Мелкий бес - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" (книга регистрации txt) 📗
— Ну, ладно, это можно, — согласился Рутилов.
— Все трое, — продолжал Передонов.
— Ну, ладно.
— И пусть каждая скажет, чем она мне угождать будет.
— Зачем же это? — с удивлением спросил Рутилов.
— Вот я и увижу, что они хотят, а то вы меня за нос поведете, — объяснил Передонов.
— Никто тебя за нос не поведет.
— Они надо мною, может быть, посмеяться хотят, — рассуждал Передонов, — а вот пусть выйдут, потом уж они коли захотят смеяться, так и я буду над ними смеяться.
Рутилов подумал, передвинул шляпу на затылок и опять на лоб и наконец сказал:
— Ну, погоди, пойду скажу им. Вот-то чудодей! Только ты во двор войди пока, а то еще кого-нибудь чёрт понесет по улице, увидят.
— Наплевать, — сказал Передонов, но все же вошел за Рутиловым в калитку.
Рутилов отправился в дом к сестрам, а Передонов остался ждать на дворе.
В гостиной, угловой к воротам горнице, сидели все четыре сестры, все на одно лицо, все похожие на брата, все миловидные, румяные, веселые: замужняя Лариса, спокойная, приятная, полная, — вертлявая да быстрая Дарья, самая высокая и тонкая из сестер, — смешливая Людмила, — и Валерия, маленькая, нежная, хрупкая на вид. Они лакомились орехами да изюмом и, очевидно, чего-то ждали, а потому волновались и смеялись более обычного, вспоминали последние городские сплетни и осмеивали знакомых и незнакомых.
Уже с утра они были готовы ехать под венец. Оставалось только надеть приличное к венцу платье да приколоть фату и цветы. О Варваре сестры не вспоминали в своих разговорах, как будто ее и на свете нет. Но уже одно то, что они, беспощадные насмешницы, перемывая косточки всем, не обмолвились во весь день ни одним словечком только о Варваре, одно это доказывало, что неловкая мысль о ней гвоздем сидит в голове каждой из сестриц.
— Привел! — объявил Рутилов, входя в гостиную, — у ворот стоит.
Сестры взволнованно поднялись, и все разом заговорили и засмеялись.
— Только есть закавычка, — сказал Рутилов, посмеиваясь.
— Что, что такое? — спросила Дарья.
Валерия досадливо нахмурила свои красивые, темные брови.
— Уж не знаю, говорить ли? — спросил Рутилов.
— Ну, скорее, скорее! — торопила Дарья.
С некоторым смущением Рутилов рассказал о том, чего желает Передонов. Барышни подняли крик и взапуски принялись бранить Передонова. Но мало-помалу их негодующие крики заменились шутками и смехом. Дарья сделала угрюмо-ожидающее лицо и сказала:
— Вот он так стоит у ворот.
Вышло похоже и забавно.
Барышни стали выглядывать из окна к воротам. Дарья приоткрыла окно и крикнула:
— Ардальон Борисыч, а из окошка сказать можно?
Послышался угрюмый голос:
— Нельзя.
Дарья поспешно захлопнула окно. Сестры расхохотались звонко и неудержимо и убежали из гостиной в столовую, чтобы Передонов не услышал. В этом веселом семействе умели от самого сердитого настроения переходить к смеху и шуткам, и веселое слово зачастую решало дело.
Передонов стоял и ждал. Ему было грустно и страшно. Подумывал он убежать, да не решился и на это. Откуда-то очень издалека доносилась музыка: должно быть, предводителева дочь играла на рояле. Слабые, нежные звуки лились в вечернем тихом, темном воздухе, наводили грусть, рождали сладкие мечты.
Сначала мечты Передонова приняли эротическое направление. Он представлял барышень Рутиловых в самых соблазнительных положениях. Но чем дольше продолжалось ожидание, тем больше Передонов испытывал раздражение, — зачем заставляют его ждать. И музыка, едва задев его мертвенно-грубые чувства, умерла для него.
А вокруг спустилась ночь, тихая, шуршащая зловещими подходами и пошептами. И еще темнее казалось везде оттого, что Передонов стоял в пространстве, освещенном лампою в гостиной, свет от которой двумя полосами ложился на двор, расширяясь к соседскому забору, за которым виднелись темные бревенчатые стены. В глубине двора подозрительно темнели и шептались о чем-то деревья Рутиловского сада. На улицах по мосткам где-то недалеко долго слышались чьи-то замедленные, тяжелые шаги. Передонов начал уже бояться, что, пока он тут стоит, на него нападут и ограбят, а то так и убьют. Он прижался к самой стене, в тень, чтобы его не видели, и робко ждал.
Но вот по освещенным полосам на дворе пробежали длинные тени, захлопали двери, послышались за дверью на крыльце голоса. Передонов оживился. «Идут!» — радостно подумал он, и приятные мечты о красотках-сестрицах опять лениво зашевелились в его голове, — паскудные детища его скудного воображения.
Сестры стояли в сенях. Рутилов вышел на двор к воротам и огляделся, не идет ли кто по улице. Никого не было ни видно, ни слышно.
— Никого нет, — громким шепотом сказал он сестрам в сложенные трубою руки.
Он остался сторожить на улице. Вместе с ним вышел на улицу и Передонов.
— Ну вот, сейчас они тебе скажут, — сказал Рутилов.
Передонов стоял у самой калитки и смотрел в щель меж калиткою и приворотным столбом. Лицо его было угрюмо и почти испуганно, — и всякие мечты и думы погасли в его голове и сменились тяжелым, беспредметным вожделением.
Дарья первая подошла к приотворенной калитке.
— Ну, чем же вам угодить? — спросила она.
Передонов угрюмо молчал. Дарья сказала:
— Я вам блины буду превкусные печь, горячие, — только не подавитесь.
Людмила из-за ее плеча крикнула:
— А я каждое утро буду по городу ходить, все сплетни собирать, а потом вам рассказывать. Превесело.
Между веселыми лицами двух сестер показалось на миг капризное, тонкое Валерочкино лицо, и послышался ее хрупкий голосок:
— А я ни за что не скажу, чем вам угожу, — догадывайтесь сами.
Сестры побежали, заливаясь хохотом. Голоса их и смех затихли за дверьми. Передонов отвернулся от калитки. Он был не совсем доволен. Он думал: болтнули что-то и ушли. Дали бы лучше записочки. Но уже поздно тут стоять и ждать.
— Ну, видел? — спросил Рутилов. — Которую же тебе?
Передонов погрузился в размышление. Конечно, сообразил он наконец, надо выбирать самую молоденькую, Что же ему на перестарке жениться!
— Веди Валерию, — решительно сказал он.
Рутилов отправился домой, а Передонов опять вошел во двор.
Людмила выглядывала тайком в окно, стараясь услышать, что говорят, но ничего не услышала. Вот прозвучали шаги по мосткам на дворе. Сестры притихли и сидели взволнованные и смущенные. Вошел Рутилов и объявил:
— Валерию выбрал. Ждет, — стоит у ворот.
Сестры зашумели, засмеялись. Валерия слегка побледнела.
— Вот, вот, — повторяла она, — очень я хочу, очень мне надо.
Ее руки дрожали. Ее стали наряжать, — все три сестры хлопотали около нее. Она, как всегда, жеманилась и медлила. Сестры ее торопили. Рутилов неустанно болтал, радостно и возбужденно. Ему нравилось, что все это дело он так ловко устроил.
— А извозчиков ты приготовил? — озабоченно спросила Дарья.
Рутилов отвечал с досадою:
— Да разве можно? Весь город сбежался бы. Варвара бы его за волосы оттащила к себе.
— Так как же мы?
— А так, до площади дойдем попарно, а там и наймем. Очень просто. Сперва ты с невестой да Лариса с женихом, — да и то не сразу, а то еще увидит кто в городе. А я с Людмилой за Фаластовым заеду, они вдвоем поедут, а я еще Володина прихвачу.
Передонов, оставшись один, погрузился в сладкие мечтания. Ему грезилась Валерия в обаянии брачной ночи, раздетая, стыдливая, но веселая. Вся тоненькая, субтильная.
Мечтал, а сам таскал из кармана завалявшиеся там карамельки и сосал их.
Потом пришло ему на память, что Валерия — кокетка. Ведь она, подумал он, потребует нарядов, обстановки. Уж тогда, пожалуй, деньги придется не откладывать каждый месяц, а и прикопленное растрачивать. А жена-то станет привередничать, а за кухней, пожалуй, и недоглядит. А еще на кухне подсыплют ему яду, — Варя со злости подкупит кухарку. Да и вообще, — думал Передонов, — уж слишком тонкая штучка — Валерия. К такой не знаешь, как и подступиться. Как ее обругаешь? Как ее толканешь? Как на нее плюнешь? Изойдет слезами, осрамит на весь город. Нет, страшно с нею связываться. Вот Людмила, так та проще. Не взять ли ее?
