Непоправимость волос - Малахов Олег (полная версия книги .TXT) 📗
Какой бывает жизнь без неопределенности… Обескураживающей, плотно обтягивающей тело материей, легко порхающей безотчетностью поступков. Жизнь еще может быть островом в океане крови. Ребенком в мути водорослей и тины. Бесконечной мольбой о предоставлении политического убежища на необитаемых территориях. Жизнь может захлебнуться слюной от зависти. Заполнить желчью любой жизнеспособный организм. Выжить и умереть. Продолжиться и закончиться. Может и не может. Она рискует собой и нами, мы рискуем ею и ради нее.
Uttering «child» sounds meaningless.
Не заставляй меня сжигать себя, каждый день, как новое столетие в ожидании тебя, как неопробованную виселицу, которая будет жаждать быть использованной по назначению и неизменно принести пользу и на том свете. Зная, что я ищу тебя, ты так бесполезно заказываешь мороженое в нашем любимом с тобой кафе (когда я найду тебя), и не думаешь обо мне, а думаешь обо мне, но не обо мне, а о некой фигуре, которую ты еще не знаешь, с которой олицетворяешь поцелуи своих губ, влагу на них, на щеках своих. На их румянце ощущаешь влагу, оставляемую губами того, кого как будто ты уже нашла в своих мечтания, кем вроде бы должен стать я. Однако я сейчас одиноко рисую твои портреты на полотнах неба и асфальта, и не понимаю, почему ты такая разная, и раскалываешь воображение то произнесением моего имени, несоответствующего действительности, то прикосновением к телу в надежде определить, тот ли пол ты выбрала для себя и меня, не существующих в реальности. Ты меняла мои паспорта, национальности, гражданство. Ты путала цвета моей кожи, глаз и волос. Меня по твоей милости уже измучились таскать по судам и выяснять, кто я, детали моей личности, или почему я есть. Уже подумывали о том, чтобы объявить меня умершим. А ты продолжала создавать меня заново. Хоть меня и убили мысленно все, кто боится неопределенности. Потом меня убили и те, кто уверен в себе и ничего, кроме смерти не боится. Потом мое тело распяли даже те, кто не боится умереть во имя чего-либо, за идею, умереть концептуальной смертью. И в итоге вскрыли и разбросали по свету мой мозг и представители немногочисленной группы умирающих безбоязненно и бесцельно. А ты так и не нашла меня, и в хламе без вести пропавших трупов не нашла.
Мы превратились в аксиому поиска, и в аксиому необходимости поиска, и ненаходимости. В банальность обмана и в блевотину одиночества! Не в «ты» и «я», а лишь в «общение». В две несоединимости. В неслышимость и невидимость. В уход в рассвет. В погружение в недостижимость. В поражение. В сражение. В лицемерие. В смирение. В перемирие. В раны на венах. В вино и измену. В еще одни раны. В раны на любом участке тела. В язву и неизлечимую опухоль. В иронию сновидения. В дни недели. В разделение на разделения. В воскресение и отрешение. Мы превратились и превратимся в разряженный воздух, нехватку такта. В резину. В пятна на простынях. В лучшего человека, который любит всех остальных. И опять мы превращаемся в глыбы грязи и шлама, квинтэссенции грубости и злости, приступы ярости и жестокости, в послания тиранов, в стихийные бедствия, катастрофы, в неуязвимую смерть человечества. В раны на поверхности неуязвимой смерти.
В воде на дне унитаза она видела раздваивающуюся радугу. У радуги были мои глаза, и брови над ними укрывали величие последующих мистерий, к которым она бессознательно готовилась, которым она уже преподносила подарки от сердца, минуя мозг. «Лишь бы она родила», — думал скрипач оркестра, а виолончелисту хотелось копченой телятины с пивом. Компромисс — моя мисс, это лишь компромисс. Не бойтесь. То, что я вам скажу, не покажется вам неудобоваримым. Хочу сделать из вас своего постоянного зрителя, мини-юбку, следующую за звуками моего желудка. Ле-ле-ле-ти… ле-ле-ле-чи себя от воздействия местных религий. Спи, как спят сумасшедшие. Люби, как любят ненавидящие. Стань неврастеником. Общество научилось прощать им все.
МЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ «-:-«О. Т. Ч. А. Я. Н. И. Е
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………..
