Избранное - Григорьев Николай Федорович (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
- Теперь, - сказал Богуш, - нам потребуется еще замковый -
открывать и закрывать затвор орудия.
Вперед было сунулся щуплый телеграфист с молниями в петлицах, но
его оттеснили.
Вышел рослый железнодорожник с синими кантами.
- Слесарь, - сказал он отрывисто. - Чинил оружие... Партизанам.
Когда немчуру били.
- Так, понятно. Все! - Богуш встал с борта. - А остальные...
Извините, товарищи, но я, как командир, обязан предложить вам оставить
бронепоезд.
Рабочие заволновались. Растерянно сбились в кучу, толпой
подступили к командиру. Поднялся шум, говорили все сразу, перебивая
друг друга. Кто-то требовал, чтобы дело разобрал профсоюз, другой
кричал и грозился пожаловаться в штаб. Двое или трое, пытаясь
успокоить остальных, доказывали Богушу, что, если бы не они,
железнодорожники, бронепоезд так и стоял бы в тупике, а растопили они
его для того, чтобы самим выйти в бой. "Это наше право! - твердили
они, наступая на Богуша. - Наше право!"
Но Богуш ничего не слушал. Он выждал, пока шум стал стихать, и
твердо повторил свое приказание.
Рабочие взяли винтовки.
- Оружие оставить, - сказал Богуш. - Это инвентарь бронепоезда.
Тут уж и я не стерпел.
- Неправда, это их винтовки! - вступился я. - Вы командир, и наше
дело подчиняться, но оружие рабочим выдал командир бригады. Сам лично.
- Ах, разве! - Богуш живо обернулся ко мне. - Тогда пожалуйста, я
не возражаю... Но тем более, значит, вам, товарищи, не место здесь...
В полках сейчас каждый человек с винтовкой на счету, а вы, извините,
прохлаждаетесь... Слышите, какой бой идет!
Рабочие вышли, построились с винтовками на перроне и молча
двинулись с вокзала.
Глава третья
Бой на подступах к Проскурову все разгорался. В городе начались
пожары. Это неприятельские снаряды, взрываясь, поджигали в разных
концах города деревянные и камышовые крыши. Быстро клубясь в
прохладном утреннем воздухе, дым черными завесами застилал город.
Станция тоже уже была под обстрелом. Со звоном рвались в воздухе
шрапнели, обдавая перрон градом пуль. Завывая, как сирены,
проваливались куда-то за вокзал гранаты, и слышно было, как там,
сзади, рушились здания и осыпались стекла.
Стоять дальше у перрона стало невозможно, и командир приказал
передвинуть поезд. Теперь мы стояли на какой-то поросшей травой
подъездной ветке, вдоль которой высились похожие на веретена
украинские тополя. В этом случайном и малонадежном укрытии команда
бронепоезда проходила учение и боевую практику...
Не знаю, какие успехи делали в своем вагоне пулеметчики, только
за них, видно, командир был спокоен: он побывал там всего один раз и
больше уже не ходил. Но у нас в вагоне дело не клеилось. Из всех
пятерых наших "артиллеристов", отобранных командиром, только один
каменотес и разбирался в пушке - остальные ведь впервые очутились
перед этой махиной. А тут еще и времени в обрез, и этот гнетущий
свист, и грохот обстрела...
Богуш выходил из себя.
- Замковый! - кричал он, топая ногами. - Где у вас стопор курка?
Опять не в боевом положении? Третий номер... да ты, стриженая голова,
ты третий номер! - вдалбливал он совсем ошалевшему племяннику
каменотеса. - Как подаешь снаряд? Где правая рука у тебя, где левая?
Сено-солому к рукам привяжу!.. Четвертый номер! Пятый!
Пятым был матрос. Он уже начинал злиться и отвечал Богушу
петушиным голосом: "Так точно-с! Никак нет-с!"
- Ну знаете, товарищи... - сказал наконец Богуш. Он отошел,
достал платок и дрожащей рукой обтер шею и лоб. - Я, конечно, поведу
вас в бой, но только имейте в виду...
Он вдруг выбежал на середину вагона, топнул ногой и начал сыпать
без передышки:
- Орудие к бою! По краю деревни! Шрапнелью... Заряд номер два!
