Том 6. Заклинательница змей - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Прочти, — настойчиво повторил Горелов. — Не в дурачки играем. Должна знать. Не совсем так написано, как сказала. На одну тебя. Иначе неудобно. Мне объяснили, — так крепче. Ну, когда в правах утвердишься, можешь им передать, тогда с тебя воли не снимут. Ну читай, читай.
Верины руки дрожали, когда она положила перед собою документ.
— Читай вслух, — сказал Горелов, — сумятица такая была сегодня, не вчитался толком. Не забыл ли кого.
Вера читала, Горелов слушал, кивая головою:
— Так, так! — говорил он после каждого пункта.
Обычное введение, — назначение душеприказчиком профессора Абакумова, — отказ Вере фабрик, капиталов, домов и земель в полную собственность за изъятиями, означенными ниже, — дом в Москве, дом в Сонохте, дом в усадьбе при фабрике с садами, огородами и службами при них в пожизненное владение Любови Николаевне, — ей же и Милочке пожизненное отчисление по десяти процентов с доходов от фабрик и во всяком случае не менее тридцати тысяч каждой, — отчисления на содержание домов и служащих при них во время пожизненного владения, — длинный ряд выдач родственникам, слугам, друзьям и учреждениям.
Во время чтения вернулась Ленка. Вера приостановилась. Горелов спросил:
— Ну, что инженер?
— Никто не отвечает, — сказала Ленка.
— Крепко спит, — сказал Горелов, смеясь. — Ну, Вера, читай дальше. А ты, Леночка, садись.
Наконец чтение окончено. Вера молча сложила бумагу и сунула ее за ворот платья.
— Слушай, Вера, — опять начал Горелов. — И ты, Ленка, слушай. Потом скажешь людям, что Горелов говорил своей наследнице. Сегодня мой сын…
Он тяжело перевел дыхание. Ленка тревожно встала.
— Ничего. Пройдет. Налей вина.
Отпил немного холодного шампанского, грузно привалился к столу, облокотился, положил голову на ладонь правой руки, сжатою в кулак левою рукою ударял по столу и говорил, тяжело останавливаясь на каждом слове:
— Мой сын, — мне в глаза, — и при чужих, — при жандарме, — в моем доме, — при моей жене, — при моей дочери, — посмел мне сказать: «Твоя любовница велела тебе меня ограбить и отдать все рабочим». Он лжет!
Горелов поднялся, весь багровый и дрожащий. Хриплым голосом он выкрикивал:
— Я ему сказал: «Проклятый, лжешь, и будь ты проклят отныне и до века. Не за блуд, нет, ты лжешь!»
Вера бросилась к нему.
— Иван Андреевич, милый, не волнуйтесь.
Горелов отстранил ее дрожащею рукою. Тяжело колеблясь, ухватясь за локотник дивана, он говорил рыдающим голосом:
— Стой, Вера, слушай. Никогда никого так не любил, как тебя, но что тебе дал, не за блуд даю, не за ласку краденую. Даю за то, что я люблю, я, Горелов. А ты какая ко мне пришла, такая и уйдешь, к жениху, уйдешь, без стыда в глаза ему глянешь.
Ленка отошла к окну и тихонько плакала. Горелов замолчал, тяжело опустился на диван и опять провалился в угол. Дрожащими руками он обшарил себя и не видел, что портсигар лежит перед ним на краю стола. Вера обеими руками схватилась за грудь, — никогда так больно не билось сердце. И не знала, что сказать, что сделать. Сказала:
— Иван Андреевич, вот портсигар.
Горелов поднял голову.
— Да? А я ищу в кармане. Спасибо, Вера.
Вера обошла вокруг стола, не спеша опустилась на колени и медленно поклонилась в ноги Горелову.
— Что ты, что ты, Вера! — испуганно бормотал Горелов, — тебе ли кланяться? Ты — царица и очаровательница. Встань.
Пытался подняться, но ослабевшие вдруг ноги не держали. Вера поднялась, — лицо в слезах, щеки стыдливо и радостно раскраснелись. Не вставая с колен, она говорила:
— Иван Андреевич, милый, как вам благодарна, сказать не могу. Чем заслужить, не знаю. Все сделаю, что скажете.
— Ну что, встань, — тихо говорил Горелов. — Я себя переломил, мне ничего не надо. Разве одно, — на прощание поцелуй меня, как сестра милая.
