Возвращение принцессы - Мареева Марина Евгеньевна (первая книга .TXT, .FB2) 📗

Annotation

Посудомойке неожиданно улыбнулось счастье — в нее влюбился молодой преуспевающий «владелец заводов, газет пароходов». Именно он сообщил ей, что она — графиня и ее ждет райская жизнь в фамильном дворце. Но графиня, как и полагается, оказалась строптивой, и на ее укрощение миллионер потратил много времени и сил. Однако дефолт разорил бизнесмена и сделал семью заложником обстоятельств. Чтобы спасти мужа, «принцесса на бобах» вынуждена стать папарацци…

МАРИНА МАРЕЕВА

Принцесса на бобах

Стойкий оловянный Солдатов

МАРИНА МАРЕЕВА

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРИНЦЕССЫ

Принцесса на бобах

«…Голова виконтессы упала на широкую грудь мсье Жориа. Сердце ее билось учащенно…

— Оливия! — прошептал избранник виконтессы, покрывая поцелуями ее лицо, шею и плечи. — Если бы ты только…»

О, Господи! И это читает ее дочь! Придется сегодня же устроить Ирке промывку мозгов…

Нина захлопнула книжку. Скептически оглядела обложку переводного дамского романа: томная красотка в мехах, бюст — как у Джины времен «Фанфана», кукольное личико искажено печатью неподдельного, поди ж ты, страдания…

Нина подняла глаза. В черном стекле напротив, как в зеркале, — сонная баба, волосы кое-как подколоты, под глазами мешки. Лучше не смотреть. Нина и не смотрела.

Она ехала в полупустом вагоне метро. До закрытия метро оставался час с небольшим.

— Следующая остановка — «Преображенская площадь».

Еще восемь станций. Восемь остановок, сорок минут.

Нина вышла на «Парке культуры». Глянула на часы. Боже! Без четверти час!

Ринулась по Садовому, бегом, бегом, бегом, огибая лужи…

Четыре минуты… Она опоздала на четыре минуты.

Нина собралась было, миновав парадный вход, зайти в ресторанчик с черного хода, ан нет. Не вышло.

Жора, хозяин заведения, уже заметил ее, бегущую. Подманивал Нину к себе, предвкушая расправу. Жора стоял у дверей своего ресторанчика, вяло перебрехиваясь с каким-то детиной.

— Она там, Жор? — бубнил детина, пытаясь пройти в ресторан. — Нет, ты скажи: она там?!

— Нинок, иди-ка сюда, моя птичка! — Жора, не удостоив детину ответом, подозвал к себе Нину. — Ты на сколько опоздала? На пять минут. Гони штрафные.

И он протянул к Нине руку ладонью вверх, нетерпеливо пошевелив пальцами. Нина щелкнула замком сумочки, полезла за кошельком, подавив вздох. У Жоры была своя система штрафов. Опоздал на пять минут — плати пять тысяч. Опоздал на те же пять минут вторично — выкладывай пять долларов. За третье опоздание плати по двойному тарифу. Опоздавший в четвертый раз изгонялся из заведения с позором. Слезные мольбы несчастного и горестные монологи про «семерых по лавкам» не достигали цели. Ресторатор Жора был неумолим. И только для Нины здесь делалось исключение. Нина могла опаздывать сколько угодно. Штрафная санкция номер два была закреплена за ней навечно.

Итак, она лихорадочно рылась в кошельке, ища злосчастные пять долларов, невольно прислушиваясь к беззлобной перепалке между Жорой и детиной.

— …Она здесь, я уже вижу! — Детина пытался оттолкнуть Жору от двери. — Вон ее машина стоит! Пусти, нам поговорить надо.

— Знаю я твои разговоры, — ворчал Жора, обороняя вход в ресторан. — Иди проспись, прочухайся, потом разговаривай. Опять будете базарить, посуду бить… Нина, гони штрафные — и марш работать!

— Георгий Нодарович, я пять долларов найти не могу, — пробормотала Нина. — Можно, я вам рублями? По курсу?

— Сколько она тебе должна? На! — Детина, досадливо покосившись на Нину, махнув ей рукой на дверь, мол, иди, не мешай мужскому разговору, сунул Жоре пятидесятидолларовую бумажку. Поразмыслив, добавил еще одну. — Держи. Только пусти, слышишь?

Нина, проскользнув в гардеробную, замешкалась намеренно. Рассматривала детину, с нарочитой неспешностью снимая плащ.

