Повторение судьбы - Вишневский Януш Леон (книги онлайн полностью TXT) 📗

Януш Вишневский

Повторение судьбы

***

– Потому что Марцинова делала все поперек. Даже после смерти. – Старуха в вышитом платке громко рассмеялась и взяла рюмку.

Выпив до дна, она поставила рюмку перед тарелкой, рядом со стаканом в металлическом подстаканнике, чтобы все видели, что та пустая. Через минуту она обратилась через широкий овальный стол к Марцину, который сидел прямо напротив нее:

– Не нальешь мне еще одну? Что-то мне сегодня грустно.

Марцин тут же встал с места и подошел к ней, держа в одной руке бутылку водки, а в другой свою рюмку.

– Конечно налью, пани Секеркова.

Налив старухе и себе, он подал ей рюмку.

Она печально взглянула на него и сказала:

– Один ты теперь остался, Марцинек, один как перст.

Старая Секеркова…

Никто по-другому ее не называл. Да и она сама временами так представлялась. Кое-кто в деревне утверждал, что «Секеркова уже родилась старой и сразу же после рождения закурила». Конечно, это враки, которые распускают пьяные гурали 1 в корчме. Никто не знал, когда и где родилась Секеркова. Одни говорили, в Кракове, другие – в Вильно, а кое-кто утверждал, что в Сибири. Но все это были только предположения. То же самое и с курением. Просто Секеркова всегда была в Бичицах и всегда курила. Жила она в старой хате на взгорье у леса, там, где год назад поставили мачту с параболическими антеннами, благодаря которым в Бичицах можно было разговаривать по сотовому телефону. Мужики в корчме рассказывали, что Секеркова ничуть не протестовала против этого «телефонного столба» у нее во дворе. Как-то летом к ее хате подъехала шикарная машина из Кракова, а спустя месяц поставили эту мачту. Секеркова якобы лишь спросила, «не скиснет ли вода в колодце от этих телефонов». А когда молодой мужчина, который вылез из машины, заверил ее, что, «разумеется, с водой у вас колодце ни в коем случае ничего не случится», а ей зато поставят новый забор и заасфальтируют дорогу, ведущую к дому, она, ни минуты не колеблясь, согласилась. Хотя в корчме и у костела болтают, будто «старая Секеркова продала телефонщикам половину своего двора за две коробки „Популярных"», но на самом-то деле главное для нее был асфальт, потому как весной, когда растает снег, ей даже в уборную во дворе приходилось ходить в резиновых сапогах. С тех пор у Секерковой, единственной во всей деревне, есть колодец, новый, крашенный синей краской забор вокруг участка и асфальтовая дорожка, ведущая через весь двор к мачте. Ну и благодаря Секерковой в деревне теперь есть GSM.

Когда с берега Дунайца смотришь в сторону хаты Секерковой, то кажется, будто эта мачта стоит между двумя старыми раскидистыми дубами, кроны которых оказываются вровень с линией Татр. Некоторые утверждают, что в Бичицах сперва были эти дубы, а потом появилась Секеркова. И что всегда так и будет. Если бы по какой-то причине Секеркова вдруг исчезла из Бичиц, то это было бы все равно как если бы кто-то перенес Татры в другое место.

Старуха Секеркова знала Марцинову с «самого начала». Это значит, с того момента, как обмыла ее, новорожденную четвертую дочку Янасовой, в большом тазу с кипяченой водой. Секеркова принимала почти все роды в Бичицах. Когда-то человек рождался в Бичицах и умирал в Бичицах, а в больницу в Сонч ездили только с аппендицитом или когда от чахотки уже не помогали ни банки, ни ягнячье сало, которым натирали грудь, а кровохарканье продолжалось больше недели. И хоть с тех времен многое изменилось, это осталось по-прежнему. Гурали до сих пор не любят ходить к врачу. Они думают, что, если пойдут к врачу, он им вдруг объявит, например, что у них рак, а если не пойдут, то все как-нибудь обойдется.

