу забыла на столе ридикюль с драгоценными вещами, который в суматохе украли. Хи, хи, хи! — оскалился Кокото.
Мэри погладила его пушистую спинку.
— Я довольна тобою и твоими. Продолжайте старательно работать. Тебя я сейчас угощу.
Она подала ему хлебец, замешанный на крови, и маленькое чудовище с наслаждением съело его, после чего исчезло.
Ван-дер-Хольм частенько навещал ее и помогал в занятиях. Когда она рассказала ему об отчете Кокото, он презрительно рассмеялся и сказал:
— Я понимаю ваше удовлетворение, сестра. Одно из величайших наших преимуществ — это возможность мстить. Я лично испытал это, и мой двоюродный брат, негодяй, погубивший меня, расплатился за это кровавыми слезами.
Это злобное удовольствие и настойчивое желание уничтожить или унизить свою обидчицу было еще живо в душе Мэри, когда она получила письмо от матери, писавшей:
"Каждый день молюсь я Богу за тебя, дорогая моя, и призываю на тебя благословение Христа. Пресвятой Божьей Матери и Николая Чудотворца…"
Но едва прочла она эти строки, как у нее закружилась голова, письмо вспыхнуло в руках, и она упала без чувств, пораженная, словно ударом по голове.
Через несколько минут появился призрак Ван-дер-Хольма и оцепенел, потому что над лежавшим на коленях Мэри пеплом витал небольшой голубоватый крест, и подойти к ней он смог только тогда, когда прорвавшийся в открытое окно ветер развеял в воздухе пепел.
Однажды вечером, несколько дней спустя после этого случая, неожиданно явился таинственный незнакомец. Мэри давно не видела его. Он был мертвенно бледен, казался мрачнее обыкновенного и молча облокотился, скрестив руки, на высокую спинку кресла, пристально глядя на Мэри. Незнакомец почему-то интересовал Мэри и возбуждал в ней смутные чувства, в которых она не могла разобраться.
— Какой у вас расстроенный вид! Я тотчас прикажу подать вам что-нибудь подкрепиться, — сказала Мэри нажимая звонок.
Вскоре появился Джемс с обычным, угощением: чашей крови и хлебцами, которые незнакомец с жадностью уничтожил. Затем он сел в кресло и, подавшись вперед, спросил, ядовито ухмыляясь:
— Разрешите, миледи, побеседовать с вами?
Теперь он уже был не так мертвенно бледен и вполне походил на обычного человека.
"Это должно быть старый сатанист, окончательно истрепавший себя, вроде Ван-дер-Хольма", — подумала Мэри, чувствуя неприятное стеснение в груди, но, тем не менее, вежливо ответила, что рада ему.
Поглощенная охватившим ее недомоганием, она не заметила лукавой усмешки гостя, который, казалось, не только слышал, но и следил за ее мыслями.
— К сожалению, вижу, миледи, что несмотря на вашу принадлежность к сатанинскому братству вы еще очень несведущи в законах потустороннего мира и вообще мало с ними знакомы. Например, имеете ли вы понятие о пагубной силе проклятия? Ах, если бы только люди знали, что проклятие, произнесенное в возбужденном состоянии, под влиянием страсти или бессильного, но бешеного гнева, это излучение души, сжигающее подобно раскаленной лаве ауру и создающее живое чудовище, обрекая человека на возмездие, а оно приковывает его к месту казни, порождает в нем ненасытную вражду и на многие века связывает с ненавистными ему существами. Но, увы, человек не знает, что вокруг него бушует космический ураган в ту минуту, когда произносит проклятие, одновременно осуждая и себя самого на роль палача, исполнителя собственного мнения… И вот, когда наступает годовщина этой злополучной минуты, старая рана будто вскрывается, оживают все душевные и физические муки, коршун проклятия требует пищи, а накопившаяся злоба стремится обрушиться на виновных.
