Удивительные звери(Повесть, рассказы, очерки) - Сысоев Всеволод Петрович (список книг .TXT) 📗
«Таймень! — мелькает в голове. — Лишь бы не сошел». Я делаю резкий короткий рывок, желая поглубже вогнать крючок в добычу, и начинаю из всех сил тащить рыбу к лунке. Жилка вытягивается, скрипит и проскальзывает в варежках. Лихорадочно наматываю ее на руку, но у меня не хватает сил.
— Шахов, помоги, таймень!
Подбегает товарищ, проверяет пешней лунку.
— Только слабину не давай! — кричит он. — Лунка правильная. Сейчас я его тоже подцеплю.
И он опускает в лунку свою блесну и делает несколько резких рывков.
— Засек! Теперь не уйдет!
Но я не верю в победу. Рыба пока сильнее нас. Она свободно ходит под лункой, несмотря на все наши потуги.
— Держи мою лесу и тяни сразу за две, а я подцеплю его приемником, — предлагает Шахов и передает мне свою лесу. Забрасываю лески на плечо и медленно начинаю отходить от лунки, подтягивая рыбу к поверхности.
— Показалась голова! — кричит Шахов. — Теперь не уйдешь, голубчик. — И он всаживает острый крюк в тайменя.
— Тащи смелее!
Делаю несколько шагов. Тяжесть будто обрывается с плеча. Оборачиваюсь. На льду лежит король горных рек — огромный краснохвостый таймень.
— Да, за таким красавцем не жаль и месяц проходить, — замечает Шахов.
СЛУЧАЙ НА ДАЧЕ
Быль
Приамурье, в котором я охочусь тридцать пять лет, богато зверем: тут не только медведи и олени, но и тигры с леопардами обитают. Много приключений случалось в тайге, но никогда зверь не заставлял меня столь резво бегать, как в Подмосковье.
Прошедшей зимой вызвали меня в Москву по делам службы. Прилетел в субботу. Думаю: завтра выходной, навещу-ка своего старого приятеля Василия Ивановича, много лет с ним не виделся.
Да, не один нужен зимний вечер, чтобы наговорились после долгой разлуки два охотника! Было далеко за полночь, когда Василий Иванович хлопнул меня по плечу: «Давай спать, завтра съездим посмотреть сад мой. Увидишь, каких успехов достиг в разведении новых сортов».
Дача Василия Ивановича — неподалеку от поселка Здравница. Электричкой с Белорусского вокзала ехать не более часа. Садоводческое искусство друга мне очень понравилось. Уход за деревьями образцовый. Среди молодых яблонь — кусты нашей дальневосточной войлочной вишни. Набрав в погребе полную сумку свежих яблок и наполнив бидончик солеными огурцами, мы направились на станцию через небольшой лес, подступавший к даче. Любуясь чистым стройным ельником, я шел не торопясь, прислушиваясь к рассказу своего спутника.
— Тебя, конечно, нашими охотами не удивишь, но, должен заметить, лосей в Подмосковье теперь побольше, чем на Амуре. Они иногда вот этот лужок переходят, — указал рукой Василий Иванович на небольшой сырой луг, вклинивающийся в ельник. Я взглянул в указанном направлении и остановился.
— Лось!
Василий Иванович тотчас увидел зверя и стал протирать очки. Сомнений не было — на опушке леса в молодом кустарнике стояла лосиха. «Может, это домашний лось?» — пронеслось в голове. Но на звере не было ни уздечки, ни колокольчика.
Тем временем мы подошли к животному шагов на тридцать. Удивлению моему не было предела: никогда еще дикий лось, не будучи раненым, не подпускал человека так близко к себе. Он видел и чуял нас и тем не менее не обращал ни малейшего внимания, словно были мы неодушевленные предметы.
Василий Иванович хотел еще ближе подойти к лосихе, но я сдержал его:
— Это вам не лошадь, не подходите близко.
Но Василий Иванович не слушал, громко разговаривая, он смело приближался к зверю. Я следовал за ним.
— Может, она ранена, а может, ее загнали до изнеможения собаки или волки?