А потом, еще перед войной, Секеркова пела в костельном хоре «Ave Maria» на венчанье Марциновой. В том же самом костеле присутствовала она и на крестинах шести сыновей Марциновой. Один из них умер спустя несколько недель после крестин. Мацей. Тот, что родился перед Марцином. Марцин был самый младший, последыш. Когда он родился, Марцинова плакала. И вовсе не потому, что произвела на свет обтянутый желтоватой кожей маленький уродливый скелетик с огромной, лысой, сморщенной головой. Плакала она главным образом потому, что опять родила сына. А ведь она все время, пока была в тягости, щедро клала в костеле деньги на поднос, читала молитвы и втайне от мужа держала под подушкой образок Божьей Матери. Только чтобы родилась дочка.

Никто не помнит, с каких пор, но все в деревне называли покойную Марцинова. Но не по мужу, как других женщин в возрасте, а по сыну. Притом самому младшему из пяти. Даже ксендз, закрывая гроб, стоящий на камнях в спальне дома, в котором покойница жила еще до войны, сказал: «Прощай, Марцинова». Мало кто помнил, что настоящее ее имя было Пецилия.

Сыновья вынесли гроб, по1рузили в машину, стоящую у ворот, и во главе процессии двинулись в гору, к кладбищу при маленьком костеле. В хорошую погоду с кладбища видны горы. Мать, когда еще могла ходить, после воскресной мессы вела их на кладбище и показывала горы. С этого места у креста, сразу за детскими могилками, горы казались красивей всего.

Ночью перед похоронами выпал снег. Было очень скользко. Снег с дороги на кладбище никогда не убирали, так как Бичицы находятся слишком далеко от Нового Сонча, чтобы «было экономически эффективно посылать туда снегоуборочную машину». Так было сказано в ратуше Нового Сонча. За поворотом у сада Вальчаков, где был самый крутой участок дороги, машина с гробом внезапно стала сползать вниз. Водитель поддал газу, и автомобиль развернуло поперек дороги. Мужчины из похоронной процессии положили венки и цветы с лентами на обочину и бросились к машине. Сперва они поставили ее точно по оси дороги, а потом несколько метров толкали в гору. А когда подъем стал не таким крутым, машина с гробом пошла своим ходом. Этот-то инцидент и имела в виду старая Секеркова, говоря, что даже после смерти «Марцинова делала все поперек»…

Марцин в первый раз по-настоящему понял, что остался один, только когда могильщики насыпали холмик из грязно-желтого песка и воткнули в него эмалированную табличку с крестом и именем, которым маму многие годы никто уже не называл, а также датой смерти. Шестнадцатое декабря.

Шестнадцатое, среда, три дня тому. Как обычно, встал Марцин рано, достал масло из холодильника, чтобы оно стало помягче, и спустился в подвал за углем и дровами на растопку. Когда завтрак был готов, он с деревянным подносом пошел к матери в спальню. Как каждое утро вот уже восемь лет. Восемь лет они завтракали вместе, а потом он расчесывал ей волосы.

В тот день, войдя, он увидел, что она мертва.

Восемь лет назад у нее случился инсульт. Она пошла сеять на поле неподалеку от их хаты. Поле у них на Банахе. Так местные называю! холм у леса. Оттуда открывается красивейший вид на горы. Секеркова до сих пор утверждает, что, когда Бог создавал Татры, он сидел на Банахе, и оттого они «получились у Него такие красивые». Марцин никогда не забудет, эта картина запечатлена у него в мозгу с раннего детства – мать медленно идет между бороздами их маленького поля и разбрасывает зерно. На ней платок, закрывающий лоб и завязанный сзади на шее, цветастое ситцевое платье без рукавов, на левой руке висит ведро с семенным зерном, и еще на ней передник, который она стирала каждый вечер. «Потому что, сынок, на поле выходят сеять новую жизнь, – говорила она, – а новую жизнь надо зачинать в чистоте».

Она приходила на поле и, прежде чем зачерпнуть первую горсть зерна, крестилась, как перед молитвой. И только после этого начинала сеять. Разбрасывала она зерно с какой-то гордостью, торжественно, уважительно. Иногда останавливалась, ставила ведро на землю между бороздами и смотрела на горы. Марцин, когда был еще совсем маленький, часто, стоя у дома, восхищался видом гор.