Автопортрет - Каралис Дмитрий Николаевич (бесплатные полные книги .txt) 📗
Помню еще, как Серега рассказывал, что батя, придя с работы и наворачивая суп, спешился поделиться с ним политическими ориентирами:
- Теперь надо жить так-то и так-то, - уверенно объяснял он.
- С чего это ты взял? - вопрошал Серега.
- Нам на партсобрании сказали...
Или:
- Алиев - плохой человек.
- Это почему же?
- Нам на партсобрании сказали...
- А кто же хороший?
- Все остальные. Про них пока ничего не говорили...
И вот - завтра похороны. Хоронят на Волковом. Поначалу мы с Серегой дернулись на Большеохтинское - там похоронены родственники, но не получилось. Ни за деньги не получилось, ни по знакомству - я звонил Б-шу. Могильщик ходил к могиле родственников и втыкал рядом с ней в землю длинный щуп. "Слышите? - Щуп утыкался в деревянное и пустое. - Тут лежат. И по схеме есть захоронение. Не могу. Саэпидемнадзор докопается". Я отводил его в сторону и предлагал деньги. "Нет, нет, нет. Не тот случай..."
Серегина матушка, Зинаида Васильевна, устроила все сама - без блата и денег. На Волковом тоже были родственники, и пригодились льготы участника войны.
Читаю Артура Шопенгауэра - "Афоризмы житейской мудрости", купил в Лавке писателей, репринт. То, чего мне не хватает - житейской мудрости. И просто мудрости.
Цитата (с. 60): "Самая дешевая гордость - национальная. Она обнаруживается в зараженном ею субъекте недостаток индивидуальных качеств, которыми он мог бы гордиться; ведь иначе он не стал бы обращаться к тому, что разделяется кроме него еще многими миллионами людей. Кто обладает крупными личными достоинствами, тот постоянно наблюдая свою нацию, прежде всего отметит ее недостатки. Но убогий человек, не имеющий ничего, чем бы он мог гордиться, хватается за единственно возможное и гордится своей нацией, к которой он принадлежит; он готов с чувством умиления защищать все ее недостатки и гадости".
Если говорить об индивидууме, для которого собственное "Я" превыше всего, то Ш. прав.
Вот Я - великий человек, венец творения, яркая личность, гражданин Вселенной, и мне плевать, какой я национальности, мне плевать на грязных глупых обывателей моей нации, мне также чхать на ее великих мужей и дев - Я сам по себе. При таком подходе Шопенгауэр, наверное, прав.
Но взглянем на проблему с другой стороны - Гражданина своей страны. И Шопенгауэр окажется жалким пижоном, выскочкой без роду и племени.
Посмотреть Л. Толстого - "Соблазн товарищества" и "Соблазн национального" - там есть сходство с позицией Ш., но критика этих типичных заблуждений производится с позиций веры, служения Господу.
Допечатал 43 страницу.
18 декабря 1990г.
Вчера получил из типографии сигнальные экземпляры "Второго нашествия марсиан" братьев Стругацких. Показал после семинара Борису Натановичу - ему понравилось. Мне тоже.
В семинаре на книгу Стругацких некоторые семинаристы старались не обращать внимания или листали подчеркнуто небрежно. Причина понятна: почему Стругацкие, а не я?
Смоляров поучительно сказал мне утром по телефону: "Ты не на ту карту ставишь. Подумай, на досуге. Если ты хочешь рассориться с ведущими авторами семинара, то продолжай в том же духе..."
Я спросил напрямую: "Ты считаешь, я должен в первую очередь издавать тебя, Рыбакова, Измайлова, Витмана-Логинова, Суркиса-Дымова?.. А Стругацких во вторую?"
- Дима, ты можешь считать, что я тебе ничего не говорил. Всего доброго.
- Минуточку. Это твоя личная позиция или позиция членов семинара?
- Это согласованная позиция. Ты не замечаешь коллег, от которых во многом зависишь. - Он начинал злиться. - Есть некий авторитетный круг, от которого зависят многие решения. Кто тебя рекомендовал на семинар в Дубулты? В сборник "Мистификация"?
- Кто?
- Вот ты подумай на досуге...
Ответа я так и не получил. А.С. хороший парень, но его заносит административный зуд появляется.
В туалете Александровского садика надпись на дверях кабинки: "Ще не вмерла Украйна!"
