Золото собирается крупицами - Хамматов Яныбай Хамматович (книги TXT) 📗
В последние годы, после того как Галиахмет-бай открыл в девятьсот восьмом году новый прииск и здесь вырос целый поселок, он стал чаще наведываться сюда — золота добывалось все меньше, и это тревожило его по-настоящему, не давало ни дня покоя. Он скупил по дешевке старые, заброшенные шахты, принадлежащие когда-то немецким компаниям, вел усиленные поиски новых месторождений, рыскал по всем берегам Юргашты, однако удача обходила его стороной…
И вот сегодня будто второе солнце заглянуло в окна его кабинета и пронзило его острой радостью. Солнце было маленьким, оно лежало на чистом листе бумаги, и от него нельзя было оторвать глаз.
«Неужели я нашел, наконец-то, о чем мечтал многие годы? — думал Галиахмет-бай и, отойдя от стола, издали смотрел на самородок, еще не веря до конца в нежданно свалившееся счастье. — Не мог же этот камень упасть с неба? Он наверняка был окружен такими же своими братьями и сестрами, и нужно поскорее найти всех его родственников!»
Услышав стук в дверь, он, как кошка, в три прыжка оказался около стола, убрал самородок, положил ключ в карман и лишь потом тихо отозвался:
— Да, да! Войдите!
Это был Аркадий Васильевич, его управляющий, — старая и хитрая лиса, которому он мало доверял, как и другим своим служащим, не всегда чистым на руку, но без которого пока не мог обойтись. Управляющий знал свое дело, а это со счета нельзя никогда сбрасывать.
Аркадий Васильевич входил всегда как-то боком, держа руки за спиной, и эта, кособокая манера была не по душе баю, но изменить походку своего управляющего он был не в силах. Даже когда он стоял у стола, казалось, он что-то прячет за спиной, в своих руках. Он был тучноват, грузен, но одет подчеркнуто по-городскому — в ладно, по фигуре сшитый темно-синий костюм, свежую белую рубашку с посверкивающей золотой булавкой в черном галстуке. Волосы его, редкие, едва прикрывавшие лысину, были как будто не причесаны, а прилизаны коровьим языком, и концы их вихрились у висков.
— Ну, что узнал нового? — насупясь, спросил Галиахмет-бай. — Этот старый ишак так ничего и не сказал, где он нашел золото!
Управляющий снял с мясистого носа пенсне на шнурке, помахал в воздухе стеклышками.
— Самородок нашел не он, а его сын… Галиахмет-бай привскочил в кресле, будто его ущипнули за мягкое место.
— Так вот почему он молол тут про своего сына, а у меня все это мимо ушей…
— Мальчишка показал свою находку отцу, а тот испугался и велел ему отнести и бросить этот камень на то место, где он его поднял… А по дороге на мальчишку напал кто-то и избил до полусмерти… Может быть, кто-то хотел отнять самородок, но вряд ли, поскольку самородок не пропал…
— Как ты думаешь — это золото с нового места?
— Там, где мы моем, такие самородки не попадались никогда…
— Так, так. — Галиахмет-бай не усидел в кресле, встал и прошелся по мягкому ковру. — Значит, мы можем напасть на новую жилу? Не мог же кто-то потерять на берегу такой дорогой камешек?
Управляющий спокойно следил за суетливыми и нервными движениями хозяина, понимая, что того охватывает алчное и жадное чувство. При мысли о новом золотом песке, который может хлынуть в его карманы, но не разделял его радости — какая ему выгода, что Галиахмет-бай станет еще богаче, чем был? Может быть, он лишь повысит немного его жалованье, и только… Но ответил ему, как и подобало человеку, честно служившему своему хозяину
— Здесь золота край непочатый — его нужно лишь искать… Я сколько раз убеждал вас, что нужно усилить разведку, но вы не хотите тратиться… Так из-за крошек можно проворонить целый каравай…
— Я просто не верил, что оно лежит рядом, прямо у нас под носом… Ты думаешь, что это лежит на земле щепка, поднял ее, а под нею золотой слиток!
— Но если мы даже нападем на жилу и откроем новое месторождение, нам будет трудно набрать рабочих… Народ тут суеверный и дикий… Все боятся хозяина горы, злых духов!
— Ну и пусть боятся!.. Отару пугливых овец можно вести куда угодно, лишь бы был умный вожак…
— И все-таки они скорее пойдут рубить дранку, чем работать на наш прииск…
— Ничего! — Галиахмет-бай довольно потирал руки, глаза его лихорадочно поблескивали. — Найди мне золото, а приманку мы придумаем… И сытые мухи садятся на мед!
