Прыжок - Лапперт Симона (читаемые книги читать TXT, FB2) 📗

— Вывеска сломалась, — сказала Тереза фигурке. — Представляешь, любимая вывеска Вернера сломалась, та, что из Америки. Так больше не может продолжаться. Без суперспособностей тут не обойтись. Вот что нам нужно.

Винни

Она твердо решила вывихнуть себе оба плеча. Две недели назад на уроке физкультуры Тимо невольно продемонстрировал, что такое возможно. Он вывихнул одно плечо, сделав переворот вперед, и второе при обратном перевороте, после чего без сознания рухнул на гимнастический мат. Учительница подняла его ноги вверх и держала, пока он не пришел в себя. Его освободили от уроков физкультуры на всю следующую неделю. Ранним утром газон был еще мокрый от росы. Винни ухватилась за оранжевые гимнастические кольца и, раскинув в стороны руки, нырнула головой вперед. Ровно так, как делал Тимо. Ничего. Винни безболезненно приземлилась на ноги. Вторая попытка. Она раскачалась и, раскинув руки, начала крутиться вперед и назад. Плечи были на месте. Неужели это так сложно? Добрых четверть часа она вертелась во все стороны на гимнастических кольцах, но так и не добилась желаемого результата. Разве что голова закружилась и стало немного подташнивать.

— Тебя мартышка укусила? — Мать Винни вышла через балконную дверь в сад покурить. — Чем это ты занимаешься?

Винни сделала еще попытку. Тем лучше: если все произойдет на глазах у мамы, будет легче получить освобождение.

— Тренируюсь, — ответила Винни. — Готовлюсь к сегодняшнему уроку. У нас зачет по физре.

Мать Винни отряхнула комбинезон от шлифовальной пыли и затянулась сигаретой.

— Вот как. Тогда дома на кухне тебя ждет контейнер с ланчем. Великие спортсменки должны хорошо питаться.

— Некогда, — пыхтя, сказала Винни и сделала еще один переворот. «Винни, Винни, Винни, порвется все бикини», — гудело у нее в ушах еще с прошлой недели. Никто не хотел стоять за ней в очереди на водную горку, потому что ее зад, по словам Тимо, настолько уродлив, что от взгляда на него по ночам будут сниться кошмары. «Фу-у, — поморщила нос Саломея, когда случайно задела Винни у бассейна. — Я же теперь не отстираю жирные пятна от купальника!» Лицо Саломеи с милыми веснушками до сих пор стояло у Винни перед глазами. Она всегда улыбалась, говоря гадости. Саломея ела одни лишь кукурузные хлопья с обезжиренным молоком на завтрак, обед и ужин, иногда салат без заправки. Некоторые девочки из класса брали с нее пример, только у Винни не получалось. Несколько раз в туалете она пыталась сунуть два пальца в рот, но рвоты так и не добилась: по всей видимости, делала что-то не так. А еще Саломея подворовывала по мелочи. На каждой большой перемене она хвасталась на школьном дворе новыми лифчиками, бижутерией и косметикой. Однажды и Винни попробовала украсть браслет из «Эйч-энд-Эм». Но едва она вышла из магазина, сзади ее за плечо остановил охранник. Приехала мама и подписала какие-то бумаги, а Винни пришлось из своих карманных денег оплатить штраф в сто евро. Винни отпустила кольца. Она сдалась. Сегодня она уже не вывихнет плечи. Да и мама ушла обратно в мастерскую, ей нужно было до вечера закончить комод. Винни отправилась на кухню и поела малинового джема прямо из банки. Потом ей захотелось бутербродов с медом и толстым слоем масла. Она села снаружи на ступеньки и стала раздумывать, как избежать сегодняшнего урока в открытом бассейне. Должен же быть какой-то способ. Вокруг нее вились две осы, Винни отгоняла их руками, но насекомые не отставали. Обе сели на медовый бутерброд.

— Проклятые паразиты, — проворчала она.

И тут ей в голову пришла идея. Без раздумий Винни крепко прижала бутерброд к левому запястью. Вжала крепче, пока не почувствовала жгучую пульсирующую боль в руке. Она выждала немного, чтобы обе осы успели ужалить ее, и только тогда отняла хлеб от руки. Осы еще немного пошевелили усиками, а затем замерли в меду. Место укуса заметно опухло, уже когда Винни пошла мыть руки. Этого должно хватить, по крайней мере на сегодня. Никто не отправит ее в бассейн с опухшей рукой, и это полностью окупало боль.

