Жена путешественника во времени - Ниффенеггер Одри (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Смерть матери целиком поглотила моего отца. Каждая минута его жизни с тех пор была отмечена ее отсутствием, каждое его действие было плоским, потому что не было ее, чтобы вдохнуть в него жизнь. Матери бы это очень не понравилось. И когда я был молод, я не понимал этого, но теперь я знаю, как отсутствие означает присутствие, и оно как больной нерв, как темная птица. Если бы мне пришлось продолжать жить без тебя, я бы не смог, ты знаешь. Но мне хотелось бы видеть, как ты идешь свободная, волосы сияют на солнце. Я не видел это своими глазами, только в воображении, которое создает рисунки, которое всегда хотело нарисовать тебя, сияющую; надеюсь, что это видение будет правдивым.
Клэр, есть одна вещь, о которой не знаю, говорить ли, – боюсь, что если я тебе скажу, то это не сбудется (я знаю, это глупо). И я не хочу, чтобы ты ждала, а это может заставить тебя ждать дольше, чем когда-либо раньше. Но я скажу, на случай, если тебе что-то понадобится, после.
Прошлым летом я сидел в приемной Кендрика и внезапно оказался в темном коридоре незнакомого дома. Я запутался в груде калош, пахло дождем. В конце коридора я увидел полоску света под дверью, поэтому очень медленно и очень тихо пошел к двери и заглянул в комнату. Комната была белая, залитая ярким летним утренним светом. У окна, спиной ко мне, сидела женщина, одетая в кораллово-розовый кардиган, с длинными белыми волосами, рассыпанными по спине. Перед ней на столе стояла чашка. Наверное, я чем-то выдал себя, или она почувствовала меня за спиной… Она повернулась и увидела меня, и я увидел ее, и это была ты, Клэр, эта женщина была тобой, в будущем. Это было волшебно, Клэр, словами не передать, прийти к тебе как будто с того света, увидеть все прошедшие годы на твоем лице. Ничего тебе больше не скажу, представь все сама, не хочу, чтобы ты смогла это спланировать, все будет, когда придет время, а оно придет. Мы снова увидимся, Клэр. А пока – живи полной жизнью, будь в этом мире, который так прекрасен.
Уже темно, и я очень устал. Я люблю тебя, всегда. Время – ничто.
Генри
АНТРОПОЛОГИЯ
КЛЭР: Кларисса взяла Альбу, Розу, Макса и Джо кататься на роликах в Райнбо. Я подъезжаю к ее дому забрать Альбу, но я приехала раньше, а Кларисса задерживается. Открывает дверь Гомес, в одном полотенце.
– Заходи,– говорит он, широко распахивая дверь.– Кофе хочешь?
– Конечно.
Иду за ним через их захламленную гостиную на кухню. Сажусь за стол, который заставлен оставшимися после завтрака тарелками, и расчищаю место, чтобы поставить локти. Гомес шумит у стойки, делает кофе.
– Давненько твою мордочку не видел.
– Была жутко занята. Альба ходит на все эти уроки, я ее везде вожу.
– Над чем-нибудь сейчас работаешь?
Гомес передо мной ставит чашку и блюдечко и наливает кофе. Молоко и сахар уже на столе, и я угощаюсь.
– Нет.
– Ясно. – Гомес облокачивается на кухонную стойку, обняв обеими ладонями чашку. Волосы темные от воды и зачесаны назад. Никогда не замечала раньше, что он начал чуть-чуть лысеть. – Ну а кроме того, что шоферишь на ее высочество, чем занимаешься?
«Чем я занимаюсь? Я жду. Я думаю. Я сижу на нашей кровати и держу старую клетчатую рубашку, которая по-прежнему пахнет Генри, глубоко вдыхаю его запах. Хожу на прогулку в два часа ночи, когда Альба крепко спит в постели, долго гуляю, выматывая себя, чтобы уснуть. Веду разговоры с Генри, как будто он здесь, со мной, как будто он может видеть моими глазами, думать моими мозгами».
– Почти ничем.
– Хм.
– А ты?
– Я? Ну… Руковожу городским советом. Играю в строгого главу семьи. Как обычно.
– Ясно.
Потягиваю кофе. Смотрю на часы над раковиной. Они сделаны в форме черной кошки: хвост мотается вперед-назад, как маятник, большие глаза двигаются в такт, тикают громко. Сейчас одиннадцать сорок пять.
– Есть хочешь?
– Нет, спасибо, – качаю я головой.
Судя по тарелкам на столе, у Клариссы и Гомеса была медовая дыня, яичница и тосты на завтрак. Дети ели «Лаки Чармз», «Чириоз» и что-то, намазанное арахисовым маслом. Стол напоминает археологическую реконструкцию семейного завтрака человека двадцать первого века.
