Ночь… Запятая… Ночь - Маканин Владимир Семенович (читать хорошую книгу TXT) 📗

Владимир Маканин

Ночь… Запятая… Ночь

рассказ

НОЧЬ, шаги волновали ее. Влюбленность только нервировала Зинаиду, никакой подсказки ей взамен не давая. И не обещая даже… Маленькая гостиница спит, мужчина на втором этаже шагает и шагает по коридору, а Зинаида сходит с ума.

Вот он опять направо… Вот назад… Живой замедленный маятник. Зинаида едва слышит его. А в бабьей ее голове застряло лишь неуклюжее “броситься ему на шею”. Эти дурацкие навязчивые слова… Первые попавшиеся. Без подробностей.

Как только Зинаида поднимется на второй и двинется по коридору ему навстречу, он, конечно, сразу же посторонится… Уступая комендантше (женщине!) дорогу… Интеллигентный! Чувствует остро… Стоя вполоборота, еще и дружески ей улыбнется. И что?… И что сказать дальше?… И где тогда его шея?

Глупость какая! Одернуть его не за что… Перед сном человек может прохаживаться сколько хочет. Ходи себе и думай. Тем более что на втором плотный, сжирающий звуки дорогой ковер, и…

Шаги стихли… Но по испугу зачастившего в тишине сердца она чувствовала, что мужчина еще там, в коридоре, и что его шаги на месте. Хоть бы уже ушел к себе… И как чутко, как радостно услышала бы Зинаида его дверь, звучно, хрустко запираемую на ночь. И спи, спи, милый… Ну ладно, еще три… пять минут… Но какие пять, если уже через минуту, не в силах терпеть и вслушиваться, Зинаида поднимается по лестнице.

Она на втором… И конечно, этот командный ее шаг. И лицо ее, вольно или невольно, уже приняло строгое выражение. Даже злое… Не выдать себя… А он знай ходит. По коридору в плаще… туда-сюда. Приманка. Этот его замечательный светлый плащ!… У Зинаиды голова кружилась.

Тем не менее она спрашивает твердо и своему лицу под стать, как спрашивают подозрительного:

– Люди спят, а вы ходите.

– У вас чудный, у вас потрясающий слух. – Меривший шагами коридор мужчина улыбается.

– Работа такая.

Она боится, что чем-то нечаянно выдаст себя. Делает еще строже лицо. Ну прямо рожа комендантши. Которую она сама ненавидит.

И совсем уже по-надзирательски:

– Почему в плаще?

Он развел руками. И, отгоняя какую-то свою ночную мысль, попробовал опять приятельски ей улыбнуться.

– Собрался на улицу. Походить, проветрить мозги перед сном. Но вдруг услышал… Как вы внизу заперли на замок…

Нет, не догадался. Слаббо ему догадаться. Хотя на полсекунды, выдавая Зинаиду, голос ее очень заметно дрогнул.

– Да, внизу я уже заперла… А у вас тоже неплохо со слухом.

Слова удаются, однако Зинаида чувствует, что долго ей не выдержать. Влюбленность – ужасная глупость и ловушка… Лицом к лицу не выдержать. Глядь, и впрямь ткнется сдуру носом ему в грудь… в самый его белый плащ.

До белого плаща, по счастью, метра полтора. До шеи небось еще дальше. Надо же, чтобы мужик так понравился!

Какая-никакая, а все-таки власть, Зинаида не выглядела смышленой. Зато характер.

Повернувшись и уже уходя от него, она бросает в гулкую пустоту ночного коридора:

– Спать.

Это нелепо. С какого перепугу он ее послушает. На смех поднимет!… Но ей уже все равно… Поспешно прочь от него – по ступенькам… по ступенькам… и скорее!

Она спускается по лестнице, тенью проходит мимо опустевшей ресепшен и сворачивает в свой угол.

Полночи Зинаида в маете. Уснула под самое утро. Где-то в четыре. А ведь кастелянша только вчера рассказывала, как без натуги, как легко и прекрасно засыпать с валерьянкой!

А уже в шесть маленькую гостиницу (особнячок в два этажа, специализированная, для медиков) залихорадило. Проснулись все. И еще до завтрака шумные приготовления к общему отъезду.

И беготня по коридору.

Зинаида – комендант гостиницы, и к предотъездным волнениям маленького улья ей не привыкать. Но на этот раз даже стены гудели.

