Путь в один конец - ван Ковелер (Ковеларт) Дидье (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
Как, и он тоже? Хорошенькое начало.
— У вас есть фотография? — спросил я.
— Какая фотография?
— Фото госпожи Шнейдер. А я вам покажу карточку Лилы. Это моя невеста, она меня бросила.
Он вздернул бровь над очками, поколебался, но все-таки достал из бумажника маленькую, как для паспорта, фотографию, которая была засунута между кредитных карточек, и протянул мне ее, неохотно, как брезгливый человек дает попить из своей бутылки. Я взглянул и неприятно поразился, но не выдавать же разочарование: Клементина оказалась довольно противной, с холодными глазами, поджатым ртом, тяжелым подбородком и, главное, чернявой. Нет, ему нужна была блондинка, и я еще разок взглянул на молодую женщину напротив, но с другим чувством: она уже не служила мне моделью для неведомой Клементины — смешное имечко, все равно что Банана или Апельсина.
Блондинка перехватила мой взгляд. Я вежливо улыбнулся ей, она — мне, без всякой мысли, улыбка передалась ей рефлекторно, как зевота. Однако ее супруг счел, что довольно и этого, он забрал ребенка, чтобы подчеркнуть свои отцовские права, и велел жене спрятать грудь. Тогда я вытащил из кармана засунутого в сумку мятого белого костюма карточку Лилы. Атташе сказал, что она тоже очень красивая, и вернул мне фотографию, а я порвал ее. Подчиняясь какому-то чувству солидарности, медленно и глядя атташе прямо в глаза. Он смотрел на меня неуверенно, потом со слабой дрожащей улыбкой разорвал надвое Клементину; но я видел, что он сделал это только ради меня, потому что обе половинки аккуратно спрятал в карман.
Затем сказал строго покровительственно, как бы подчеркивая, что мы переходим к мужским делам:
— Ну, расскажите мне об Иргизе.
Я повторил этот приказ вопросительным тоном, чтобы хоть немного оттянуть ответ, но в самом деле, хоть мне и было приятнее обсуждать его дела, летели-то мы все-таки по моим. И тут на меня накатило. Может, потому что в голове все время мельтешились обрывки воспоминаний о коллеже Эмиль-Оливье: болтающиеся двери, размалеванные стены, драки класс на класс, шприцы по углам и посреди всего этого господин Жироди, уже немолодой и словно отгородившийся почтенной старостью от безобразия, в котором он очутился, точно пришелец из другого мира, — но я вдруг так живо вспомнил свой полученный на прощанье атлас, что заговорил, не думая. Сначала слова шли медленно и как бы с натугой, но постепенно я обретал уверенность. Это была легенда из двенадцатой главы о сероликих людях, которые жили в недоступной долине, куда нет дороги и не проникла цивилизация, на зеленом райском острове с пышной доисторической растительностью, отгороженном от мира голыми каменистыми горами. Только эти горы и представали глазам путешественников, о райской долине они и не подозревали, ибо жители ее из поколения в поколение свято хранили тайну. Да никто из них оттуда и не выходил, не считая стражей, которые сбивали с пути экспедиции, чтобы не дать им обнаружить нас. В общем, я позаимствовал сказание о Firdaws al m'fkoud, потерянном рае, который открыл Магомет на пути в Медину, только моя неведомая долина называлась Иргиз, и я был первым из сероликих, кто вышел за ее пределы и приехал в Марсель.
Атташе слушал, и глаза его становились большими и круглыми, как блюдца.
— Но почему? — сиплым голосом спросил он, и я понял, что, будь он сероли-ким, он ни за что не покинул бы долину.
Я уцепился за первое пришедшее в голову объяснение:
— В горах прокладывают дорогу, взрывают скалы, и долину может завалить, вот я и отправился искать помощь.
Он даже не заметил стюардессу, которая предлагала ему апельсиновый сок. Та пожала плечами и пошла дальше. Я-то выпил бы с удовольствием, у меня пересохло в горле, но, может, сок давали только французским подданным, поскольку полет выполняла компания «Эр Франс». Закончил я тоном оскорбленного достоинства:
— Мир не заботит судьба Иргиза. Ничего удивительного, ведь о нем никто не знает. Только поэтому он и остался прекраснейшим местом на свете, но теперь его надо спасать.
— Почему же вы ничего не сказали тому репортеру из «Матч»? — воскликнул Жан-Пьер.
Я ответил, что это тайна и что я и так уже рассказал слишком много. Легенда из атласа на этом заканчивалась. Сам не знаю, почему я выбрал эту, а не другую. Можно было подобрать что-нибудь более практичное. Правда, она была на редкость захватывающая — на физиономию моего атташе стоило посмотреть.
— Так, значит… это туда я должен вас доставить?
В голосе его звучал ужас, смешанный с детским восторгом — мне это было приятно, потому что, когда мы с Лилой плескались в бухте, я, среди прочего, мечтал о том, как у нас — когда она овдовеет — будут дети и я буду рассказывать им свои любимые легенды, а они будут в них верить; все лучше, чем то образование, которое получали у нас другие дети: с десяти лет учиться обчищать карманы прохожих. От жизни не спрячешься, она все равно покажет себя такой, как есть, но чем позже, тем лучше.
— Постойте, постойте, — атташе судорожно оттянул узел галстука, — я что-то не понимаю. Почему вы отправились именно в Марсель? Вышли из вашей затерянной долины — и прямиком в Марсель?
Действительно, концы с концами сходились плохо. Но я тут же придумал: один из наших старейшин был знаком с профессором Марсельского университета господином Жироди, который знал, как избежать катастрофы, и меня послали уговорить его приехать к нам с отрядом спасателей.
— Но каким образом этот старейшина мог познакомиться с профессором, если он ни разу не выходил из долины? — спросил атташе.
Он начинал раздражать меня. К легенде не придираются, ее слушают, и все. Я упускал из виду, что для него это была подлинная история. Удивительно, как легко он мне поверил. Возможно, ставил себя на мое место и вообразить не мог, чтобы разумный человек, каким был он сам, зачем-то принялся сочинять небылицы, когда к нему специально приставили человека, который должен его устроить в определенном месте. Мне было выгодно использовать министерский престиж атташе, чтобы пробить себе дорогу, и совершенно не было смысла морочить ему голову.
— Профессор прилетел на вертолете, — сказал я.
— На вертолете?
— Да, господин Жироди исследовал горы с вертолета и потерпел аварию над нашей долиной. Мы вылечили его с помощью чудодейственных трав, и он нам сказал: «Я профессор Марсельского университета, специалист по загадкам природы, и если вам что-нибудь понадобится, приходите ко мне, потому что я обязан вам жизнью». А когда улетал, поклялся никому о нас не рассказывать.
Я с удовольствием повысил статус господина Жироди, старого учителя географии, и превратил его в этакого Indiana Jones — он это вполне заслужил.
— Но теперь-то, — вскинулся атташе, — теперь наоборот надо, чтобы весь мир узнал о существовании сероликих, чтобы люди встали на их защиту и долина была спасена! Понимаете? Нет, это уму непостижимо! Ведь у нас под рукой был фотограф из «Матч», можно было взять его с собой, сделать сногсшибательный репортаж, я представил бы вас борцом за экологию, за спасение долины Иргиз, а Франция, таким образом, оказала бы помощь Марокко в сохранении археологических ценностей. Но ничего, еще не поздно, можно успеть к следующему номеру, да еще я подключу телевидение. Там есть телефон?
—Где?
— В Иргизе?
Мне стало так смешно, что он с ходу освоился в моей легенде, так смешно, что я стал относиться к нему по-приятельски. И уже мысленно называл его просто Шнейдером, так же как старину Пиньоля, — что ж, это в порядке вещей, друзья меняются, как и все остальное в жизни: раньше я химичил с автомагнитолами и оказывал поддержку полицейскому; теперь летел в облаках в незнакомую страну, где, вместо корней, обзавелся легендой, и оказывал поддержку интеллигенту, который нуждался в сказке, чтобы забыть жену.
Отсмеявшись, я заметил, что мой атташе расстроен. Несмотря на кабинетный образ жизни и душевную травму, он сохранил чистое сердце, и ему было стыдно за свой заскок насчет телефона. Ведь я описал ему земной рай, где людей связывали самые подлинные чувства и где он, может быть, не потерял бы свою Клементину, если бы жил с ней в пещере у прозрачного ручья, отрезанный от мира. Я понимал его нравственные терзания: что лучше — спасти Иргиз, превратив его в курорт, или не нарушать первозданности долины, но допустить ее гибель?