И ты уже не тот человек, и я уже не тот человек. Но кто-то из нас обязательно напоминает кого-то из нас. (Смотри, как в литературе…) Но ты мне не говори, что мы умерли. Мы лишь стали дышать иначе. Мы создали новую форму бесформенности. Поэтому ты мне говоришь, что мы будем пытаться звать жизнь, будучи мертвыми, взывать ее прийти к нам, воскресить нас, отделенными от тел душами будем звать. Застревать в грозовых тучах. Я видела пути, которыми ты вводишь в заблуждение ведомых тобой слепцов. Я вводила вакцину тебе в пах, ожидая от тебя непредсказуемой реакции. Топтала твое тело, когда ты спал, и думала, ты представишь, что предстал пред высшим судом справедливости. Но ты посмеялся утром надо мной, назвав дурнушкой. С совсем невыносимым для меня просторечием смешал. А ведь я была красавицей, достойной восхищения.
Ты слушал Echoes и разрезал аккуратно персик, отделял мякоть от кости, накалывал кусочки кончиком ножа и направлял себе в рот. Я досматривала Pierrot Le Fou, готовилась к вечеру, убирала ненужные мне вещи в шкаф. Посматривала на тебя, сидящего в наушниках, едящего персики с вожделенным взглядом в центр потолка. «Пойдем…» — я потянула тебя за руку, когда последний кадр с утренним морем и словами о любви завершил кинофильм. Ты высвободил свою руку и снял наушники. Потом подошел ко мне, взял в руки меня, приподнял и швырнул меня на кровать, я ударилась о ее спинку. Крикнула от боли. Потом ты набросился на меня и принялся разрезать мое тело на маленькие кусочки. Один ты посвятил Веласкесу, другой — Рубенсу, а мои самые красивые отрезки тела ты называл Купидончиками, Софоклом назвал соединение между ног моих, один из самых замысловатых и изукрашенных твоими узорами кусок ты преподнес в дар Колумбу. Я не прекращала дивиться твоему мастерству и изяществу твоих движений. Я не видела никого и не знала о существовании кого-либо, кто бы так блестяще расправлялся с моим телом. С такой фантастичной фанатичностью и фантазией. Я была твоим персиком. О! Что бы ты сделал со мной, из меня, окажись я яблоком для Адама и Евы. Чем бы я стала для тебя?????????????????????????????????????
Тот, кто был мной в момент поглощения снов той, кем была та, которая была рядом с тем, кем был я, облачился в бесцветные одежды и ступил в черно-белый закат навстречу дыму изменения и оставления всего.
Сегодня никто не собирался закрывать окна, жар солнца отпугивал желающих покидать дома и растворяться в дорогах. Ты здесь, а где я?
В тихом дожде за океаном твоя улыбка лучиком далекой бездны трогает поверхности моих ран. В том, что мы не подражаем грубости окружающих, есть наше преимущество. Мы действительно оставили все.
Мы проходили мимо магазинных витрин, где разбросаны были аксессуары и одежда. Мы размениваем свои таланты. Мы приближаемся к катастрофе вдохновения. А в витринах винных ресторанчиков, погребков — распитые и разбитые бутылки, распавшиеся на части бокалы. Во все еще неоформленной витрине будущего кафе стояла обнаженная женщина, уже привлекавшая будущих посетителей. Все, кто проходил мимо, смотрели без изумления, а лишь дрожащими губами (шел снег) бормотали себе что-то под нос. Я наслаждался. Мои оголенные плечи были покрыты не по сезону естественным загаром. Полчища искусных манекенщиц преследовали меня в надежде прикоснуться то к левому, то к правому плечу, и выразить свое восхищение. Хлорка воды, которой я мыл тело, вредило ему, и я перестал мыть тело городской водой, а переселился в места бушующих речных потоков чистой праведной воды на не зараженных муниципальной грязью просторах. Мимо дворов и подворотен, из которых доносились резкие крики используемых женщин и грубо получающих удовольствие мужчин, проходил я. Кто-то кричал мне вслед. Обеспокоено перебирая разные имена, так как я не откликался. Но те, кто звали меня, знали наизусть все имена, на которые я мог отреагировать. Я создавал историю. Придумывал в ней тебя. Из глаз твоих создавал звезды, из слов — ответы на заветные вопросы детства.
