Переводчик - Евстигней И. (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
Неслышно, как вороватый кот, я крался по узкой улочке, вымощенной массивными известняковыми плитами с красной окаемкой. Мягкие сапожки из козьей кожи скрадывали движения, а в складках шерстяного плаща коварной змейкой притаился изящный, удлиненный по египетскому образцу, кинжал с рукоятью в виде двух переплетенных львиных тел и двумя львиными мордами вместо гарды. Красивая, холимая, безжалостная игрушка. Я привычно обвил ладонь вокруг рукояти, и кинжал подался ко мне, влился мне в руку. Я остановился и замер, вглядываясь в звёзды. А звезды замерли, вглядываясь в меня…
Поднебесная. Безумие
В Сянган мы прилетели уже ночью. Город лоснящейся рептилией лениво ворочался под брюхом самолета, мерно покачивая тускло мерцающими кольцами. В салоне было почти пусто; в Пекине мне пришлось пересесть на «Лодку небесной реки», старый дребезжащий лайнер местного производства, державшийся в воздухе, как я подозревал, только благодаря своему названию и помощи богов. Полсотни пассажиров, все жители Поднебесной, как загипнотизированные, прилипли к иллюминаторам. Я отстранился от стекла, откинулся на спинку кресла – плохо прикрепленное к полу, вот-вот отвалится, оно мягко качнулось – и закрыл глаза. «Ну, здравствуй… – прошептал я. – Примешь меня?..» И затаился, затих, прислушиваясь к ударам собственного сердца. И в ту же минуту влажное, обволакивающее, напоенное солью и сотнями ароматов дыхание мягко коснулось меня, лизнуло, будто узнавая, радуясь мне, как брошенный пес, повизгивая от переполняющих его чувств, встречает непутевого хозяина. «Ну, здравствуй же, здравствуй… – задыхаясь от волнения, ещё раз прошептал я. – Видишь, я снова вернулся…»
Наконец шасси на удивление нежно коснулись земной тверди, наша "лодка" заложила залихватский пируэт и начала неспешно выруливать к терминалу. Я мысленно поблагодарил всех богов Поднебесной за то, что оставили нас в живых, потом пилотов за их непревзойденное мастерство – почему-то я был уверен, что возносить благодарности стоит именно в такой последовательности. Аэропорт Чхеклапкок был, как всегда, сверкающим, футуристическим, стерильным и безлюдным. До мелочей знакомый терминал, сталь и стекло, стекло и сталь, всё блестит и сверкает, как в самых крутых компьютерных играх… сто метров прямо, почти бегом, вприпрыжку, движущаяся дорожка – это для ленивых, потом направо и вверх по эскалатору, и снова по эскалатору, и вот он – огромный, переполненный воздухом и светом зал иммиграционно-таможенного контроля с рядом узких стоек на противоположной стороне. Это всё моё, моё, мой город, мой воздух, мой мир, и я – я снова здесь!.. От избытка чувств я разбежался по жемчужно-серому зеркалу пола, лихо крутанул арабское сальто, даже рюкзак в руке не помешал – высоко получилось, молодец, профи, чего говорить… ещё разок, слабо? Мне слабо?!! («Ох, Алексей, да тебе и пить-то не надо. Пятьдесят граммов достаточно – лишь бы для запаха. А дури у тебя и своей хватает….» – отец недовольно постукивает пальцами по подлокотнику кресла, крепкие отполированные ногти и добротный, играющий искрами бриллиант в фамильном перстне…) Я перевернулся в воздухе ещё раз и приземлился прямо напротив пожилого китайца в ярко-красной, вырви глаз, униформе за высокой стойкой, который с неприкрытым удовольствием смеялся, наблюдая за моими упражнениями.
– Ваш паспорт, господин…?
Я вытащил из кармана тонкий пластик и протянул улыбавшемуся таможеннику.
– Хммм… так вы не гражданин Поднебесной? – ниточки бровей удивленно взлетели вверх.
– К сожалению, – пожал я плечами. – Но я здесь родился.
И уточнил на втором слое:
– Моя мать была китаянкой.
Такие точки на i лучше расставлять сразу. Проверено опытом.
– Тогда минуточку, небольшие формальности…
И на втором слое:
– Сейчас мы решим эту маленькую проблемку…
Ого, неужели сотрудники иммиграционно-таможенной службы научились шутить?! Он приложил мой паспорт к терминалу, пару раз согласно кивнул головой, вглядываясь в монитор (ещё бы, с визами-то у меня полный ажур… пока что…), задал несколько стандартных вопросов и через минуту бравым шлепком прилепил мне на грудь переливчатый фиалковый бэдж в форме уродливой кляксы.