Финн

Из ванны он видел только ее загорелые ноги; она еще спала, дыхание было размеренным. Ему так хотелось снова лечь к ней, уткнуться носом в ее светлые волосы на затылке и уснуть. Но вторник был днем свиных глаз — одним из самых высокооплачиваемых. До половины десятого Финн должен забрать глаза на скотобойне за гравийным карьером и доставить в глазную клинику на севере города, после чего целый день развозить заказы по округе — мочу и документы, кровь и цветочные букеты. Вторник был не для слабых икр. По вторникам весь город сходил с ума. Финн подставил лезвие бритвенного станка под струю воды и выкрутил кран до упора. Он надеялся, что Ману проснется от шума. Идти в спальню и будить ее он не хотел, чтобы не выглядеть эгоистом в ее глазах. Он спустил воду с плававшими в ней волосками, смахнул с краев раковины темные щетинки, прислушался: Ману спала. Финн вытащил из металлического держателя зеленый пластиковый стаканчик для полоскания рта и бросил его на пол. Много шума это не дало, лишь слабый стук пластика. Ману заворочалась в кровати, но после снова стало тихо. Если уж она спит, ее из пушки не разбудишь. Качая головой, Финн провожал взглядом стаканчик, который покатился по кафелю и уперся в его курьерский рюкзак. Он поверить не мог, что только что сделал это. К счастью, никто не видел. Финн совсем не ожидал, что этот город, который он хотел поскорее покинуть, удивит его женщиной, ради которой он с утра будет разбрасывать пластиковые стаканчики по квартире лишь для того, чтобы побыть с ней на несколько минут дольше. И он не понимал, радоваться ему, злиться или удивляться. Оставив стаканчик на полу, Финн прошел в спальню. За плечом Ману блестел стройный стальной силуэт безупречно отполированной рамы гоночного велосипеда «Пинарелло» с облезлой надписью «Банесто» — логотипом испанского акционерного общества, спонсировавшего Мигеля Индурайна, когда тот в девяностых носился по асфальту с инопланетной скоростью. Большой Миг, который, как и Финн, был слишком рослым для этого вида спорта, да к тому же с кривой спиной, с непревзойденной элегантностью пять раз подряд выиграл «Тур де Франс». Еще несколько месяцев назад это сокровище из металла было единственным, что могло заставить сердце Финна биться чаще. Он считал дни свиных глаз, еще отделявшие его от системы шестеренок и переключателя скоростей «Кампаньоло» — от гоночного велосипеда, при виде которого сам Большой Миг пустил бы слезу. Финн рисовал в воображении путешествие в Стамбул или Неаполь: позади лишь былая скука и четырех с половиной килограммовая подседельная сумка с самым необходимым; впереди — великолепно неведомое будущее из разбитых прибрежных дорог, раскаленного асфальта и пустынных горных перевалов. Позже он переправится на корабле в Нью-Йорк для участия в нашумевшей после несчастного случая с одним из участников гонке велокурьеров Аллейкэт: этот жаркий, стремительный город и он, Большой Финн, — среди претендентов на победу. Все это казалось ему таким далеким теперь, когда он смотрел на Ману, которая лежала в его постели и сбивала ему пульс вместе со всеми планами. Ее большие уши раскраснелись то ли от долгого сна, то ли от жары, короткие светлые волосы почти неразличимы на белой подушке. Цвет ее волос напоминал Финну флуоресцентную краску, которой наносили разметку в центре города. «Она светится», — подумал Финн. Ману свела брови, как будто ее ослепили изнутри фарами, и сжала кулаки, казалось, что и ступни тоже сжала — настолько напряглось ее тело, — будто пыталась затормозить, удержаться в падении. Под простыней вырисовывались очертания ее маленьких грудей, но он не осмелился бы прикоснуться к Ману и разбудить ее, хотя понимал по напряженному телу, что ей снится дурной сон. Ману обладала редкой притягательной глубиной, от нее исходила манящая опасность, присущая, как казалось Финну, лишь людям, перенесшим тяжелую болезнь или большое горе; людям, которые боролись с непреодолимым, как с бешеной собакой, и к которым неосознанно тянуло еще невредимых — все потому, что те больше знали не только о жизни, но и о смерти. Именно это делало их особенными. Лео тоже был таким человеком. Финн вспоминал его пристальный взгляд и то, что он почти не моргал. Его лысую голову, а позже и светлый ежик. Он вспоминал огромный сад у дома на Грибницзее, где они проводили дни напролет. Плот, на котором они плавали по озеру допоздна. О стареньких гоночных велосипедах «пежо» и марафонах вокруг озера. О том времени, когда Лео во второй раз потерял волосы. Присутствие Лео действовало как лупа: при нем все ощущалось ближе, больше, резче. День, проведенный без него, казался пустым. И на похоронах, за четыре дня до пятнадцатилетия Лео, Финн чувствовал, что теперь вся его жизнь пройдет впустую.