Стать огнем - Нестерова Наталья Владимировна (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
Получив письмо – событие нечастое, – прочитав и ничего не поняв, Туся перепугалась. Они привыкли бояться, отвыкли радоваться. Радость могла сглазить спокойствие и накликать новые беды.
Пришла с улицы дочь Катя, обнаружила мать, трясущуюся над листочком, забрала, прочитала, тоже ничего не поняла, ругнулась – теперь молодежь в словах была вольнее, чем прежде. После третьего или четвертого прочтения Катерина воскликнула:
–?Дык это Нюраня! Я помню, как она шанежки нам принесла, а потом выяснилось, что ворованные. Ты у соседки муки заняла, напекла своих, пошла отдариваться. Анфиса Ивановна Турка в твои шанежки Нюраню носом тыкала и жрать заставляла. Нюраня голосила, давилась…
–?Точно! Нюраня! Но чегой-то она пишет так, как будто ей дверью башку зашшимило?
–?Тому, наверное, политические обстоятельства.
–?Ага, – кивнула Туся.
И несколько часов, выполняя привычную домашнюю работу, думала, как правильнее будет поступить.
Отозвала вечером дочку в куть и зашептала:
–?Возьмем грех на душу, Бог нас простит, не станем говорить Степану и Парасе про энто письмо.
–?Почему же?
–?Дык если бы Нюраня могла, разе она бы им лично прямо не написала? Сама говоришь – политически обстоятельства. Они заразны, хуже краснухи, всех свалят.
–?Однак, ответить она-то просит!
–?Ответим, також мудрено.
Мудреный ответ заставил их поругаться, помириться раз десять и растянулся на неделю. Туся, словоохотливая сказительница, и дочь ее, перенявшая от матери любовь к сказкам и былинам, устно могли бы про каждое действующее лицо, которое требовалось указать в письме, сочинить характеристику, но только доходило дело до писания, они терялись. Вольная речь – как полет птицы, письменная – как кузнечная ковка: неверно настучал молотком, не исправишь, застыло.
В итоге пришли к соглашению, что имен называть не будут и только изложат факты. На собраниях-диспутах в комсомольской организации секретарь, в которого Катя была тайно влюблена, призывал к порядку-регламенту ораторов: «Хватит горло драть! Излагайте факты!»
Особенно трудно далось начало письма, в котором по неписаным, но строгим законам следовало отдавать поклоны. Кому? Искрошились умами.
Коров доили, птицу загоняли, огород пололи, варили, пекли, дом или двор мели и все перекрикивались.
–?Туркинская дочь? – предлагала Туся.
–?Дык это сразу понятно! – фыркала Катя. – Анна, дочь Еремеева?
–?Ышшо понятнее!
Перед их двором с повалившимся заплотом остановилась соседка:
–?Про кого баете? Не про Нюраню Медведеву?
–?Телочке имя подбираем, – быстро ответила Туся.
–?Дык рано! До отелу-то еще полгода.
–?Заранее теперь велено, – нашлась Катя. – Чтобы не было политически вредных имен.
–?Осподь! – перекрестилась баба и потрусила прочь. – Храни нас Царица Небесная!
Стоило только упомянуть политику, у сельских баб отшибало способность мыслить трезво.
Имя телочке – это опять-таки воспоминание о Нюране-голубушке…
Отел и окот зимой – события долгожданные, волнительные, тревожные. Ночь-полночь хозяйка и домашние в хлев бегают смотреть, не началось ли. Теленочек, козочка или барашек новорожденные до ущемления сердца трогательные. Губошлепы, и все с лаской, с теплой лаской – лизать, сосать, чмокать… Имя телю или телочке придумывать детворе и молодежи очень нравилось.
В последний отел перед тем недобрым летом, которое подрубило Анфису Ивановну, Нюраня возьми да и скажи матери:
–?Что у нас всё Зорьки да Пеструхи, Ночки да Маньки? Давайте дадим современное имя!
–?Ну-т-ка? – ухмыльнулась Анфиса Ивановна.
–?Коммунистка, например, или Большевичка.
–?А, давай! – неожиданно легко согласилась Анфиса Ивановна. – Когда эта Комуниска подрастет да норов показывать станет, я ее прутом-то постегаю! А бычка Партеец наречем, через год прирежем, на мясо пустим.