Он умолк, а Мэри вздрогнула под неумолимо злым взглядом загадочного человека, как будто смертельно ненавидевшего ее. В эту минуту у нее слегка закружилась голова и ей показалось, что она уже слышала этот голос и видела это лицо. Но она не могла дать себе отчет: не было ли то во сне во время какого-нибудь тяжелого кошмара.
— Вы произнесли подобное проклятие, и оно мучает вас и не дает покоя? Но против кого же? — пробормотала она в смущении, и сердце ее заныло.
Незнакомец пронзительно захохотал.
— Счастливы живые, забывая прошлое, а также и мрачные законы ада, которые обрекают жертву злодейства на всю тяжесть злополучной минуты, когда бедняга в предсмертных муках взывает к бездне, а не к… — он оборвал речь и гнусное богохульство вырвалось из его перекошенного рта.
Мэри дрожала, слушая его, и не была в состоянии произнести ни слова. Но минуту спустя к странному гостю, видимо, вернулось хладнокровие.
— Недавно я водил вас на место преступления, совершенного несколько веков тому назад. Жена-изменница вместе с любовником убила герцога Мервина, а тот своим проклятием приковал себя здесь. От стал стражем и пугалом этих мест, отмеченных печатью мрачного прошлого. Он живет в замке, будучи, как и встарь, его хозяином, завлекает сюда последовательно всех участников преступления и мстит этим слепым невеждам… А те — ха, хa, ха! — в своих новых шкурах не догадываются, за что злой рок ополчился на них.
Он шагнул по направлению к Мэри, глядя на нее с такой ненавистью, что она вздрогнула и отодвинулась.
— Признали ли вы меня наконец, леди Антония! Знаете ли вы теперь кто я и кто вы?
— Нет… Но почему вы называете меня Антонией? — пролепетала испуганная Мэри.
— У вас притупился разум, дорогая Антония. Так вот, Чтобы освежить вашу память, почитайте-ка старый роман, который некогда разыгрался здесь.
Взяв Мэри за руку, он потащил ее к большому резному баулу с инкрустацией, где та хранила разную мелочь, и открыл его, а затем нажал пружину. В глубине обнаружилось тайное отделение, откуда он достал шкатулку и пачку пожелтевших писем, но других лежащих там вещей не тронул. Поставив на стол шкатулку и положив письма, он сказал насмешливо:
— Прочтите, а чтобы вам легче было припомнить это любопытное прошлое, я отрекомендуюсь вам: Эдмонд, герцог де Мервин.
Образ его словно побледнел, затем отступил к двери и, наконец, точно растаял в складках портьеры.
ГЛАВА 7.
С трепетавшим сердцем опустилась Мэри в кресло и закрыла глаза, чувствуя себя совершенно уничтоженной, неспособной привести в порядок свои мысли. Но эта слабость быстро прошла: врожденная энергия, пройдя хорошую школу, научила ее владеть собой. Она выпрямилась и провела рукой по лицу, отгоняя докучные мысли.
Она верила, что человек не раз живет на земле, и была убеждена в перевоплощении. Следовательно, то, что ей предстояло прочесть, было, вероятно, страничкой этого прошлого, забытого и задернутого покровом забвения ее Нового существования. А что это прошлое преступно, в том она не сомневалась: имя Эдмонда казалось ей теперь удивительно знакомым. Но к чему раздумывать и гадать, когда ключ к тайне у нее в руках?
Она решительно придвинула к себе шкатулку и осмотрела ее. То был большой ларец сандалового дерева с чудной резьбой, золочеными ножками и наугольниками, а на крышке был вырезан герб, осыпанный драгоценными камнями, под герцогской короной. В замке торчал золотой ключик. Внутри шкатулка была обита красным бархатом и там хранились: толстая тетрадь в переплете из золотистой кожи, сложенный кусок пергамента, несколько золотых — вещей и между прочими кольцо с вырезанным внутри именем Эдмонда и числом. Были еще два медальона с портретами, но Мэри едва взглянула на них: все ее внимание привлекла тетрадь, которую она с любопытством открыла. Она была исписана тонким, сжатым почерком и представляла из себя дневник или автобиографию.