– Теперь вы наш гость. Желаю вам хорошего пребывания в нашей стране, – он протянул мне паспорт и показал рукой на бэдж. – Идентификационную карту не снимать! Носить на видном месте!
– Знаю, знаю, не снимать, даже в душе! – и, не удержавшись, вставил на втором слое: – Буду лепить её себе на задницу! (Конечно, куда ж я без идентификатора, который будет извещать окружающих о том, что я иностранец и со мной нужно вести себя подобающим – острожным – образом?)
И потом на двух слоях сразу:
– Спасибо! – залихватски козырнул доброму таможеннику, схватил свой просвеченный насквозь рюкзак и выскочил из здания аэропорта в густую чернильную ночь.
Снаружи обдало сразу же и нещадно, как в на совесть натопленной русской бане, так что футболка и джинсы мгновенно напитались влагой и намертво прилипли к телу. Да ладно, не привыкать. Я махнул рукой группке местных извозчиков, сбившихся в тесный кружок и что-то активно там обсуждавших, и уже через полминуты широкий, как шаланда, древний красный автомобиль подкатил ко мне, плавно покачиваясь на рессорах, как на волнах.
– Доброго прибытия! Куда господин едет? О…
Удивился таксист на обоих слоях сразу. Перевел глаза с фиолетовой кляксы-иностранки на моё лицо, потом снова на кляксу. Да, вот так-то вот получается: две родины, а в результате ни одной настоящей, везде как чужой… вернее, как «свой среди чужих, чужой среди своих» – точнее не скажешь, уж не помню, откуда эта фраза… В любом случае, объяснять ему мне ничего не хотелось, поэтому я плюхнулся на заднее сиденье и коротко бросил:
– В Гонконг, за Спину Дракона, чуть дальше, к заливу Большой волны.
– Знаю, – таксист кивнул. – Но далеко и поздно?
– Да, далеко и поздно, – подтвердил я. – Я заплачу.
Десяток-другой секунд китаец напряженно обдумывал ситуацию, потом наконец кивнул головой и захлопнул дверцу. Я усмехнулся. Точно так же напряженно обдумывали ситуацию наши (о, всё же наши?) русские девчонки, с которыми я пытался познакомиться в ночном клубе или малознакомой компашке. Улыбнуться в ответ или нет? Сказать своё имя или лучше не стоит? Какой-то он странный… да нет, вроде симпатичный, и забавный… И шепот добросердечной подружки… да он же полукитаец! К тому же ещё и переводчик! Они же все чокнутые! Ну и что, что красавчик? И прикольный? И деньги есть? А дети пойдут – от них же дети рождаются, как и они сами, чокнутые!.. Ой, да, об этом-то я не подумала… тогда лучше не надо… И смущенная улыбка в ответ – извини, я жду своего парня, а он очень-очень ревнивый, сам понимаешь… Да, конечно, понимаю. Извини и ты тоже, удачи…
– Господин, можно включить музыку?
– Что? – не успел я вынырнуть из своих мыслей.
– Музыку включить можно? – перепросил таксист.
– Ах да, конечно, можно…
Первой со мной заговорила только Аля… моя радость, моя любушка, моя милка, моя, моя, МОЯ… и напоенная горячечным жаром ладонь скользит по шёлковистой, вся в росинках пота, змейке позвоночника…
Я вздрогнул. Музыка прокралась тихо, коварно, сгустилась из воздуха как едва заметное марево, подрагивающее над дорогой в полуденном зное, и потом вдруг ударила резко, без предупреждения. Третья часть концерта номер два соль-минор «Летняя гроза» рыжего священника Вивальди, отрешенного от сана за недозволенное поведение во время службы. Странный выбор музыки… неожиданный… Брызжущие потоки звуков вырвались из тесной каморки кабины и выплеснулись в чужую и терпкую, напоенную соленой влагой Южно-китайского моря ночь. Заднее сиденье автомобиля было широченным и пружинящим, как добротная антикварная софа. Я сдвинулся за спину водителя и по совместительству любителя европейской классики, оперся спиной о дверцу и смотрел, смотрел, не в силах оторвать взгляда, как за прозрачной линзой крыши трепещущие струи барочной, девятисотлетней выдержки грозы омывают уродливый лес небоскребов…