Вера встала, нагнулась к Горелову, и он потянулся к ней, но вдруг, испуганно протягивая руки, закричал:
— Нет, нет, не надо! Поцелуешь, — зверем стану.
Вера опустила голову и отошла. Горелов, весь поникнувший, тихо говорил:
— Так и уйду, ни разу тебя не поцеловавши.
Потом, делая над собою усилие, сказал притворно-весело:
— Ну, девушки, что приуныли? Вино еще есть, выпьем. Ключ у тебя, Вера? Когда уйдешь отсюда, брось его в Волгу. И мой ключ, как уходить буду, тебе отдам, — туда же его. Я себя переломил, больше мне сюда не ходить.
Послышался далекий шум.
— Что там? — спросил тревожно Горелов. — Леночка, открой окно.
Через открытое окно шум стал слышен яснее. Как будто у самого забора над оврагом кричали несколько человек. Слов было не разобрать. Только раз какой-то особенно звонкий выкрик донесся:
— Эй, хозяин!
Конец фразы потонул в гаме и смехе. Потом несколько сильных ударов по забору, не то дубиною, не то камнями, — брань, — хохот, — топот убегающих шагов, — треск ломаемых сучьев, — удаляющийся шум голосов.
Вера стояла у окна рядом с Ленкою. Побледневшая луна склонялась к западу. Ее тени умирали в неясных предсветах едва занимавшейся еще бледной зари.
Когда голоса стали смолкать, Ленка закрыла окно, и они обе вернулись к столу. Вера увидела, что на столе рядом с бокалом Горелова лежит револьвер. Она сказала:
— Иван Андреевич, зачем это? Сюда никто не попадет.
— А слышала шум? — хмуро спросил Горелов.
— Озорники мимо шли, — отвечала Вера. — Товарищи вас не тронут.
— Там не товарищи были, — бормотал Горелов, опуская голову на грудь.
И похоже было на то, что он бредит.
— А кто же? — спросила Вера.
— Черти. Или хулиганы. Николай да Шубников их наняли на меня напасть, пока, думают, я еще не успел завещание сделать. От них всего можно ждать.
— Да они ушли, Иван Андреевич, — уверяла Вера. — Если бы так было, как вы думаете, так они шуметь бы не стали, тихо бы это дело сделали. А это просто озорники. Завтра на работу не идти, вот они и колобродят всю ночь напролет.
— Ну, ну, правильно, — говорил Горелов, — ты умная.
Вера взяла револьвер, осмотрела его. Весь стальной, простой с виду, а человека убить можно. Злые мысли визгливым роем накинулись на нее.
— Осторожнее, заряжен, — сказал Горелов.
Вера усмехнулась.
— Умею обращаться. Я пули выну.
Быстро вскинула револьвер кверху и одну за другою всадила все шесть пуль в потолок прямо над серединою стола. Зазвенели, падая, раскрашенные отражатели, сыпалась штукатурка.
— Ах! ах! — вскрикивала при каждом выстреле побледневшая Ленка.
Горелов с диким восторгом смотрел на Веру.
— Вот так вынула пули! — сказал он.
Вера бросила револьвер на кресло и громко, точно заглушая все другие звуки, сказала:
— Простите, Иван Андреевич, нашумела, потолок испортила. Да что! Сами сказали, что здесь больше не будете веселиться. Простите. А мне домой пора. Леночка, иди к нам, поспишь у меня. Маме что ни есть скажем, придумаем дорогой.
— Пора и мне, — сказал Горелов.
Сделал над собою усилие, точно весь собрался, встал и быстро пошел к выходу.
В саду было прохладно. Млечный свет развеялся по небу. Тени смешались, поднялись в посветлевший воздух, и все кусты и деревья казались блаженно-успокоенными.
Горелов сошел на дорожку, остановился, глянул на домик, повернулся к востоку, где за деревьями уже розовело небо, перекрестился. Вера и Ленка стояли на крыльце.
— Вера, — негромко, слегка дрогнувшим голосом сказал Горелов, — проводи меня до калитки. Ключ там от меня возьмешь, замкнешь за мною.
Молча дошли вдвоем до калитки.
— Так-то, красавица, — сказал Горелов, — переломил я себя, а чего это мне стоит, один Бог…
Пропустил слово «знает» и не заметил этого. Продолжал:
— Стань к свету, к заре лицом, дай на тебя в последнее наглядеться.
Вера прижалась спиною к калитке. По ее лицу текли слезы. Горелов сказал с тихою радостью: