Ночь с Ангелом - Кунин Владимир Владимирович (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
… А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки…
Или, широко расставив ноги и яростно жестикулируя, торжествующе гремел со сцены актового зала:
… Я волком бы выгрыз бюрократизм!
К мандатам почтения нету…
В семейном диспуте на тему «Есть ли антисемитизм в нашей стране?» Лешка участия не принимал — учил монолог Чацкого.
Чем и высвободил из плена приличий всю дедушкину окопную лексику.
Сейчас Лешка сидел в «совмещенном санузле», и из-за тонкой картонной двери слышно было, с какой печалью и грустью он бесчисленное количество раз повторял:
— «Был расточитель нежных слов», тетеря!!! — не выдержал дедушка Лифшиц.
— Сам знаю! — огрызнулся Лешка из-за двери. — «Был расточитель нежных слов»…
… А вы, о Боже мой, кого себе избрали?!
Когда подумаю, кого вы предпочли?..
Последние две строки Лешка буквально прокричал из-за двери. Но не грибоедовской Софье, а конкретным маме и папе, а также бабушке и дедушке!
Так ему тошнехонько было от появления Натана-Толика в его, Лешкиной, семье. Ему даже смотреть не хотелось в сторону своего новоявленного братца. Приперся, видите ли, орет без умолку, рожа красная, лысый, повсюду пеленки обсиканные, и, главное, все теперь вокруг него крутятся, будто с ума посходили!..
… Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок…
«Вот сейчас повешусь, тогда узнаете…» — подумал Лешка.
И жалко ему стало себя, ну прямо до слез.
Он брезгливо сдвинул висящие пеленки в сторону и сел на край ванны. И представил себе свои похороны.
Увидел скорбные лица мамы и папы, безутешное горе бабушки и дедушки, увидел свой рыдающий пятый «А»…
…и сам заплакал по-настоящему, отчетливо вспоминая, как в прошлом году хоронили младшую сестру дедушки тетю Нюру.
Про которую бабушка всегда говорила, что «Нюра — такая блядь, что пробы ставить некуда!..»
… Тут экран моего «просмотрового зальчика» вроде бы разделился на две половинки, и я увидел, как…
…одновременно с появлением Толика-Натанчика в семье Самошниковых — Лифшицев…
…не на Земле, не в клинике, не в каком-либо реальном месте и стране, а где-то в Необъяснимом, Непредставляемом, сокрытом от Человечества Мире невероятным образом сам по себе возник еще один Маленький.
Он появился во «второй половинке экрана» в тот же самый миг, когда в родильном доме будущий Толик-Натанчик покинул измученную страданиями Фирочку и тоненьким писком объявил всем о своем рождении…
Тот второй Малыш; возник не из боли и судорог, не из крови и разрывающих душу животных криков, а из большого, нежного и пушистого облака. Какая-то мультипликация, да и только!..
И ведь не запищал, не заплакал, а только открыл широко большие голубые глаза и Кому-то очень доверчиво улыбнулся.
Невидимый Кто-то завернул конвертиком края свисающего воздушного, молочно-белого и, наверное, очень теплого облака и укутал в него голубоглазого Малыша.
Я видел… Я видел, как это уютное облако, превращенное в постельку для новорожденного, стало медленно и бережно уносить Малыша навстречу Солнцу…
Ах, какие у него были голубые глаза!
Даже сейчас, находясь в состоянии, близком к гипнотическому, не очень отдавая себе отчет в происходящем, я готов был поклясться, что эти голубые глаза я только совсем недавно где-то видел! Пусть это даже прозвучит фантастически, но, как мне кажется, я видел их у человека совершенно взрос…
— Так это были вы, Ангел?! — потрясенно спросил я, с трудом выскребаясь из своего «просмотрового зала».
— Узнали? — удивился Ангел. — Странно. Столько лет…
— Глаза…
— Да, глаза действительно с возрастом не меняются.
— Послушайте, так вы, оказывается, на свет Божий появились вместе с этим Толиком-Натанчиком?!
— Конечно. Вы это тоже поняли? Мне кажется, что я об этом не упоминал.
— Нет, но я это сообразил просто как профессионал. Не обязательно так уж все и досказывать. Чутье-то у меня хоть какое-то осталось!.. Слава Богу, сорок лет в кино оттрубил.
— Приятно иметь дело с профи, — с удовольствием сказал Ангел. — Не перевариваю дилетантизм. Вы знаете, Владим Владимыч, с этим Толиком-Натанчиком мы вообще одно время шли почти параллельно: он в три годика пошел в детский сад, а меня в это же время направили в Амуро-Купидонскую младшую группу. Он семи лет поступил в первый класс, и меня в семь зачислили на подготовительное отделение средней Школы Ангелов-Хранителей… В отличие от своего старшего брата Леши Натанчик сразу же стал заниматься спортом. К его одиннадцати годам с ним боялись связываться четырнадцатилетние мальчишки… Кстати, в то время я тоже уже достаточно неплохо летал и стрелял из лука! Наши с ним пути разошлись тогда, когда нам исполнилось двенадцать лет. Если мне не изменяет память, это было в восемьдесят третьем. Толик попал в колонию для малолетних преступников, а меня в это же время отправили за границу на школьно-производственную практику — помочь его старшему брату Леше Самошникову…
— Как все чудовищно переплелось! — грустно вздохнул я.
Почему-то мне действительно стало жаль этих людей, история которых поначалу не показалась мне интересной.
— Ох, Владимир Владимирович, если бы вы знали, какие кошмарные события обрушились в тот год на Лифшицев и Самошниковых! Даже в мою незрелую голову двенадцатилетнего Ангела-подростка вползла крамольная мыслишка: а так ли уж все Люди на Земле находятся под неусыпным покровительством Всевышнего? Хотелось крикнуть — а этих-то за что?!! И только с Лешей Самошниковым ситуация, по современно-эмигрантским понятиям, на первый взгляд показалась рядовой и примитивной. В срочном порядке командировать туда взрослого, дипломированного Ангела-Хранителя было все равно что стрелять из пушки по воробьям. Поэтому послали меня, в качестве практиканта. Естественно, с последующим зачетом по Наземной практике и переходом в очередной класс нашей ШАХи…
— Куда?! — Мне показалось, что я ослышался.
— ШАХи, — повторил Ангел и пояснил: — Школы Ангелов-Хранителей.
— Так… И еще. Вы тут сказали фразу — «по современно-эмигрантским понятиям». При чем тут эмиграция? И почему вас отправили «за границу»?
— Но Лешка к тому времени уже эмигрировал! — досадливо произнес Ангел. — Вы этого разве не поняли?.
— Нет.
— О’кей, — примирительно сказал Ангел. — Значит, это моя вина. Дело в том, что Алексей Сергеевич Самошников, двадцати четырех лет от роду, будучи в составе труппы одного провинциального театрика, куда он был распределен сразу же после Театрального института, что на Моховой, поехал с шефскими спектаклями по частям Северо-Западной группы войск, расквартированных в Германии — тогда еще не объединенной…
— И дрыснул, — подсказал я.
— Почти, — согласился со мной Ангел. — Но…
— Погодите, погодите, Ангел! — взмолился я. — Давайте по порядку. И пожалуйста, начните с Толика-Натанчика. Во-первых, мне очень нравится это имясочетание, а во-вторых, с некоторых пор судьбы детей мне намного важнее, чем приключения взрослых.
И я с грустью подумал о том, что наша внучка Катя уже никогда не будет Ребенком…
Наверное, дети стали занимать мое внимание больше, чем взрослые, с тех пор когда я понял, что наша маленькая и любименькая Катька бурно взрослеет. И не так, как нам бы этого хотелось.
Еще совсем недавно, несколько лет тому назад, когда Катьке было десять — двенадцать, между нами пролегала всего лишь обычная, неглубокая и совершенно естественная канавка, полная извечных возрастных взаимных непониманий, обид и радостных, исцелительных прощений.