Расстояние до лосихи не превышало двух десятков шагов. Василий Иванович был настолько уверен в безобидности зверя, что даже швырнул в него небольшим сучком, — надо отогнать от тропы, неровен, мол, час подстрелит браконьер. Но лосиха оказалась не из робкого десятка: отвернувшись, она снова принялась обкусывать вершину молодой березки. Только один раз вскинула она свои большие уши и, глядя темными выпуклыми глазами поверх наших голов, стала прислушиваться к каким-то неясным далеким звукам. Вскоре ее беспокойство улеглось.
Налюбовавшись великолепным зверем, сетуя на отсутствие фотоаппарата, мы решили продолжить свой путь на станцию. Гудки электрички были отчетливо слышны. Захотелось в последний раз подойти поближе и попрощаться с лосихой. Но едва я сделал шаг, как она прижала уши к шее. Кто из охотников не знает этот распространенный у животных жест раздражения, после которого обычно наступает действие? Предчувствие недоброго заставило меня насторожиться.
— Василий Иванович, лось сейчас бросится, бежим! — крикнул я, но предупреждение опоздало.
Выведенная из терпения лосиха ринулась в нашу сторону. Развернувшись, мы побежали к лесу. И откуда только взялась резвость! Как старый охотник, я хорошо представлял, что значит попасть под передние копыта рассерженного гиганта — одного удара достаточно, чтобы проститься с жизнью. С быстротой, присущей юношам, перемахнули мы поляну, теряя на бегу яблоки и огурцы. Вот и спасительный лес, но успеем ли залезть на дерево в тяжелом пальто, когда по пятам несется лось? Мы уже не бежали, а летели. Окажись лосиха понастойчивее — нам бы не уйти, но, к счастью, удовлетворившись своей победой, она остановилась на опушке. А мы все бежали и оглядывались…
Выйдя на дорогу и переведя дух, я расстегнул пальто.
— Счастливо отделались, Василий Иванович!
— Это хорошо, что тебя, старого медвежатника, московский лось погонял, не будешь задаваться. Но если напишешь, что от лосихи бегал один я, ей-богу, опровержение опубликую.
Мы вышли на перрон, у которого стояла электричка.
ОХОТОВЕД, ПИСАТЕЛЬ, ПУТЕШЕСТВЕННИК
В 1950 г. студентов Московского душно-мехового института глубоко увлекла книга об охоте, изданная Дальневосточным государственным издательством. Единственный раздобытый кем-то экземпляр ее был зачитан буквально до лохмотьев и дыр. В книге рассказывалось о Приамурской тайге, о богатстве и разнообразии ее животного мира, об уссурийских тиграх, маньчжурских зайцах и гималайских медведях. В ней было немало великолепных очерков об охоте и множество таких тонких охотоведческих наблюдений, что им позавидовал бы любой известный натуралист. В книге ощущалась преемственность лучших страниц русской охотничьей литературы — «Записок ружейного охотника Оренбургской губернии» С. Т. Аксакова и «Записок охотника Восточной Сибири» А. А. Черкасова. В ней чудесно уживались поэзия и наука, на ней была мета настоящего произведения литературы. Язык ее был прост, ясен, выразителен.
Книга называлась «Охота в Хабаровском крае», а ее автором был тогда еще мало кому знакомый биолог-охотовед Всеволод Сысоев.
С тех пор прошло более 20 лет. Много «Охотничье-промысловых зверей и птиц» и книг с похожими названиями выпущено нашими областными издательствами, но ни одна из них не идет ни в какое сравнение с сысоевской книгой. А «Охота в Хабаровском крае» выдержала пять изданий, переведена на английский, немецкий и французский языки, стала любимой книгой сотен тысяч читателей.
И сейчас, когда Всеволоду Петровичу Сысоеву — известному охотоведу и писателю — исполнилось 60 лет, многим его почитателям хочется узнать о его жизненном пути и творческих планах.
Всеволод Петрович Сысоев родился 24 ноября 1911 г. в Харькове, в семье слесаря железнодорожного депо. Его детские и юношеские годы протекали в Ялте и Симеизе, на берегу Черного моря, куда он переехал в 1918 г. В 1928 г. в Ялте он оканчивает восемь классов средней школы, здесь же начинается его трудовая жизнь. В 1929 г. он работает учеником слесаря, а затем слесарем в механических мастерских Крымского курортного треста. В это же время он учится на платных курсах по подготовке в вузы и втузы и заканчивает их в 1932 г.