– С кем-нибудь встречаешься?
Я смотрю на Гомеса, все еще стоящего у стойки и держащего кофейную чашку на уровне подбородка.
– Нет.
– Почему нет?
«Это не твое дело, Гомес».
– В голову не приходило.
– Тебе нужно об этом подумать. Он ставит чашку в раковину.
– Почему?
– Потому что тебе нужно что-то новое. Кто-то новый. Ты не можешь просто сидеть всю оставшуюся жизнь и ждать, когда появится Генри.
– Могу. И делаю это.
Гомес делает два шага и останавливается около меня. Наклоняется и прикладывает губы к моему уху.
– Разве ты не скучала… по этому?
Он проводит языком по внутренней части моего уха.
«Да, скучала».
– Уйди, Гомес, – шиплю я, но не двигаюсь. Сама мысль приковывает меня к месту.
Гомес собирает мои волосы и целует сзади в шею.
«Давай, о да, давай!»
Закрываю глаза. Руки поднимают меня со стула, расстегивают рубашку. Язык на шее, на плечах, на сосках. Слепо протягиваю руку и нахожу махровую ткань, полотенце, оно падает. «Генри». Руки расстегивают мои джинсы, стаскивают их, укладывают меня на кухонный стол. Что-то падает на пол с металлическим грохотом. Еда, столовое серебро, полукруг тарелки, долька дыни под моей спиной. Ноги разведены в стороны. Язык на влагалище. О… «Мы на поляне. Лето. Зеленое одеяло. Мы только что поели, и у меня во рту по-прежнему чувствуется вкус дыни». Язык уходит, оставляя открытое пространство, мокрое и открытое. Открываю глаза; смотрю на полупустой стакан апельсинового сока. Закрываю глаза. Твердое, настойчивое проникновение члена Генри. «Да. Я ждала очень терпеливо, Генри. Я знала, что рано или поздно ты вернешься». Да. Кожа соприкасается, руки на грудях, движение туда и обратно, ритмичное, глубже, да, о…
– Генри…
Все прекращается. Громко тикают часы. Открываю глаза. Гомес смотрит на меня сверху: обиженный? злой? В этот момент его лицо ничего не выражает. Хлопает дверца машины. Я спрыгиваю со стола, бегу в ванную. Гомес кидает мне вслед одежду.
Одеваюсь и слышу, как со смехом через переднюю дверь вваливается Кларисса с детьми. Альба кричит: «Мама?», и я отвечаю ей: «Сейчас выйду!» Стою в тусклом свете кафельной черно-розовой ванной и смотрю на свое отражение в зеркале. В волосах «Чириоз». Мое отражение выглядит бледным и потерянным. Мою руки, пытаюсь пальцами распутать волосы. «Что я делаю? Что я позволила сделать с собой?»
И ответ приходит: «Теперь ты путешественница во времени».
КЛЭР: Мы идем в «Эд Дебевикс» – в награду Альбе за терпение во время похода по галерее, где мы с Клариссой любовались искусством. Здесь, в торговом центре, настоящий пир. Только войдя в дверь, мы чувствуем атмосферу 1964 года. «Kinks» играют на полную громкость, везде полно плакатов:
«Если вы действительно хороший покупатель, вы закажете больше!!!»
«Пожалуйста, говорите отчетливее, делая заказ».
«Наш кофе так хорош, что мы пьем его даже сами!»
Видимо, сегодня день воздушных шаров в виде животных: джентльмен в сияющем пурпурном костюме вручает Альбе таксу, а затем превращает ее в шляпу и надевает ей на голову. Альба верещит от удовольствия. Где-то полчаса мы стоим в очереди, и Альба даже не пикнула; она смотрит, как флиртуют официанты с официантками, и молча оценивает воздушные шарики у других детей. Наконец официант в очках в роговой оправе с бэджем «Спаз» подводит нас к столику. Мы с Клариссой открываем меню и пытаемся найти что-нибудь съедобное среди «Чеддар Фрайз» и мясных рулетов. Альба без конца повторяет одно и то же: «Молочный коктейль!» Когда появляется Спаз, на Альбу вдруг нападает стеснительность, и мы клещами вытягиваем из нее, что она будет молочный коктейль с ореховым маслом (и маленькую порцию картофеля фри, потому что я разрешила, ведь обедать только молочным коктейлем – это упадничество). Кларисса заказывает макароны с сыром, а я овощное рагу. Когда Спаз уходит, Кларисса поет: «Альба и Спаз сидят на дереве и Ц-Е-Л-У-Ю-Т-С-Я…», и Альба прижимает руки к ушам, качает головой и улыбается. Официант с бэджем «Базз» носится за стойкой заказов и поет под караоке Боба Сигера: «Мне нравится этот старый рок-н-ролл».