Ему было лет тридцать с небольшим. Может быть, даже меньше Рослый, крепко сбитый, слегка уже одряхлевший… Но это ему шло. Стрижен коротко, светло-русый… А собственно говоря, чего это она его так рассматривает? Классический новый русский. Что она, новых русских не видела?

— Нина! — Жора, как почувствовав, оглянулся в ее сторону, выругался коротко. — Шени деда матхен!

Ругался он всегда на языке предков. Кавказец московского разлива, никогда не бывавший на исторической родине, не понимающий ни слова на родном языке, он в совершенстве изучил только грузинский мат.

— Нина! — Еще одна темпераментная тирада, сопровождаемая энергичной жестикуляцией. — Иди работай, Нина!

Работать так работать Нина бросила плащик на стойку гардеробной и направилась к двери в служебку.

В посудомоечной царила тишина. Предгрозовая, чреватая взрывом.

Три женщины молча драили тарелки, стоя у моек справа, две гремели ложками и вилками у моек слева. Нина кивнула всем пятерым и подошла к своей мойке, на ходу заправляя волосы под косынку.

Молчание. Шум воды, грохот тарелок, позвякивание ложек о подносы… Нинина смена давно уже разделилась на два непримиримых лагеря.

— Девочки!

Нина вздрогнула от неожиданности. Выпустила мокрую тарелку из рук.

— Девочки, где Витя? — Перепуганная официантка заглянула в посудомоечную. — Там такое!

Витя был ресторанным вышибалой. В посудомоечной он крутился довольно часто. У Вити были виды на рыжую Зойку, но та его гоняла пока. Цену себе набивала.

— Там такое! — Официантка задохнулась от возбуждения. — Сейчас все друг друга поубивают! Где Витя-то?

Унеслась Зойка решительно сняла с себя фартук и выскочила из посудомоечной.

— Куда, дура? — крикнула Валентина ей вслед.

Глядишь, и помирятся наконец… Нина закрутила кран. Не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Ой, девочки! — Зоя появилась на пороге. Глаза ее блестели ликующе, лоб и правое плечо были усеяны ярко-красными пятнами. — Девочки, там такая драка!

Она снова выскочила. Теперь и Нина ринулась за ней следом, крича на бегу:

— Зоя, стой! Ты в крови вся! Опомнись!

— Это не кровь! — И Зоя схватила Нину за руку, увлекая ее за собой в ресторанный зальчик. — Это кетчуп! Он в него кетчупом запустил, а в меня брызги полетели.

В зале творилось несусветное. Тот самый новый русский, которого Жора прозорливо не пускал в заведение, только что перевернул стол и наступал теперь на худощавого брюнета. Брюнет пятился к дверям, натыкаясь на столы и стулья. Брюнет был бледен, взлохмачен и все время поправлял указательным пальцем съезжавшие на нос очки в стильной оправе.

Новый русский — он был уже изрядно пьян — наклонился, поднял за ножку валявшийся на полу стул, размахнулся…

— Дима! — раздался истошный женский визг. — Не смей, сволочь!

Хорошенькая шатеночка, совсем еще юная, эдакая Лолита для бедных (для новых, поправила сама себя Нина насмешливо), метнулась к Диме, повисла у него на руке.

Новый русский отшвырнул Лолитку в сторону. Не рассчитал — в башке помутилось от пьяной злобы, — отшвырнул слишком сильно. Лолита отлетела к соседнему столику, упала, ударилась спиной об угол стола, опрокинув себе на колени бокал красного вина.

Теперь брюнет уже не отступал — накинулся на нового русского, защищая честь дамы. Они сцепились и молотили друг друга. Визжали женщины, по узкому проходу между столиками уже бежал к дерущимся вышибала Витя. За ним следовал Жора, громогласно и с чувством поминающий грузинскую маму…

— Ско-от, — простонала Лолита, глядя на светлую юбку, залитую вином, и не торопясь подниматься. — Скот! — Она ударила кулачком по полу. — Ублюдок чертов!

— Пойдемте. — Нина подошла к ней, протянула ей руку. — Вставайте. Пойдемте, замоем. У нас порошок есть… Вы не ударились?

Еще через пару минут Нина уже замывала пятно на Лолитиной юбке. Лолита стояла посреди посудомоечной, безостановочно, истерически рыдая. Валентина накапала ей валерьянки в чашку с водой, гладя на Лолиту во все глаза: какая!..