Том 6. Отдых на крапиве - Аверченко Аркадий Тимофеевич (библиотека книг TXT) 📗
— Чего ж вы волнуетесь? — попытался я успокоить его. — Зато у вас в доме двумя грызунами меньше.
— Двумя грызунами?! А умойся я вчера этим мылом, — может быть, на месте этих грызунов лежал бы я?! Дверь открылась, и вошел третий покупатель.
— Скажите, — ласково обратился он к хозяину.
— Ведь на этой улице нет больше аптекарских магазинов?
— Нет, — ободренный его тоном, гордо сказал хозяин. — Мой — единственный.
— Значит, это у вас я купил прекрасное средство для ращения волос?
— У меня, у меня, — приветливо улыбнулся хозяин.
— Так, убить тебя, подлеца, мало за это средство!!! — зарычал посетитель, бросая в него какой-то банкой.
— Будь ты проклят!!!
— А что? Разве волосы не растут? — донесся глухой голос хозяина, предусмотрительно нырнувшего под стойку.
— Растут!! О, они растут! Чтоб на могиле твоего отца росли такие волосы!!
— А что случилось? — с любопытством спросил я.
— Что?! Я зеленый!! У меня вместо головы изумрудный луг! Вчера один мотылек два квартала за мной летел! Я не удивлюсь, если в моей траве заведутся кузнечики!! Поглядите!
Он сдернул с головы шляпу и — действительно, никогда я не видел более чудесного зеленого цвета.
— Мошенник!! — гремел он. — Ты мне продал мазь для ращения волос, а я позеленел!! Ты всучил мне коробку крысиного яда, а крысы у меня едят его, как булку, и только жиреют!! Учить надо таких!!
Он засунул руку под стойку, вытащил хозяина за волосы и стал трепать его налево и направо. Покупатель мыла издал ряд одобрительных звуков и, засучив рукава, присоединился к зеленому человеку.
Били они его так прилежно, что мне наскучило смотреть.
— Ну, довольно, — примирительно сказал я. — Отдохните-ка лучше.
Оба оторвались от хозяина, сели на диван и закурили папиросы.
— Я его вздул за волосы, — сказал зеленый человек. — А вы за что?
— А я за мыло. Дал мне, каналья, такого туалетного мыла, что сегодня утром я нашел около этого мыла целую гирлянду дохлых мышей.
— Правда? — обрадовался зеленый. — А меня мыши, представьте, одолели. Дайте мне ваше мыло, а я вам дам свою краску для ращения волос.
— А она материи может красить?
— Великолепно! Я втирал ее в голову полотенцем. Получилось прекрасное зеленое полотенце. С мылом мыли — не отходит!
— Знаете, это мысль! Я перекрашу свою серую домашнюю куртку в охотничью!
Завершив эту странную сделку, оба дали еще по лишней затрещине хозяину и удалились под руку.
Мы остались вдвоем с хозяином. Сердце у меня доброе. Поэтому я сказал:
— У вас на лице два синяка. Приложите к ним свинцовую примочку.
— Боюсь, — робко сказал он.
— А что?
— Да у меня там в углу стоит бутылка свинцовой примочки. Я и боюсь.
— Чего?
— Сделаю компресс, а у меня вдруг на ушибленном месте волосы вырастут или зубы.
И нерешительно добавил:
— Не сделать ли примочку лимонной кислотой? Или пастой для зубов? Авось, поможет.
Мы разговорились.
— Ах, как мне не везет в жизни, — жалобно сказал хозяин. — Вот, например, такой случай… Однажды я голодал. Один владелец паноптикума познакомился со мной и нанял меня на амплуа «знаменитого голодателя». Подрядился я за солидную сумму голодать в стеклянном ящике 40 дней — рекламу он закатил хорошую. Запечатали меня при публике и оставили одного. А ночью так мне захотелось есть, что я разбил ящик, вылез, пробрался в комнату хозяина и съел целый окорок ветчины, гуся и двадцать яиц. Тогда он стал рекламировать меня как знаменитого обжору! Дела пошли хорошо, но я совершено объел его, и он разорился… И так все у меня в жизни. Думаешь, — сделаешь одно, а выходит другое. Изобрел мыло, а оно от мышей, выдумал мазь для ращения, а она, оказывается, самая прочная краска в мире! Вот и теперь: есть у меня девушка на примете — молодая, красивая, скромная такая, что лишнего кусочка тела не покажет… Никаких декольте, никаких вольных разговоров. Прекрасная для меня пара, а боюсь!