Отражатель ноль! Угломер двадцать семь - семьдесят! Наводить на
колокольню! Прицел сто!.. Трубка девять-девять!..
Он сунул руки за спину и с усмешкой посмотрел на одного, на
другого.
- Слышали артиллерийскую команду? Поняли?
Все молчали, оглушенные потоком незнакомых слов, и только
растерянно переглядывались.
- Поняли. А чего ж тут не понять? - осклабясь проговорил
каменотес. Он во всем поддакивал командиру.
- Ни черта не поняли! - сказал матрос и злобно сплюнул. - На
позицию надо выходить. Нечего тут канителиться. С отражателем или без
отражателя, а надо белых бить...
- Правильно, - сказал я.
Богуш обернулся:
- Что-с?
- Я говорю, что самое правильное...
- А я вас не спрашиваю!
Лицо его вдруг покрылось краской.
- Дисциплины не знаете... - заговорил он, понижая голос, чтобы не
услышали другие. - Политотдельщик... стыдно!
Вдруг он уставился на мой мешок:
- А это что такое?
Я объяснил:
- Подрывное имущество.
- То есть что значит - подрывное имущество? Динамит?
- Есть и динамит, - сказал я.
- Так вы что же!.. - вдруг закричал он, обернувшись к
артиллеристам. - Вы нас всех в воздух пустить хотите?.. Шальная пуля,
осколок - и кончено?! Всему поезду конец!
Артиллеристы нахмурились, глядели на меня исподлобья.
Тьфу ты черт!.. Меня даже в пот ударило. Динамит ведь и вправду
может от пули взорваться, такое проклятое вещество. Как у меня это из
головы вылетело.
Я топтался, передвигая мешок с места на место, не зная, куда его
упрятать.
- В задний вагон! - коротко распорядился Богуш.
Он подозвал матроса:
- А вы поможете ему нести.
Мы с матросом спустились на землю.
Я кинул в досаде мешок.
- Вот черт!.. Дураком, олухом каким-то меня выставил - перед всей
командой!
Матрос ничего не ответил и взял мешок за ушко.
Я подхватил мешок с другой стороны, и мы зашагали с матросом в
ногу.
- Он и нас всех дураками выставляет, - сказал матрос как бы про
себя. - Сам-то не слишком ли умен... Ну посмотрим!
В молчании прошли мы мимо красных колес паровоза, будки с
подножкой, зеленого тендера. А вот за паровозом и зеленый вагон, без
дверей, без окон, глухой, как шкатулка. Из бойницы глядит пулемет.
- Впустите-ка, товарищи! - крикнул я в бойницу. - Где тут вход у
вас?
В бойнице, за пулеметом, мелькнула нога в сапоге, потом в
отверстии показались нос и прищуренный глаз.
- Чего надо? Пароль!
Но не успел я ответить, как звякнули буфера, и вагон поехал мимо
меня. Поезд тронулся. С глухим рокотом паровоз выбросил тучу дыма и
прибавил ходу.
- Стой! Машинист! Остановись!
Я бежал рядом с вагоном, уцепившись за край бойницы. Кричал и
матрос, но машинист нас не слышал.
- Прыгай на буфера, живо, эй!.. - закричали из бойницы.
Мы с матросом рванулись вперед, обогнали броневой вагон и
забросили мешок на буфер. Придерживая мешок рукой, я вскочил на буфера
сам и стал обшаривать стену вагона. Беда - на броневой стене не за что
и уцепиться... Но тут неожиданно открылась потайная дверца, и
несколько дружных рук втянули меня вместе с мешком внутрь вагона.
- Федорчук, залезай! - крикнул я. Поискал глазами матроса, а он
вон уже где: бежит чуть ли не впереди поезда! - Ну, ну, цепляйся за
лесенку, не промахнись... - Гоп, ловко прыгнул к артиллеристам!
Я убрал голову в вагон, и за мной медленно закрылась дверца,
тяжелая, как у несгораемой кассы.
Стало темно. Осторожно, чтобы не удариться головой, я
распрямился. Гляжу, а наверху, под самым потолком, красноармеец, как
чижик на жердочке, и над ним, будто огромная шапка, круглая пулеметная
