Стать огнем - Нестерова Наталья Владимировна (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
–?Зато печки не надо, – гыгыкал Петр. – От кочегарки тепло, если дверь открыть.
Степану казалось, что после родных сельских просторов, в которых они выросли и в которых он с женой и сыном сейчас жил, чулан, кочегарка, подвал, пыль, вонища – хуже тюрьмы.
–?Марфа! – злился Степан, оставаясь с невесткой наедине. – Петька – ладно! Он вырвался из-под маминой диктатуры, лопатой уголь бросает – невелик труд при его природной силе мышц. На рыбалку ходит, в шахматы сам с собою играет…
–?Он с Митяйкой играет.
–?Все одно! Не перебивай! Петр у нас… сама знаешь! Но ты-то! Разумная трудящаяся женщина! Какого лешего вы здесь сидите, угольной пылью дышите?
–?Спасибо, Степан! За приглашение спасибо, за подарки-продукты, что привез, Парасеньке поклон земной. Скучаю без моей сестренки до замирания сердца.
–?Дык собирайся! Прям сейчас, едем!
–?Извини, нет-ка. Мы тут, как сложилось.
–?Марфа! Ты вроде не дура, а рассуждаешь, как форменная дура!
–?Прости!
–?Чего «прости»? Тьфу ты! На языке мозоли набил вас агитировать. Парася сказала, ежели сами опять не поедете, с твоего согласия Митяя забрать на лето. Отпускаешь?
–?Конечно. Хотя сыночек наш – единственная здеся отрада глазам, душе и сердцу. Кто на него ни взглянет, все в восхищении. Могутен в своей малой размерности, весел и добр, пацанам гораздо старшим не дал новорожденных котят мучить, с отцом… с Петром в шахматы почти на равных, и глаз у него заприметливый: на веточку какую глянет или на облако, кричит: «Мама, смотри, на чертенка веселого похожа или на барашка, что на задние ножки встал!» Точно как…
–?Дедушка, – договорил Степан вместо запнувшейся Марфы. – Еремей Николаевич со всей его тягой к прекрасному окружающему.
–?Ну да, дедушка…
–?Марфа, я тебе в последний раз предлагаю!
–?Митяя соберу сейчас. Пусть на воле порезвится.
Как и мать, Анфиса Ивановна, Степан хорошо разбирался в людях. В том смысле, что видел способности и пределы возможностей каждого. Но ни мать, ни Степан никогда не задумывались, в чем причины тех или иных поступков людей. Если человек поступал, с их точки зрения, разумно, то это было нормально, а если противился мудрому совету или предложению, то по глупости. Искать причины чужой глупости так же нелепо и бесполезно, как пытаться понять источник непогоды.
Откройся Степану истинная подоплека отказа Марфы вступать в коммуну, прочитай он ее мысли, ужаснулся бы и еще раз утвердился в мысли, что в чужую голову лучше не забираться.
Марфа хотела второго ребенка. Желание было навязчивым, неотступным, терзавшим днем томлением тела, а ночью мучительными снами. Ей снилось, что она родила дитя и потеряла, не может найти. Снилось, что рожает детей безостановочно, одного за другим, как крольчиха, и всех любит, от счастья захлебывается, но не знает, куда девать прорву младенцев, снилось, что она бросается на грудь к разным мужикам, умоляя осеменить ее. Последний сон был самым кошмарным, потому что очень походил на дневные мечты. Она без труда контролировала себя и на мужиков, конечно, не бросалась. Был только один человек, перед которым она не устояла бы. Боялась очумевшей от зова природы волчицей накинуться на него. На Степана, свою безысходную любовь и мужа обожаемой сестрички Параси, которая душой была чиста и прекрасна, которая, единственная в жизни, проявила к Марфе сестринскую заботу и участие.
Несколько раз приезжал Еремей Николаевич, и Марфа ни словом, ни взглядом не дала понять о своем бабьем томлении, да и свекор не выказывал желания покрыть сноху. Не сговариваясь, они вычеркнули из памяти свой грех, словно того никогда и не было. Хотя плод греха, чудный карапуз Митяйка, вот он, бегает, прыгает от радости:
–?Дедка мне машинку на колесиках смастерил! Дедка, а паровозик можешь?
–?Могу, – гладил его по голове Еремей Николаевич. – Следующий раз приеду, будет тебе паровозик с вагончиками. – Повернулся к Марфе и спросил: – Баловень?
