Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему з - Панюшкин Валерий Валерьевич

Валерий Панюшкин

Михаил Ходорковский

Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему за это будет

ПРОЛОГ

Пятого июня 2005 года мы с женой, сыном и дочкой поехали в гости к друзьям на дачу. Жарили шашлыки, радовались в меру сил наступившему лету, обсуждали главную новость: приговор, вынесенный Мещанским судом города Москвы Михаилу Ходорковскому, — девять лет тюрьмы.

В нашей компании не было ни одного человека, который считал бы этот приговор справедливым. Впрочем, не было и ни одного человека, который считал бы Михаила Ходорковского святым.

Я весной 2005-го несколько раз ходил к Мещанскому суду на пикеты в поддержку Ходорковского, и к антенне моего автомобиля была привязана желто-зеленая ленточка — цвета компании ЮКОС, символ моего несогласия с приговором.

Мой шестнадцатилетний сын Вася привык знать, что в отношении Ходорковского происходит какая-то там несправедливость, против которой вяло протестует папа, но не вдавался в подробности. А в тот вечер по телевизору показывали фильм «Чистосердечное признание», и Вася уселся смотреть этот фильм, вероятно, чтобы понять, о чем так увлеченно беседуют за шашлыком взрослые.

В фильме рассказывалось про Михаила Ходорковского. Громоподобный голос диктора за кадром сообщал моему сыну Васе, что вот, дескать, Михаил Ходорковский был комсомольцем, спекулировал компьютерами, обманом приобрел нефтяную компанию ЮКОС, украденную у народа, ничего не делал, качал нефть и богател. Не платил налогов, убивал всякого, кто станет на пути, превратился в самого богатого человека в стране, но тут-то и был пойман и посажен в тюрьму за неуплату налогов.

— Папа, — Вася вытаращил на меня глаза, когда я зашел в комнату сказать, что пора собираться с дачи домой. Почему же ты навязал ленточку на машину и ходишь на пикеты? Ты поддерживаешь преступника? Ходорковский же преступник? Нет?

Хорошо, что Вася все-таки выразил сомнение в справедливости телевизионной пропаганды. Была теплая ночь. Всю дорогу домой мы разговаривали с сыном про дело ЮКОСа. Вася задавал много вопросов, и чем больше я давал ответов, тем больше мне казалось, что вялых моих протестов против суда над Ходорковским недостаточно.

Я тогда впервые подумал, что дело Ходорковского это не история про то, как посадили олигарха, и не история про то, как неправеден в России суд. Это история про то, как человеку в России стать свободным. И про то, что ему за это будет.

Вот эта история.

ГЛАВА 1: АРЕСТ

Двадцать пятого октября 2003 года адвокат Антон Дрель был разбужен телефонным звонком. Было очень раннее утро, часов пять или около того. Еще накануне стояла серая осень. Мокрые ветки, могильной плитой нависает небо, грязные автомобили — тягостное межсезонье, стремящееся в России занять собою весь календарь и лишь по нескольку дней в году оставляющее русской зиме с ее катанием на санках, северному лету с его шашлыками на свежем воздухе, цветению яблоневых садов весной и светофорным красно-желто-зеленым листьям осенью. По поводу портящегося климата лидер проигравшей на последних парламентских выборах либеральной партии «Союз правых сил» Борис Немцов пошутил как-то, что режим президента Путина совсем уже делает жизнь в стране невыносимой, и придется уезжать из страны, если когда-нибудь не прекратится дождь. А заместитель главы президентской администрации Владислав Сурков в интервью немецкому журналу «Шпигель» переврал эту фразу и сказал, что вот, дескать, либералы не связывают с Россией своего будущего, а думают только, как бы из России уехать.

Адвокат Антон Дрель подошел к окну. Он не очень понимал еще спросонья, что говорит ему в телефонной трубке взволнованный голос. А за окном был снег. В ту ночь выпал снег, так много, что улица сквозь стекло казалась наконец тихой и чистой в предрассветном мраке, и уютной, особенно от того, что скребла где-то вдалеке по асфальту лопата усердного дворника.

— Люди из ФСБ, — говорил голос в трубке. — Они взяли Михаила Борисовича и куда-то увели, а мы сидим теперь в самолете и не знаем, что делать.

— Почему вы думаете, что это люди из ФСБ? — уточнил адвокат.

— У них были куртки с надписью «ФСБ», и они предъявили документы.