— Чего же вы боитесь?
— Уж поверьте, — что-нибудь случится.
— Да что же может случиться?!
— Мало ли: или окажется, что она мужчина, или что у нее до меня уже есть два живых мужа.
— Глупости! Наоборот, такая жена может вас от многого уберечь. Женитесь, пока другие молодцы не опередили.
— Вы… думаете? Расстались мы друзьями…
Дома я вспомнил о купленных пилюлях от кашля.
Это было что-то клейкое и на вкус неприятное. Я пососал с минуту и с отвращением выплюнул на пол.
Прохаживаясь по комнате, стал раздумывать о странной судьбе моего нового приятеля.
Сделал несколько шагов и вдруг — прирос к месту! Одна нога будто вросла в землю. Я дергал ею, вертелся на месте, кидался из стороны в сторону — все было напрасно!
Я присел на пол, расшнуровал ботинок и вынул из него ногу.
Осмотрел приклеившийся ботинок — так и есть: пилюля от кашля!
Вообще эти пилюли оказались превосходным средством: разобьется ли у меня ваза для цветов, или отлетит от стула ножка — кусочек пилюли связывает все так, что вещь делается еще прочнее, чем целая…
Недавно, проходя мимо магазина моего приятеля, я вспомнил о нем и зашел.
— Здравствуйте! Я пришел предупредить вас, что если вы будете продавать ваши пилюли от кашля как клей, — наживете большие деньги.
— Так я и знал! — горестно всплеснул он руками.
— Что-нибудь в этом роде должно было случиться! А вы помните, я вам говорил насчет невесты? Женился!
— А-а! Поздравляю! Ну, что ж? Все благополучно? Она не оказалась мужчиной? У нее не было до вас двух живых мужей?
Он горько усмехнулся:
— Хуже!
— Вы меня пугаете?!
— Татуирована!! Да как! Живого места на теле нет. Обнять ее не могу, — будто китайскую ширму с драконом обнимаешь!
— Чудеса! Послушайте!.. Ведь вы могли бы ее за деньги перед публикой демонстрировать.
— Вот то-то и оно!! А я вместо этого на ней женился! Всегда у меня так: делаешь то, чего не нужно, а что было бы хорошо — так узнаешь об этом слишком поздно!!.
Канитель
— Подсудимый Шишкин! За что вы ударили палкой по темени потерпевшего Мирона Заявкина?
— За то, что он, господин судья, непочтительно отозвался о моей жене.
— Как же он о ней отозвался?
— Он назвал ее «женственной».
— Да позвольте! Разве же это обида для женщины, если назвать ее женственной?!
— А что ж, по-вашему, комплимент, что ли?
— По-моему, комплимент.
— Мерси вас за такое юридическое постановление. А я нахожу, что это обида — назвать человека женственной…
— Почему же?
— Потому что женственная, это я понимаю, что на самом деле значит… это значит: дура.
Это жестокое определение могло бы быть использовано даже как эпиграф к моему рассказу, но я не хочу делать этого, потому что не в моих правилах обижать женщин.
Лучше и справедливее будет, если я искренне, просто и без утайки расскажу все, что знаю об отношениях Софьи Григорьевны к Матильде Леонидовне…
Первое мое знакомство произошло у Перевозовых. Меня подвели к живописной группе, состоявшей из двух женщин, причем брюнетка положила голову на плечо светловолосой, а светловолосая нежно держала узкую красивую руку брюнетки в своих пухлых ручках.
В них было много женственности, в этих двух очаровательных куколках.
— Очень приятно, — ласково признался я. — Я вижу, что вы обе очень дружны.
— О-о! — засмеялась блондинка, — если я узнаю, что вы обидели Софью Григорьевну, я вам нос откушу.
— Если бы вы осмелились хоть взглядом оскорбить при мне Матильду Леонидовну, — поддержала брюнетка, целуя подругу в щеку, — я бы вам выколола оба глаза своей шляпной булавкой.
— Да, я вижу, ссориться мне с вами не расчет. Давайте лучше дружить!