–?Ох! – ответно улыбнулась Марфа, мол, разве этот пострел может не быть баловнем?
Она не стригла сына наголо, как другие матери. У Митяя на голове кучерявились нежные льняные завитушки. Пятилетнего, крепенького и рослого, его все принимали за семилетку. Когда начинал говорить, не картавя и не шепелявя по-детски, впечатление взрослости еще более усиливалось. Митяй был не только ладен телом, но и пытлив умом. Отец ему читал книжки. Их всего две было: сказки Пушкина и стихи Некрасова. Обе Митяй скоро выучил наизусть.
Он не был неженкой, рохлей или трусишкой. Когда, уступив просьбам дворовой ребятни, вынес на улицу свою лошадку, а старшие пацаны ее сломали, Митяй бросился на них с кулаками. Домой его принесли избитого в хлам. Месяц в постели провалялся, боялись, что нутро отбито или хребет сломан.
Петр, увидев, что завистники с сынком сделали, загыгыкал не привычно дурашливо, а точно судорожно выплевывая яд:
–?Я их, гы-гы, в топку брошу!
Как Марфа ни была испугана увечьями маленького сына, она поразилась, застыв на мгновение, той лютой злобе, что плескалась в глазах покладистого глуповатого мужа.
–?Не надо, тятя, – прошлепал разбитыми губами Митяй. – Я их сам, когда подрасту…
Летом в деревне Митяй заметно крепчал, кудри на головке выбеливались до снежности, на тельце, к удивлению взрослых, бугрились зачатки мышц. И опять-таки само собой получалось, что он малец исключительный, особенный. Над двоюродным братом Васяткой, который был чуть-чуть, на две недели старше, сразу взял покровительство.
Тетя Парася, выпуская их утром на волю, говорила:
–?Митяй, за браткой-то присматривай!
И не зря. Шустрый Васятка, на голову короче Митяя, был егоза, проныра, задира, в каждой бочке затычка и придумщик. Но ловкостью телесной не обладал. Если бы не двоюродный брат, Васятка десять раз погиб бы.
Мать с отцом не ведали, как их сынок плот построил, тот плот в метре от берега рассыпался, Васятка на дно пошел, Митяй братку вытащил. И таких случаев, откровенно для жизни опасных, у них за лето набиралось немало, ведь на воле бегали. Вечером придут, их помоют, накормят, спать они падают мертво, чтобы с утра снова умчаться незнамо куда. В непогоду мальчики придумали в гости к Ирине Владимировне хаживать. По лестнице на второй этаж взбегут, в дверь поскребутся, услышат: «Войдите!» – и сидят в покоях учительницы до обеда. Скатываются вниз, когда Андрей Константинович приходит. Через час он уходит, а братья опять бегут к учительнице. Чем они там занимаются, Прасковье было недосуг выяснять – уж плохому не научатся. А чуть дождь притих – они во двор выскочили.
–?Прасковья Порфирьевна! – как-то обратилась к ней Ирина Владимировна. Вместе еду готовили. То есть каждая отдельно, но на одной плите в кути. – Вы в курсе, что Дмитрий умеет играть в шахматы, знает наизусть «Руслана и Людмилу» и «Кому на Руси жить хорошо»?
Прасковья недомогала, чувствовала себя плохо, подозревала и надеялась, что понесла, забеременела. Сегодня на дойке работала, пыталась от других не отставать, теперь едва руками перебирала. Кто такой Дмитрий? Руслан и Людмила? Какая нам разница, кому в Расее жить хорошо?
–?У мальчиков прекрасные… не побоюсь сказать, выдающиеся способности, – продолжала Ирина Владимировна. – Василий, не желая отставать от брата, выказывает… Что с вами? Вы меня слышите?
–?Дык вы мне просто скажите – шалят?
–?Вы устали смертельно? Я буду кратка. Хотя надо пояснить. Волею судеб я некоторое время работа в сельской школе. Так вот, крестьянские дети из-за вечного голода не способны постичь грамматику, арифметику ни в семь лет, ни в восемь, ни даже в десять.
–?Кто из наших-то своих дитёв недокармливает? – насторожилась Парася.
–?Я не про коммунарских детей, а про тех, что были в одной деревне… в одной из российских губерний, позвольте не уточнять.
–?Так оно в Расее, – перевела дух Парася, которая, как все коренные сибиряки, сызмальства впитала: Сибирь и Расея – отдельные территории.