И ковры, казалось, перевозбудились от топающих туда-сюда ног. Ковры в вестибюле… И тот красивый ковер на лестнице… Они казались Зинаидиному сонному глазу слишком яркими. Слишком красными.

Никто ничего толком не знал… И кто куда беспрерывно звонили.

О ночных беспорядках в центре Москвы. Об отдельных фактах паники. Где-то на Новом Арбате стреляли с крыш. И вроде бы убит попавший под слепую пулю старикан. Прямо на улице. Старый и, говорили, лысый. Так и упал бедолага в обнимку с бутылкой просроченного кефира… И появились танки. Мало того!… Сегодня вечером обещали настоящий комендантский час…

И все, кто в небольшой гостинице, решили разом уезжать. Комендантский час – это пугает всерьез. Уехать! Уехать!… Заказали

маршрутку к вокзалам. Вон из столицы, пока паники нет и пока можно достать-обменять билеты.

Сборы недолги – уже сносили вниз чемоданы.

Зинаида жалела лишь об одном. Она ведь сразу смутилась. Как только увидела этого мужчину… Два дня назад (они как раз прибыли). И сердце заколотило. Какой взгляд! Высокий, русый, сорока пяти лет, в белом длинном плаще – с ума сойти!… Скорее всего, женат, благополучен, но это не важно. Это не помеха. На выезде мужчина – это просто мужчина. Такой мужик, что башню сносит… И Зинаида, не любившая сама с собой недомолвок, готова была потерять свое заскучавшее сердце! Давненько, года два, нет, три у Зинаиды не было романов.

Вот и сейчас, когда стрёмные, когда все на взводе… Когда все они с испуганными, почти белыми глазами… Когда забегали, засуетились, когда спрашивали, заикаясь, о пустяках, он с улыбкой похаживал по коридору, успокаивая коллег. Конечно, пошучивал. Он и сейчас был хорош, ясен, спокоен.

Зинаида сидела за стойкой своей скромной ресепшен, а он, в белом плаще, сам собой оставался в поле ее зрения. Посреди общей их суеты. Чемодан вниз он еще не снес… Зинаида не из тех, кто кидается на всякого. И ведь уже получилось влюбиться. Только-только мужчина по вкусу – и на тебе!…

И откуда взялись (здесь, в Москве, в самом центре!) беспорядки? Революции нам не хватало! А эти отважные дипломированные медики… Как они все прямо-таки рвались теперь домой! В милую провинцию.

В бескрайние поля. Им в Москве душно. Им недостает свежего ветра!…

А на деле… Это просто смешно… Боялись остаться в волнующейся столице – остаться отрезанными от своего Саратова, Воронежа, Вышнего Волочка, от своей ненаглядной Пензы… Зинаида помнила пеструю провинциальную географию их карточек. Которые они неразборчиво заполняли. Он-то из Питера.

А когда он подошел, Зинаида от волнения не смогла говорить. Так и общалась с ним как дурочка – насупившись и глаза в сторону.

– Маршрутка подойдет сюда минут через сорок. Но нельзя ли заранее открыть ту дверь, что сбоку?

Он выждал – и еще раз ее спросил, объясняя:

– Нельзя ли открыть для нас ту дверь? Маршрутка в таком случае могла бы подъехать… Вплотную к выходу. Людям удобнее.

Зинаида, покраснев, только немо качала головой – нет… нет.

Выход, что сбоку (рядом с основным), был и впрямь давным-давно переделан в вахтерскую комнатку-квартирку, где Зинаида и жила. Она – и комендантша здесь, и ночной вахтер (удвоенная зарплата).

Ей нравилось быть комендантом, это правда, но зато она ужасно (до обиды ужасно) стеснялась принижающего ее слова “вахтер”.

– Нет, – наконец выговорила.

А он лишь улыбнулся:

– Ладно, командир. Не волнуйтесь… Перенесем мы свои чемоданы.

Не такие уж старики!

И тут сердце ее выдало. Зинаида чудовищно покраснела, дальше некуда.

Он все понял. И что он нравится ей понял, и что она в общем женщина ничего себе, мила… еще свежа… и… и… и что жизнь прекрасна, но, увы, билет отъезжающего у него, можно сказать, уже в кармане.

Он через стойку протянул руку и мягко коснулся пальцами, тронул, поправляя, завиток волос на ее виске.

– Что это вы! – прикрикнула она строго, но негромко. Стрельнув грозно глазами. А сама все больше краснела.