Он взял со стола бумагу и протянул ее управляющему.
— Вот тебе талисман, Аркадий Васильевич!..
— Невероятно! — пробежав глазами бумагу, прошептал управляющий. — Сам, без всяких уговоров, отказался от самородка?.. Я же говорил вам — дикий народ…
— Да, народ темный, но у народа есть душа, — сказал бай и многозначительно помол чал. — И с ним нужно обращаться поласковее… народ любит, когда его хвалят… Он за одно это горы для тебя своротит… Его злом и строгостью не возьмешь!
— Вы хотите сказать, что я излишне жесток и требователен? — обидчиво вскинулся управляющий. — Разве я стараюсь для себя?
— Я ничего такого не сказал! — бай пожал плечами. — Мои уши не слышали никаких худых слов!.. Ты не зря получаешь свои деньги!.. Откроешь новое место — я щедро одарю тебя!.. Я это к тому, что не всегда нужно идти напролом там, где можно обойти стороной… Я бы на чал с того, что поговорил бы с мальчиком Хайретдина, раз он нашел этот самородок…
— Он еще без сознания… У него сломана рука и нога!..
— Тогда срочно пошли за доктором в Оренбург!.. Мало одного — привези двух, трех, но пусть они вылечат мальчишку!.. Денег не жалей!.. Сейчас мы можем потерять целый новый прииск! А теперь ступай — я сегодня очень устал… Завтра я тоже уеду в город, буду ждать от тебя только хорошие и добрые вести — понял?
— Слушаюсь, — управляющий, бесшумно ступая по ковру, удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.
Галиахмет-бай снова щелкнул ключом и вынул самородок. Усталости и сонливости как не бывало — он смотрел на тускло поблескивающий камень и думал, что может смотреть так часами, как всегда испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение. Даже любовь женщины не приносила ему столько радости, сколько давали эти минуты, делавшие его сильнее всех…
5
Бедняки рано ложатся спать, потому что у них нет керосина. Если же и найдется немного, то не станет бедняк жечь керосин понапрасну.
А к богачам поздно приходит сон, ведь у них всегда есть керосин и всегда есть деньги, на которые можно сразу купить большую бутыль керосину, чтобы жечь его сколько душе угодно!
Поселок тонул во тьме. Лишь в середине его горели желтые прямоугольники байских окон. Они бросали свет на мечеть с торчащим минаретом, на ближние крыши, образуя ярко освещенный круг, и от этого круга только чернее казалась темнота на краю деревни, гуще собирались тени в глубине дворов, у плетней, обмазанных глиной.
Хисматулла так и не осмелился пройти мимо мечети и, миновав крайние дома, задворками вышел к своему саманному, крытому дерном домику. Голова его болела, во рту было сухо и горько руки дрожали. Стараясь не шуметь, он открыл дверь, но, не сделав и двух шагов, наткнулся на старый самовар, стоявший у стены. Самовар упал набок и загремел. Тут же в переднем углу, где лежала на нарах мать, послышался сгон.
— Ты что, заболела?
— Как ты долго сегодня, сынок… Я уж лежу и думаю: может, случилось что? Людей теперь много всяких на дорогах…
Хисматулла покраснел, помолчал с минуту, радуясь, что в темноте мать не увидит его лица.
— Ты заболела?
— Хажисултан-бай зарезал лошадь на мясо, и Хуппиниса велела мне вымыть внутренности. Может, надорвалась от тяжести… — Мать застонала от боли. — Алла, ой алла! Так болит, моченьки моей нет…
— Зачем ты пошла туда? Ты же еще вчера жаловалась, что болит спина!
— А как же не ходить? Зажги огонь, поешь, сынок. Там лапша для тебя стоит, поищи, в деревянной миске.
— Чувал растопить?
— Не надо зря тратить дрова, зима скоро. Там лучинки на очаге, вот и зажги…
Хисматулла, водя руками как слепой, нашел лучину и стал рыться в золе, отыскивая горящий уголек. В темноте сверкнула крохотная искорка. Хисматулла осторожно подложил угли, встал на оба колена и принялся раздувать. Но угли были плохие, из гнилого дерева, они никак не разгорались, и снова голова у него неприятно закружилась, в висках заломило. В наступившей тишине радостно заверещал сверчок.