А под ней: "Бандеровцы е...!"
И там же, за столиком у входа, где берут деньги за посещение, стоит милиционер с шипящей рацией и играет в домино с тремя туалетными работниками. Тяжеловатый запах, но они усердно рубятся. Электрические печки на полу. Там всегда играют в домино.
Прошелся по садику. Голые деревья. Легкая поземка. Пустые скамейки. И белая скульптура женщины (как говорят, Екатерины Великой) вдали. А Пржевальский и правда очень похож на Сталина. Читал версию, что он его внебрачный сын.
Сегодня писал до 4 утра. Встал поздно и мрачен был.
Бегаю среди заиндевелых надгробий Смоленского кладбища. Снега почти нет, скользко. А вечером, когда по улице Беринга катят редкие машины, черная полировка мрамора оживает и мерцает желтым отражением фар. И есть в этом нечто таинственное.
Начал 60-ю страницу повести. Еще нет названия повести. Но, возможно, будет эпиграф.
29 декабря.
Вернулся из Москвы - ездил на общее собрание членов кооператива. Нас, оказывается, тридцать человек. Собрание прошло весело. Есть чему радоваться - выпускается две-три книги в месяц. И неплохие. Отвез сорок штук "Второго нашествия марсиан". Хвалили иллюстрации. Аркадий Стругацкий, близоруко поднеся книгу к лицу, листал ее все собрание. Потом пожал руку. Потом спросил про гонорар. Я сказал, что выплатим вскоре.
Выплатим.
На собрании постановили: каждый должен написать список книг, достойных, по его разумению, для ближайшего издания. Редколлегия должна обобщить. Получилось так, что я спровоцировал это постановление - привез такой список из Ленинграда. У меня тридцать позиций. Мнения разделились: некоторые считают, что мы должны не переиздавать (например, "Приключения Томаса Сойера и Геккельбери Финна"), а издавать то, что соответствует политическому моменту - надо успеть каждой книгой выстрелить в коммунистическую систему, нас в любой момент могут закрыть и жди следующей "перестройки" за колючей проволокой. Резон в этом, безусловно, есть.
31 декабря 1990 г.
Приехала Маришка на зимние каникулы, хабиясничают с Максимом на пару. До Нового года - два часа. Стол накрыт, собираемся садиться. Нет шампанского - второй год подряд!..
Сегодня сходили в церковь на Смоленском кладбище. Максим отдал нищим три рубля по рублю. Я дал двадцать копеек, по привычке. Мариша единственный рубль. Детям такое - в новинку. Поставили свечки. Зашли к Ксении Петербургской. На обратном пути я рассказал им о Ксении, что знал. "Носила кирпичи? - переспросила Мариша. - Это же очень тяжело..."
- А ты думаешь, просто так можно святой стать? - сказал Максим. - Она еще и ночью это делала, чтобы рабочие не догадались...
Маришка взяла меня под руку.
- Ночью, на кладбище... Ой, мамочки... Страшно.
Уходящий год, его конец - в политическом смысле очень тревожный. Ушел министр внутренних дел Бакатин (торжественно сдав ЦРУ карту-схему закладок прослушивающих устройств в здании их посольства в Москве. На кой хрен, непонятно.). Ушел А. Яковлев. Подал в отставку министр иностранных дел Э. Шеварнадзе. И под занавес - нелепый 4-й съезд Советов, где Горбачев с Лукьяновым задавили всех хитростью и ловкостью. При повторном голосовании Горбачев протащил вице-президента Янаева. У Рыжкова - инфаркт. Шеварнадзе, уходя, предрек диктатуру.
Новый председатель Гостелерадио Кравченко запретил выпуск "Взгляда" с Шеварнадзе, сказал в программном интервью, что народ устал от политики, ему надо кино.
Вспоминаются наши главные обывательские ценности - кино, вино и домино.
1991 год
1-е января, 1 час, 6 минут.
Дети играют в подкидного дурака с Ольгой.
Я уже проиграл и пошел читать Мандельштама, подаренного мне на Новый год.
По телевизору - муть. Орут, пляшут, сидят за накрытыми столами веселят население. Пир во время чумы.
Президент выступил - бесцветная речь. Сказал вскользь об ошибках нынешнего руководства - это, мол, наши с вами недоработки. Чьи - "наши"?