— Так и говорите, люди в куртках с надписью «ФСБ».

Звонивший был помощником бизнесмена Михаила Ходорковского. Михаил Ходорковский был владельцем крупнейшей в стране нефтяной компании ЮКОС, богатейшим в стране человеком с личным состоянием 8 миллиардов долларов (если верить журналу «Форбс»), главой крупнейшей в стране благотворительной организации «Открытая Россия», занимавшейся образованием. Еще Михаил Ходорковский спонсировал оппозиционные партии «Яблоко» и «Союз правых сил» (СПС), которые не верили тогда, что не пройдут в парламент на ближайших выборах, а партнеры его спонсировали коммунистическую партию, которая не верила, что составит в парламенте немощное придушенное меньшинство. Правящую партию «Единая Россия» Михаил Ходорковский, разумеется, спонсировал тоже, ее спонсировали все богатые люди страны. Еще Михаил Ходорковский публично поссорился несколькими месяцами ранее с президентом Владимиром Путиным. И еще он был клиентом адвоката Антона Дреля — по этой причине, собственно, помощник и звонил адвокату.

Арест Михаила Ходорковского никакой неожиданностью для адвоката Антона Дреля не был, как не бывает неожиданностью первый снег, тем не менее каждую осень превращающийся в России в стихийное бедствие и парализующий города. Против компании ЮКОС и группы МЕНАТЕП, которой компания принадлежала и совладельцем которой тоже был Михаил Ходорковский, велось уголовное дело. Друг, партнер и сосед Михаила Ходорковского Платон Лебедев сидел уже в тюрьме по обвинению в неуплате налогов и финансовых махинациях. За пару недель до описываемых событий в офисе адвоката Антона Дреля прокуратура провела в рамках расследования дела Лебедева обыск.

Это был незаконный обыск, потому что нельзя обыскивать адвоката, чтоб получить доказательства вины его клиента, и уж тем более незаконно обыскивать офис адвоката без судебного решения. Но во время обыска следователи изъяли договор аренды офиса и заявили, будто нет никаких доказательств, что перевернутое ими вверх дном помещение — офис адвоката Дреля. Еще работники прокуратуры изъяли официальный реестр акционеров ЮКОСа, где значилась среди прочих акционеров и одна Гибралтарская компания.

Нашли и сказали, что вот, дескать, раскрыли Гибралтарский оффшор, и непонятно, что там было раскрывать, если оффшора этого никто не прятал, реестр был распечаткой из интернета, и не стоило ради реестра устраивать обыск. Еще они изъяли оригиналы лицензии Центробанка на открытие счетов Ходорковского и Лебедева в Швейцарии. Это было официально выданное Центробанком разрешение открыть счет в швейцарском банке, но прокуратура заявила, будто раскрыла тайные швейцарские счета.

Еще они вручили Антону Дрелю повестку на допрос по делу Лебедева. Это была незаконная повестка, потому что адвокат не может быть одновременно и свидетелем по делу своего клиента. Антон Дрель обратился тогда в адвокатскую палату, просил совета, как быть: если поедешь на допрос, нарушишь закон об адвокатуре, если не поедешь — нарушишь закон, предписывающий всякому гражданину неукоснительно и под страхом ареста являться на допрос по повестке. Уважаемые адвокаты сердились, говорили, что со сталинских времен не было такого безобразия, чтоб адвоката заставляли свидетельствовать против собственного клиента.

А адвокат Антон Дрель полагал, что раз прокуратура так пренебрежительно относится к законности своих обысков и допросов, то, стало быть, разрешил же кто-то прокуратуре относиться к закону пренебрежительно. Кто разрешил? Власть? Кремль? Президент? Больше некому. На этот раз обошлось.

В это же приблизительно время Антон Дрель приезжал к Михаилу Ходорковскому домой обсудить сложившуюся ситуацию и что-то еще про слияние нефтяной компании ЮКОС с нефтяной компанией «Сибнефть». Дело было в деревне Жуковка на Рублевском шоссе, в этом загородном доме Михаила Ходорковского, который его жена Инна уставила сплошь комнатными растениями и декоративными свечками, свечками с запахом лаванды, свечками с запахом розы. Они сидели на кухне, прислуги не было, Михаил Ходорковский сам заваривал чай. Они обсуждали юридические тонкости объединения ЮКОСа и «Сибнефти», и Михаил Ходорковский сказал: «Вероятность моего ареста девяносто процентов».