Туся с дочерью поняли, что не сдвинутся с места, если не найдут Нюране определения. Измучились и обратились к ней в первых строках: «Девушка с шанежками». Далее пулеметной очередью излагались факты, мол, мать ваша взошла на костер и погибла вместе с домом, доктора– приживальщика еще ранее из револьвера птичьего имени варнак пристрелил, отец ваш, как сказывают, на этапе замерз, а у старшего брата вашего родился мальчик, также у среднего прибавление в количестве одного мальчика, а могутный богатырь вами интересуемый на Троицу женился. В конце шли поклоны и пожелания доброго здравия.
Туся, когда письмо было закончено, вздохнула облегченно, листок аккуратно сложила и в конверт запихнула, смочив клейный уголок языком.
Катя рыдала. От невозможности передать Нюране, что Максимка, обнаружив увоз любушки, умом повредился и волком выл, не стесняясь. Потом ребят сорганизовал в банду, в тайгу ушли, вознамерились убивать красноармейцев, что раскулачивание творят. Хорошо, Степану Медведеву про них сообщили. Степан с мужиками коммунарскими эту банду, не успевшую большой крови пролить, отловил, парней за шкирку в Погорелово приволок, матерям раздал, напоследок ниже спины пинок выдав. Максимку с собой забрал, и жил он у него в семье как родственник, под неуглядным присмотром. Говорят (сплетникам-то языки не пришьешь), что Степан Максимку поначалу кулаком воспитывал, но потом все больше речами. Мол, если бы Нюраня была жива и здорова, то обязательно весточку прислала бы или как по-другому дала бы знать, где находится. Степан смирился со смертью родителей и сестру тоже считал погибшей на недобрых просторах Расеи. Жену Максимке Степан сам выбрал – Акулину. С тремя детьми и на пять лет старше Максимки. Муж Акулины на сплаве леса погиб, когда по Иртышу бревна гнали. Бабы коммунарские повыли-поплакали на похоронах, а меж собой шептались: избавление ему от такой шальной супруги. В связи с этим и мнение в Погорелове было: Степан Акулину за Максимку с глаз долой отдал, потому что Парасю при виде Акулины трясьмя трясло. Но и другое мнение имелось: майданцевские бабы без Максимки совсем вразнос пошли, бабка Аксинья не сдюжила, преставилась, в большом доме воцарилась «садомоганора».
Степан Медведев туда Максимку с новоиспеченной женой отправил. Акулина, по слухам беременная, по срокам – уже от Максимки, из его теток да сестер двоюродных колхоз организует. Имени Розы Люксендург (кто такая? Не иначе, жидовка), с правлением в доме Майданцевых, с правом вступления всех желающих, с председателем Максимкой. Очков не надо: Акулина втрескалась в Максимку до беспамятства, как собачонка на задних лапках перед ним кружит.
Получив ответное письмо, Нюраня слегла. В точности как Анфиса Ивановна в свое время. Но у Анфисы Ивановны жизнь на закат шла, а у Нюрани еще только на восходе светилась.
Ольга Ивановна по нескольку раз на день заглядывала к Нюране, говорила, что отчаиваться не надо, что женская судьба состоит из коротких мигов радости и долгих периодов оплакивания потерь.
–?Анна Еремеевна, – спрашивала акушерка, – как вы себя чувствуете?
–?Как морковка, – тихо отвечала Нюраня, – или брюква…
–?У вас слегка повышена температура, и бредить вы не можете. Что за овощные фантазии?
–?Морковку когда из земли тянут, она еще тонкими корешками держится, они рвутся – больно.
–?Сравнение, пожалуй, уместное. Во-первых, плод созрел и ему пора на воздух. Во-вторых, эти корешки судьбоносной роли не играют, и обрыв их не может быть слишком болезненным. Вот если бы вы сравнили себя с березой, которую выдирают из земли, я бы задумалась над тем, чтобы прописать вам успокаивающие средства. Продолжим овощную тему. Будучи очень далека от сельского хозяйства, я долгое время не могла понять, откуда берутся семена моркови или той же брюквы. Корнеплод в земле, сверху зеленый кустик без соцветий и, стало быть, семян. Оказалось, что морковь на следующий год сажают в землю, она зацветает и дает семена. Все это, хотя и в переносном смысле, имеет к вам непосредственное отношение. Вам давно следовало проститься со старой жизнью, выбрать новую – погрузиться в почву, зацвести и дать семена. Задача ваша заключается в том, чтобы не быть схрумканной между первым и вторым циклом.
